Дослушав репортаж, Соня выключила телевизор и, что есть силы, зажмурилась. Никакая физическая боль не могла сравниться с той, что поселилась в ее душе.
Глава 9
Значит, не ошиблась. Значит, это действительно был он… И теперь… теперь совершенно невольно, как и двенадцать лет назад, Амиром наполнилась каждая секунда её жизни. Соня пыталась абстрагироваться, выстраивала блоки, противореча тем самым собственному желанию в себе разобраться, а потом снова мысленно возвращалась… то в день той чудовищной аварии, то в их одно на двоих прошлое.
Ну, да… На двоих! – горько хмыкнула Соня. Кого она пытается обмануть? Их никогда не было двое. Всегда кто-то третий, или что-то третье… То, что важнее Сони, то, без чего ему никак нельзя. А она просто была. Крутилась в поле его притяжения. Как далекая планета вокруг своего светила, то приближаясь почти вплотную, то удаляясь на сотни лет.
Может быть, в самом начале. Когда между ними еще ничего не было. И никого не было. Ни его жены, которую Амир поместил в закрытую наркологическую клинику сразу же после того случая с Кариной, ни каких-то новых грандиозных проектов, которым была во многом подчинена вся его жизнь потом.
Долгое время Соня запрещала себе вспоминать те первые, самые счастливые дни…
В первый раз, в качестве няни ребенка Амира, Соня встретилась с малышкой уже на следующий день. Едва не зазевалась, погрузившись в очередной расчёт, но, к счастью, ей позвонила секретарь Амира Шамильевича и строгим тоном напомнила, что её прихода будут ждать.
Дочка Амира росла замечательной девочкой. Правда, робкой и немного забитой. Может быть поэтому Соня так сразу к ней прикипела сердцем? Как знать. Эту кроху она беззаветно любила… Что, впрочем, не мешало ей довольно трезво оценивать девочку. Очевидным было одно – приходящая нянька с ней совершенно не справлялась. Нет, она очень старалась! Добродушная и улыбчивая, она так сильно старалась! Но опасаясь не угодить хозяевам, потакала любой прихоти подопечной. На тот момент Соня мало что понимала в вопросах воспитания подрастающего поколения, но даже ей было понятно, что ребенок должен как-то развиваться, а не сидеть целыми днями у телевизора. И тогда она занялась этим вопросом вплотную! Сколько книжек она прочитала в тот момент! Сколько информации перелопатила! И Монтессори, и Глена Домана, и Макаренко… И… увлекла, таки, девочку, заинтересовала! Фактически, у них оставалось не так много времени до прихода основной няни. Каких-то пара часов вечером, и пара часов с утра, до того. Но Соня старалась вложить в Карину по-максимуму. Они и рисовали, и лепили, учили буквы и цвета, разбирались со счетом. И все в удовольствие, с радостью и интересом.
Соня впервые почувствовала себя уверенно на преподавательской ниве. У неё отлично получалось! Да и совмещать работу няньки с учебой оказалось не так уж и сложно. Фактически, она была свободна с половины десятого вечера и до семи утра. Это же сколько всего можно было переделать, перечитать, изучить… И совсем ей Кариночка не мешала!
С Амиром они встречались скорее мельком. Если он ночевал дома – Соня уходила к себе. Если дела не отпускали, Соня оставалась ночевать в небольшой комнатке, примыкающей к огромной детской Карины.
Однажды, спустя где-то неделю, с ними произошел довольно забавный случай, который сейчас София вспоминала с улыбкой, в то время как тогда случившееся воспринималось ею катастрофой вселенских масштабов.
Карина была девочкой своенравной. И поначалу Соне приходилось выдумывать всякие хитрости, чтобы заставить маленькую негодницу заняться каким-то полезным делом. В тот день Карина решила устроить очередной показ мод. Отговаривать ее от этой мысли было совершенно бессмысленно, и Соне оставалось разве что с энтузиазмом поддержать идею подопечной, и уж в процессе внести в нее нужные педагогические корректировки.
