Знаю, Джаг и папа так же тяжело, как и я, переживают потерю abuela, но я — эгоистична и замкнута в себе. Я безвылазно сижу дома, не считая походов в магазин или тех случаев, когда приходится спуститься в зал для кратких встреч с папой. Обычно я приношу ему еду, а после убираюсь оттуда к чёрту.
Кроме того, я избегаю любых контактов со всеми моими коллегами — даже с Тайлером. Знаю, оставаться в комнате большую часть дня ненормально, но прямо сейчас это как раз то, что нужно.
Круз, как и обещал, звонил и писал каждый день. Он сказал, что сегодня вечером вернётся домой, и заглянет ко мне. Мужчина всё ещё не разглашал никаких деталей о том, где он, что делает или, если уж на то пошло, с кем он. С каждым днём это только всё больше и больше распаляет моё любопытство. Но я всегда напоминаю себе, что у него тоже есть свои семейные заботы. Должно быть, дело именно в этом.
В смысле, справедливо, что Круз был рядом во время всех моих взлётов и падений — ну, в основном падений или самых депрессивных моментов жизни — и моё желание узнать, что же произошло такого важного, что мужчина улетел на пять дней, пропустив тренировку, только растёт.
Я слышала, как папа разговаривал с ним по телефону на счёт тренировки в зале отеля, но все мы понимаем, что это даже рядом не стоит с тем, чем занимаются ребята в «Престоле Диабло». Должно быть, в его жизни было что-то поважнее, если Круз отказался от тренировки, бросив свою команду.
Мужчины в зале — братья. Они ежедневно работают друг с другом, поддерживая свои тела в форме.
Я ненавижу бои — это не тайна. По мере того, как я становилась старше ненависть уменьшалась, но упрямая частичка меня всё ещё не даёт мне признаться в этом самой себе.
Будучи маленькой девочкой, я видела в своём отце моего личного героя, моего рыцаря в сияющих доспехах, короля на троне, или чем бы это, чёрт возьми, ни было — и мне было больно, это рвало мне душу, когда он приходил домой избитый и потрёпанный после боя. Даже несмотря на то, что он выиграл большую часть своих поединков, папа всё равно возвращался с боевыми шрамами. Я помню, как отекали его глаза, но он всё ещё улыбался как дурак, потому что победил. Но это всё сказывалось на его теле.
Мне нравится, что он отошёл от своих прошлых выступлений, предпочтя управлять личным залом — и этого достаточно для него, чтобы удовлетворить свой голод по спорту. Не думаю, что кто-то сможет хоть когда-то понять, какое огромное влияние он оказывает на всех своих молодых бойцов. После того, как в тот вечер я увидела в баре Эша вместе с его отцом — это напомнило мне о том, сколько зла по-прежнему остаётся в спорте.
Хорошо, что я потеряла сознание в машине, потому что, думаю, какими бы крутыми бойцами не были эти двое — им бы не удалось затащить меня в больницу. Слишком много плохих воспоминаний.
Так что, на данный момент, я живу на деньги на моём сберегательном счету, лапше «Top Ramen» и множестве бесплатной дряни на Амазоне.
Когда я вошла в зал, он, как и обычно, был заполнен — раздавался привычный шум от ударов по боксёрской груше, гул бегущей дорожки и грубый голос моего отца, что отчитывал чью-то бойцовскую задницу. Всё это звуки дома. Моего дома. И я буду защищать его всеми силами и средствами.
Я с ногами забираюсь на стул, что стоит за столом в папином кабинете. Мне никогда не нравилось, как эти мужчины доводят свои тела до края. Я знаю человеческое тело и на что оно способно — однако, они так жёстко и неестественно делают это, что близки к пределу саморазрушения. Но в конечном результате, эти мужчины становятся чемпионами — действующими чемпионами, портретами которых увешаны стены «Престола Диабло».
В считанные секунды мне становится скучно, что, впрочем, не удивительно, потому, открыв ящик, я проверяю его на наличие в нём каких-либо снеков. Верхний — забит под завязку стикерами, старыми купюрами, квитанциями и прочим дерьмом. Забавно, что этот стол — единственная неорганизованная часть его жизни. Мне никогда этого не понять.