Отрывалась Карина основательно! По легенде – она была известным модельером, а Соня - ее моделью. Нацепив на себя слишком длинное платье, боа и найденную в недрах гардеробной шляпу, Карина колдовала над своей жертвой. Делала ей прическу и даже красила специальной купленной в Детском мире косметикой. Вечерний туалет «модели» представлял собой шикарную вручную расшитую скатерть, обмотанную вокруг тела, и несколько ниток бус.
Соня не слишком переживала начет своего внешнего вида. В тот момент ее гораздо больше занимали цилиндрические волны Эйнштейна-Розена, точнее - их вид в циклических координатах. Она осторожно строчила формулы и графики, время от времени вскидывая рассеянный взгляд на занятую делом малышку, и спрашивала:
- Что ты сейчас накрасила?
- Твои lips…
- Верно! А до этого?
- Глазы…
- Глаза, - поправляла Соня. - А на английском?
- Eyes… - выговорила девочка и, высунув от усердия язычок, продолжила свое занятие.
- Verygood. Что по-английски означает «очень хорошо». А теперь давай вспомним счет!
- One, two… three.
- Very good! I’m so proud of you.
- Что ты сказала? Кроме «Verygood»?
- Я сказала, что очень тобой горжусь! – Соня, наконец, отбросила от себя исписанные только ей понятными формулами бумажки, вскочила и увлекла Карину за собой. Та громко захохотала, вскидывая ручки вверх.
- Ну, что? Идем купаться?
- И даже не повеселимся? – глаза крохи наполнили бездонные озера слез. Можно было подумать, до этого они с ней грустили! Соня хмыкнула. Поправила сползшую на груди простынь и между делом поинтересовалась:
- И как же ты предлагаешь повеселиться?
- Потанцевать! Знаешь, как я красиво танцую? Даже лучше тебя!
Соня сделала излишне недоверчивый взгляд и усомнилась:
- Да ну… Лучше меня?! Такого просто не может быть!
- А вот и да! – стояла на своем Карина, нетерпеливо подпрыгивая на одном месте.
- Это мы еще посмотрим! Ну-ка, включай музыку!
Танцевать Соня не умела в принципе. А где ей было учиться? Ни на какие кружки она не ходила, точно так же, как и на дискотеки. Да и музыка в их доме звучала нечасто. Не хотелось Сереженьку беспокоить. И если говорить откровенно, не нужна ей была та музыка, Соня предпочитала тишину. В общем, так вышло, что в тот вечер она танцевала впервые. Смотрела на довольно уморительные движения Карины, подражающей танцующей девице на экране большого плазменного телевизора, и усердно повторяла за ней: залихватски крутила бедрами, закидывала руки за голову и притопывала ногами в такт.
Неизвестно, сколько бы это все продолжалось, если бы Карина не заметила притаившегося в дверях отца. И неизвестно, сколько он там простоял и сколько успел увидеть. На Соню нахлынула такая отчаянная волна стыда, что она покачнулась и, запутавшись в злосчастной скатерти, упала на диван.
- Папа! Папа приехал! – орала Карина, взбираясь отцу на руки, как маленькая обезьянка.
- Ой… - только и выдала Соня, глядя в его карие смеющиеся глаза.
- Планы поменялись, - пояснил Каримов в ответ на ее невнятное бормотание относительно того, что он ведь собирался в командировку, и вообще…
Лишь спустя несколько месяцев Соня догадалась, что ничего у него не поменялось. Это была просто проверка. Господин Каримов всего лишь хотел проверить, что происходит в доме в его отсутствие. Ну, и проверил…
Много позже, когда они изредка возвращались к событиям того вечера, Амир, посмеиваясь, говорил, что лучшего зрелища он в своей жизни не видел. Соня улыбалась и соглашалась, мол, да, зрелище было что надо – безумный начес на голове, макияж а-ля «колхоз на выезде» и скатерть вместо вечернего платья! Амир возмущенно качал головой, распускал руки и жарко шептал на ушко, что ничего подобного он не видел. А видел самые чудесные ножки на свете, мелькнувшие, когда Соня упала. А потом гладил эти самые ножки и целовал…
Амир Каримов был изумительным, невероятно изобретательным и чувственным любовником…
Амир Каримов не оставил шансов другим мужчинам. Сейчас Соня и вспомнить не могла, а были ли они вообще в ее жизни? Кто-то точно был… Джек… Ах, да…
Соня тяжело вздохнула и растерла лицо. Впервые за все дни, что она провела в больнице, боль немного отступила. И вроде бы физически она чувствовала себя намного лучше, чем вчера или позавчера, а вот в душе вся муть всколыхнулась.
Соня наблюдала за вошедшей в палату санитаркой, которая каждый день меняла ее постельное, обрабатывала полы, драила унитаз… и думала о том, в какую же копейку влетает ее пребывание в этой клинике. Ведь, несмотря на то, что в какой-то момент вопрос острой нехватки денег решился сам по себе, и она стала вполне прилично зарабатывать, в больнице об этом знать не могли. Так почему ее привезли именно сюда? Почему приняли? Ответ напрашивался сам собой. Но он был настолько невероятным, что Соня лишь сердито отгоняла свои догадки.
С чего бы ему беспокоиться?
Даже если взять и представить, что он каким-то магическим образом узнал ее залитое кровью лицо… с чего бы ему так стараться? Он ни в чем не был перед ней виноват. Соня знала, на что шла. Точнее, думала, что знает. Но опять же, разве это его проблемы? Нет! Абсолютно. Она никогда его не обвиняла. Даже в моменты отчаяния ей нечего было ему предъявить. Амир никогда и ничего ей не обещал. Соня сама придумала то, чего не было, нафантазировала невесть чего. И поверила… так глупо поверила, что счастье возможно.
Нет. Амир не из тех людей. Он наверняка уже и думать о ней забыл. Сколько у него было женщин, после неё? Красивых, успешных, ярких. Смешно и самонадеянно думать, что их притяжение сохранилось. Он был звездой, вокруг которой кружили десятки самых разных планет. Это он их притягивал, никак не наоборот. А если с орбиты сошла какая-нибудь планета, то, что ему, солнцу, будет? Оно все так же будет светить. Купать в своих лучах другие планеты, отдалять от себя, наказывая холодом, или сжигать в огне…
Когда-то ей казалось, что она тоже сгорела…
Так кто же все-таки оплачивает лечение? Может быть, Глеб. Это вполне в его духе. Но… только, если бы Соня представляла какой-нибудь интерес для его хозяина. Но разве это не она уже для себя решила, что такого просто не может быть?! Голова гудела от миллиона мыслей. Уж лучше бы боль вернулась и вышибла из головы эту дурь!
Закончив прибираться, к выходу потянулась санитарка. Соня поблагодарила женщину за старания и, злясь на саму себя, отвернулась к окну. Ничего нового она там, конечно же, не увидела. Зама – она и есть зима. И ветка эта голая, беззащитная, бьющая тревожно в окно, и небо… совсем непраздничное. Закрылась и снова открылась дверь. Соня перевела равнодушный взгляд на визитера, да так и застыла, заледенела, замерла…
Наверное, она сошла с ума, и ей почудилось. Другого объяснения происходящему быть не могло.
- Привет… - отрывисто поздоровалась галлюцинация.
А что? Галлюцинация она и есть… Иначе, с чего бы Каримову злиться? Так злиться, что эта злость в глазах яркими всполохами, языками адского пламени брызжет. И клокочет, рычит внутри – она ведь чувствует… Всегда его чувствовала. Всегда… И сейчас ничего не изменилось! Кажется, галлюцинация это тоже поняла. Видение прикрыло глаза и сделало глубокий размеренный вдох.
Стоп! А разве галлюцинации дышат?
- Привет, Соня… Узнала?
Если первую фразу галлюцинация проговорила спокойно, то ко второй его будто бы опять подорвало. Было в ней что-то вроде «посмей только не узнать». Какой-то вызов был и горячность.
Ей нужно что-нибудь говорить? Конечно, нет! Вызывайте санитаров, да, Ковалевская?!
Видение переместилось ближе, и она уловила его аромат. Зажмурилась. Сердце болезненно билось о и без того ушибленные ребра. Его аромат перекатывался на рецепторах и, кажется, впитывался в ее кровь.
- Как ты себя чувствуешь?
Его голос оказался все таким же хриплым, а вот акцента совершенно не стало. Но если бы Амир действительно был галлюцинацией, порожденной её помутившимся разумом, он бы вряд ли звучал именно так, по-новому.