Аbuela — та, кто держал нас в строю и на ходу, заботясь о том, чтобы были полны, как наши желудки едой, так и сердца любовью. Я покачала головой, забрасывая весь хлам обратно, захлопнув его. После я перехожу к следующему ящику. В нём, помимо одинокой фото моей матери и отца ничего нет. Но и это меня не удивляет. В беспорядке отца нет ни единой последовательности или причины.
И когда я открываю последнюю секцию— перед глазами встаёт пелена. Ага, я попала в яблочко. Моя кровь вскипела. Ящик заполнен вредной пищей. Батончики, шоколадные кексы, конфеты, жирные чипсы и, в дополнение, парочка огромных бутылок виски.
Я отреагировала так из-за того, что аbuela умерла из-за болезни сердца. Её сын, мой papi, должен знать, что это передаётся генетически. Мои мысли иррациональны, а действия — ещё более хаотичны, но из-за красной пелены я чувствую головокружение, а после моё здравомыслие едва ли не тонет в пучине гнева.
Папа — единственный, кто у меня остался на этой земле. Последний, из всей семьи. И я не собираюсь стоять и смотреть, как он делает это со своим телом. Я с такой силой выдёргиваю ящик из стола, что металлический треск заглушил шум в зале. После — швыряю его на стол. Мне даже не нужно поднимать взгляд чтобы понять, что всё внимание присутствующих обращено ко мне — и я разгневана этим. Я перехожу на испанский, как и каждый раз, когда выхожу из себя. Я позволяю себе кричать, пока папа распекает нового мудака.
— Достаточно, Лейла.
Папа подошёл ко мне.
— Нет.
Я упираю руки в бёдра.
— Какого чёрта на тебя нашло?
Я слышала, как кто-то позвонил в дверь, но мне плевать.
— Ты пытаешься умереть? Хочешь оставить меня совсем одну?
— Иисус, нет.
Схватив горсть вредной еды, бросаю её в папу. Я слышу, как в зале пронёсся едва ли не синхронный вздох бойцов.
— Тогда что это?
— Это еда.
— Прекрати умничать. — Я выхватила из второго ящика фото, и ткнула им в его лицо. — И почему, пап? Она оставила нас, чёрт возьми. Оставила нас, и теперь…
Слова застряли в горле. Изнутри поднялось разочарование. Я понятия не имею, как с этим справиться. Разорвав фото на мелкие кусочки, я подбросила ошмётки в воздух. Сократив между нами расстояние, папа заключил меня в свои объятья. Я бью его по груди.
— Лейла, детка, всё будет хорошо.
— Я не могу потерять тебя, — срывается шёпотом с моих губ.
— Ты не потеряешь меня.
Я позволила папе обнять меня. Я откинулась на его широкую грудь, как делала много раз раньше, будучи маленькой девочкой. Он вновь и вновь шепчет, что всё будет хорошо, пока я сама не начинаю верить в это.
После нескольких долгих минут тишины, мужчина посмотрел поверх моей головы.
— Возвращайте свои задницы обратно. Вы тренируетесь не для того, чтобы стать Мисс Америка.
Я услышала, как бойцы разбежались, и привычные звуки спортзала возобновились в одно мгновение.
— Чёрт возьми, девочка, мы должны ввести тебя, — услышала я подшучивание Джага.
Папа отступил, и Джаг притянул меня в свои крепкие объятья, прежде, чем тоже вернуться к тренировке.
— Ты должна обуздать свой характер, Лейла, — пожурил меня папа.
— Прямо сокровище из твоих уст. Особенно, если учесть, что унаследовала я это явно от тебя.
— Но я держу себя в руках. Большая разница. — Папа взъерошил мои волосы. — Ты травмировала себя.
Я шутя быстро показала ему средний палец, прежде чем у него появился шанс сломать его.
— Единственное, о чём я мечтал, так это о том, чтобы ты выросла уверенной в себе и смелой женщиной. Думаю, это мне аукнулось. — Папа притянул меня в свои ещё одни долгие объятья. — Я должен вернуться к работе, ребёнок.
— Люблю тебя, — прошептала я.
Он вернулся к рингу, где его ждали два молодых бойца. Я развернулась посмотреть, кто же пожаловал к нам, пока мои, с тех пор как я вернулась домой, сто тридцать два фунта [17], разразили настоящую бурю вокруг.
Круз ошеломлённо застыл. С его плеча свисала спортивная сумка, а грудь мужчины была обтянута тёмно-синей Хенли [18]. И эти чёртовы спортивные брюки, что опасно-низко сидят на его бёдрах.
Облизнув губы, после я прикусила одну.
— Добро пожаловать, Круз.
Я был уверен, что смогу за пять дней выбросить её из головы — но едва ли. Эти огромные карие глаза, великолепная оливковая кожа и вздорный характер влекут меня даже больше, чем прежде. Будь Лейла обычной красивой женщиной, которую жаждал мой член — у меня бы получилось. Как же я ошибался. С каждым разом мне всё сложнее бороться с этим порывом.
Будучи бойцом, я никогда не имел серьёзных отношений. Женщинам так необходимо время — а у меня оно в дефиците. Лейла другая. Я хочу дать ей это. Я не грёбаный девственник. Использовать, а после бросить — вот, как я поступал в прошлом. Не то, чтобы в глазах своих бывших я оставался мудаком или ублюдком — их это просто устраивало. По окончанию поединка во мне зашкаливает адреналин — и я не отказываю себе в том, чтобы воспользоваться одной из вьющихся вокруг меня кисок. Но не более.
Ненавижу то, что мне пришлось оставить Лейлу. Но это была необходимость. Я не мог оставить нетронутой ту бомбу, которую сбросили на меня со смертью отца. Чем больше я пытаюсь разобраться с этим — тем сильнее всё внутри меня переворачивается. Часть меня злится от того, что папа скрыл это от меня, но в то же время, я чувствую себя мудаком из-за той ненависти, что испытываю к своему покойному отцу, который преподнёс мне весь мир.
Лейла смягчает всё это. Когда я вижу её — всё остальное исчезает. Это ненормально и неправильно, но это работает со мной.
Стоит девушке отойти от стола, как я заключаю её в свои объятья. На ней узкие брюки для йоги и ещё более узкая рубашка с длинным рукавом. Мне трудно собраться с мыслями от того, как эта вещица идеально обтягивает грудь девушки.
— Привет, Задира.
Наклонив голову, девушка подалась ко мне.
— Задира?
— Ага, кажется ты настоящий боец.
Лейла закатила глаза.
— Я вышла из себя.
«Это ошибка. Огромная грёбаная ошибка,» — мысленно твержу я себе вновь и вновь, но, в конечном итоге, игнорирую голос разума. Схватив за талию, притягиваю Лейлу к себе, пока между нами не осталось и дюйма расстояния. Наши тела идеально подходят друг другу.
— Скучал по тебе, Задира.
Она пожала плечами, словно это невеликое дело.
— Не очень-то и скучала по тебе.
Я ущипнул её за бок, от чего девушка взвизгнула, подпрыгнув, в итоге лишь ближе прижавшись ко мне.
Она нежно погладила своей ладошкой меня по груди.
— Ладно, ладно! Я скучала по тебе, Грозный.
Я уж точно не соскучился по тому, как она облизывает губы. Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не податься к ней и ощутить, каковы на вкус её губы. Я так чертовски сильно хочу её.
— Я должен тренироваться, и думаю, Босс не потерпит этого в своём зале.
— Поужинаем сегодня?
Я киваю, подмигивая своей собеседнице.
— У меня дома.
— Ладно.
Лейла чуть покраснела.
— Захвати с собой всё необходимое для ночёвки.
Хотел бы я добавить то, что крутится в моей голове. До того, как придёт время проснуться, я жаждал держать её обнажённой в своих объятьях. Ласкал бы её нежное тело, пробуя на вкус, а после — всю ночь напролёт занимался бы с ней сексом. Только от одной мысли об этом мой член дёрнулся. Я вынужден отступить на шаг от Лейлы, изо всех сил пытаясь справиться со своим стояком. В ответ на этот жест, девушка улыбнулась.
Мне никогда не избавиться от её плена. Босс убьёт меня.
Подавшись ко мне, Лейла оставила на моей щеке поцелуй.
— Увидимся вечером в семь.
Развернувшись на пятках, Лейла бросилась к двери. А я, после поправив восставший в спортивных штанах член, всё это время не мог отвести взгляд от её подпрыгивающей идеальной задницы. Забросив на плечо свою спортивную сумку, отправляюсь в раздевалку. В тот момент я не желал ничего больше, как протянуть руку вниз, и получить разрядку.