Ну же… ответь, идиотка! Мало ли, почему он приехал! Выразить сочувствие! Почему нет! Какого черта, Ковалевская?!
Соня с большим трудом заставила себя взглянуть на Амира еще раз.
- Здравствуй. Да, конечно. Узнала. Вы не слишком изменились, Амир Шамильевич. Я видела вас по телевизору. Очевидно, я тоже должна поблагодарить вас за спасение.
- Хоть ты перестань! – нервно дернул головой Каримов. – Как эта запись всплыла – ума не приложу. Дурдом какой-то.
Амир устало растер лицо и сковал ее пристальным непроницаемым взглядом. Соня кивнула, отстранилась, опустила ресницы. А потом разозлилась! На саму себя разозлилась… На эту предательскую дрожь, охватившую ее тело, на оглушительные басы зашкаливающего сердечного ритма.
- Зачем вы здесь? – после долгой, затянувшейся паузы спросила она.
- Чтобы расставить точки.
Глава 10
- Чтобы расставить точки.
Сказал и… все! Отпустило! Как-то сразу расхотелось бороться с тем, что было сильнее его. Сильнее любых доводов, старательно выстраиваемых рассудком, сильнее воли… Этой тяге невозможно было противиться, хотя – видит бог – он пытался. Зря. Ведь только сейчас, когда он себя до конца отпустил, и его страх, наконец, притупился. Тот самый страх, который на самом деле возник еще годы назад, но в котором Амир себе только сейчас признался – боязнь того, что он уже сам себе не принадлежит. Что он так тесно переплелся с другим человеком, что между ними вообще не осталось зазоров.
Амир взял стоящий у окна стул и под растерянным взглядом Сони придвинул его вплотную к кровати. Медленно, как старик, на него опустился. Скользнул по ней жадным взглядом, подчиняясь охватившему его сумасшествию. Как никогда понимая, что если он сейчас переступит черту, если позволит себе Соню от макушек до кончиков пальцев, если даст своим чувствам волю, позволив им войти в свою жизнь – дороги назад не будет. И ничего, вообще ничего не будет… без неё. Пробовал – знает.
Он помнил тот липкий, холодный ужас, когда почувствовал ее там… на трассе. Он отдавал себе отчет, что ощущал все эти дни, когда усилием воли заставлял себя держаться от нее подальше, в то время как она отходила от операции и мучилась от боли. Амир пытался работать, а вместо этого видел перед собой ее залитое кровью лицо и переполненные болью глаза. Разве он мог их разглядеть в сгущающихся ранних сумерках? Ни в коем случае. А все равно видел… Расплавленное серебро радужки, опоясанное темным кольцом. Он помнил их так отчетливо… Её всю! То, как она двигалась, смеялась, сердилась, как смотрела на него измученными усталыми глазами в момент, когда просила его отпустить. И он отпустил… Даже не потому, что пообещал ей однажды исполнить любое её желание, и нужно было слово держать. А потому, что не мог ее видеть такой – несчастной, и знать, что он причина тому.
- Расставить точки? – удивилась Соня. - А разве мы этого не сделали давным-давно?
- Нет, – покачал головой Амир. – Я - нет. Однозначно. А ты?
- Я не знаю… - прошептала Соня спустя некоторое время, в течение которого размышляла о чем-то своем. – Знаю только, что перед отъездом… хотела бы разобраться. Да. Может быть, ты прав. Но… знаешь, все так неожиданно.
Она всегда была такой. Правдивой, до зубовного скрежета. Но сейчас ее искренность совершенно не вызывала в нем отторжения. Напротив. Он, наверное, понял её огромную ценность. Амир втайне порадовался, что в этом плане Соня не изменилась. Её глаза были все теми же чистыми, незамутненными предательством и корыстью озерами.
- Возможно, нам действительно стоит поговорить, – еще тише добавила она.
- Поговорить? Да, наверное. И это тоже… Впрочем, знаешь… У меня несколько другие мысли на этот счет, – парировал Амир, а после запнулся – потому что не было у него никаких мыслей. Его приезд в больницу стал авантюрой чистой воды. Порыв, которому сейчас он был благодарен. Так о каких мыслях он толковал?!