Вернувшись в зал, я не удивился, что нос к носу столкнулся с Боссом. Он зол. Я никогда не пасовал ни перед кем, но этот мужчина мой тренер и кумир, поэтому мне больно думать, что я разочаровал его.
— Что происходит? — Прорычал он, уперев руки в бёдра.
Я прикусил щёку изнутри, понимая, что сейчас мне нужно подобрать слова.
— Она мне нравится.
— Она — моя дочь.
— Я знаю, сэр.
— Она испытала ад на своей шкуре по части мужчин. Сделаешь ей больно — и я, чёрт возьми, убью тебя. Мне следовало пообещать то же самое и Эшу Чендлеру.
Я вышел из себя только от одного упоминания этого грёбаного мудака. Если мне повезёт, то мы скоро встретимся на ринге — моя злость только возросла после того, как я больше узнал об истории, связывающей его и эту семью. Я знал, что между двумя тренажёрными залами существует какое-то дерьмо вроде соперничества, но масштаб причинённого вреда становится опасным.
— Я понимаю это, Босс. Обещаю, я не причиню ей боли. Я, эм… Я…
Он хлопнул меня по плечу.
— Хороший ответ. Позаботься о ней.
Развернувшись на пятках, мой оппонент направился прочь. Я ждал, что он оторвёт мои фамильные драгоценности, и повесит на стену зала. Оставшись стоять на своём месте, я пытался осмыслить слова тренера.
Почувствовав благодарность за то, что мужчина не будет препятствовать моим встречам с единственным человеком, который уравновешивает мой мир, я расслабился. Я смогу отправиться с ней на свидание, вкушать её и наслаждаться близостью.
Даже не догадываясь об этом, Лейла исцеляет меня.
Собственное отражение в зеркале напомнило мне об облезлой кошке. Намылить, пройтись бритвой — и так до тех пор, пока каждый дюйм моей кожи не станет гладким. Какая бы, искра не проскочила сегодня в зале между мной и Крузом — она, чёрт возьми, была настоящей, и ударила меня по лицу.
Конечно же, прежде чем он ушёл, я оценила то, насколько хорошо он выглядит, его ямочки на щеках и тело Халка — но теперь это тот храм, который я хотела разрушить. Когда большая ладонь Круза накрыла моё бедро, я возжелала упасть в объятья этого мужчины, накрыв его губы своими. Я не осознавала, насколько сильно за последние пять дней соскучилась по своему новому другу, пока не увидела его. Все мысли о том, чтобы закрыться в своей комнате и погрязнуть в страданиях исчезли.
Он заставляет меня хотеть жить и не сдаваться. Я не имею ни единого чёртового понятия, как объяснить это. Круз Феликс пробуждает во мне что-то смелое и необузданное.
На этот раз мне хотелось запомнить то, как он будет меня раздевать, потому сегодня я дала себе клятву не пить. По телу прошлись мурашки, стоит только представить прикосновение его пальцев к моей коже.
— Лейла, — раздался в доме голос отца.
Схватив свою огромную сумку, я выплыла в гостиную. Ага, я в прямом смысле парю от данного Крузом мне обещания. Даже, если всё, что мне светит, это наслаждение от наших подшучиваний, его великолепные ямочки и сладкий лесной аромат — этого достаточно, чтобы заставить меня парить выше грёбанного воздушного змея.
— Эй, старик.
Выйдя из-за угла, я прошла в гостиную.
Папа выглядит уставшим, истощённым и уничтоженным тем, через что заставила его пройти жизнь. Опустившись на кушетку, мужчина вытянул ноги.
— Я не старик, — прорычал он.
Не более чем притворство — и я знаю это.
— Круз заберёт меня вечером.
Я немного побаиваюсь его ответа. Мне всегда претила мысль о том, чтобы встречаться с бойцом. Папа кивнул.
— Знаю.
Мои плечи чуть расслабились. Я не была уверена, как он отреагирует. Он умный мужчина — и сейчас, окольными путями, я получила его одобрение.
— Ты будешь не в восторге, но мы должны поговорить об этом.
— О чём?
Напряжение вновь сковало меня.
— Сядь, — указал papi.
Не препираясь с ним, как это бывает обычно, я села в затёртое кожаное кресло, которое так любила аbuela.
— Сегодня днём я столкнулся с твоей мамой.
Я в ужасе ударила себя по губам, прежде чем гневно выпалить: