Дальше всё, как в качественном кино. Медики действуют довольно осторожно, перекладывая его на носилки. А мне дают ровно три минуты, чтобы я переоделась и взяла всё самое необходимое для того, чтобы поехать с ними, выслушивая по дороге сказки о том, что они будут усердно заниматься поисками нападавшего.
Времени не считаю, но проходит точно меньше получаса. Я сижу в дежурном отделении в ожидании врача и его заключения. Ждать приходится недолго. Черноволосый мужчина в белом халате, лет тридцати пяти, не больше, довольно дружелюбно обращается ко мне и оповещает, что ранение не серьёзное. Всё могло бы быть гораздо хуже.
А могло бы и вообще не быть, если бы я не была такой трусихой и не переехала бы.
Чёрт.
Самое вот время самоедством заниматься.
Не замечаю, как начинаю грызть ногти, а мужчина речь свою продолжает, утешая меня тем, что я могу пройти к Михайлову в палату.
Меня дважды приглашать не нужно.
Спустя считанные минуты появляюсь, чуть ли не с порога подлетая к его койке и хватая за руку.
Рот в беззвучном возгласе открывается, что сказать — не знаю, я просто чертовски рада, что дышит. Дышит и улыбается, глядя на мой растерянный и потрёпанный вид.
— Я тоже рад, что с тобой всё хорошо.
Чуть сжимает мою ладонь в своей, таким вот не принудительным жестом заставляя меня дышать свободнее.
Я не отойду от него. Покуда он здесь — не отойду, и он это знает, даже не пытаясь чем либо апеллировать и прогнать меня, дабы выспалась в нормальных условиях. Да, мне нужен отдых, не спорю. Но мне не нужен сон. Мне нужно чувство того, что я в безопасности. А эту самую безопасность я чувствую только с ним. И плевать, что нас двоих чуть не пришили. Я его не оставлю.
Как и следовало, ночую возле его койки, предварительно попросив у дежурных никого к нам не пускать. Друг, брат, сосед, дальний родственник — пусть ни на одну уловку не ведутся, и я не считаю мою излишнюю осторожность признаком паранойи. Хотя, я её и не отрицаю.
Даже в этих условиях мне удаётся не просто поспать, а даже выспаться. Может, потому что здесь куча народу и тут мы под присмотром. А может, потому что больничные кресла в подобных ситуациях кажутся до жути удобными.
В полдень нас ждёт разговор с доктором, который не стесняется в открытую намекать на то, то по сравнению с теми ранениями, с которыми сюда люди поступают, рана Славы — всего лишь мелкий порез. А я и не против, особенно когда он прописывает ему постельный режим и должный уход. Если это и есть те самые условия, на которых нас домой отпустят, то дайте мне бумаги и покажите, где подписать.
Домой, как и следовало, нас сопровождают, а я позволяю себе вновь пропустить через свою голову мысль: а что было бы, если бы не его деньги? Приехали бы на вызов через час, а потом до больницы на автобусе отправили? Пф. Усмехаюсь, качая головой.
Плевать.
Мы дома.
Слегка прихрамывая и не без моей помощи, он добирается до комнаты и плюхается на кровать, даже глаза закатывает от ощущения любимых мягких простыней, уталкивая голову на перьевой подушке. А я, в свою очередь, занимаю роль не только домработницы, но и сиделки. То еду ему в постель таскаю, то таблетки, то пиздюли, когда он забывает о несовместимости алкоголя с этими самыми таблетками и просит вместо чая принести пива.
Забавно даже, я будто и не замечаю, а в такой короткий промежуток он становится для меня чуть ли не самым важным человеком, ради которого я готова просыпаться и жить. Дружескими отношениями мы обмотали себя сразу. Ибо он видел, как я на отношения реагирую и как боюсь к кому-то привязываться, хотя его порывы покинуть эту френдзону я видела, как минимум, дважды. Один раз по-пьяни было, да и то он извинялся после этого лет двести. А вот второй раз был вполне осознанный, настойчивый немного даже, и моё сознание сработало через чур, стоило ему тогда оказаться в моём личном пространстве. Помню его руки, помню это приглушённое “Почему нет?”, помню, как оттолкнула тогда и как избегала с ним встречи практически неделю. А потом всё на свои места встало, хотя я и видела не раз его реакцию на мои откровенные наряды, стоило нам вместе на каком-нибудь мероприятии оказаться. А он лишь руками разводил и со своей ухмылкой фирменной вещал, что это природа, и против неё не попрёшь.
Очередной, на удивление, спокойный вечер, мою посуду в кухне, а после смачиваю марлю и топаю к нему в комнату для перевязки.
На кровать сажусь рядом, поджимая под себя одну ногу и приподнимая его майку. Аккуратно, даже слишком, снимаю старую повязку и прохожусь влажной марлей по поражённому, но потихоньку заживающему месту. А он отчего-то молчит, наблюдая за моими действиями и немного даже пугая своим молчанием, ведь обычно у него рот не закрывается.
Мои глаза опущены, я донельзя медленно обрабатываю рану, рассматривая ничем не примечательные татуировки на его торсе. Взгляд слегка туманится, и я уже не замечаю, как неторопливо начинаю водить марлей по проглядывающимся кубикам, вырисовывая на его животе какие-то незамысловатые узоры. А потом его короткий смешок, и меня как будто водой холодной окатывает. В себя прихожу, таращась на него глазами недоуменными и абсолютно не понимая, сколько времени я уже это делаю и какого чёрта я вообще это делаю.
Головой встряхиваю и хочу убрать руку, но он резко пресекает это и перехватывает, удерживая за запястье.
— Не бойся, — тихо, тихо и ласково, но я отнюдь не знаю, чего боюсь: его, или собственных желаний. — Лера... — вполголоса зовёт меня, начиная тянуть на себя мою руку.
Марля никуда не делась, и я невольно оставляю от неё влажный след вдоль по торсу, рисуя дорожку от кубиков пресса практически до самого кадыка. Мгновение, и от оставляет мою руку рядом со своей головой, заставляя едва ли не упасть на него и оказаться неимоверно близко.
— Посмотри на меня, — я упорно всё ещё таращусь ему в грудь, а затем нехотя поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Подбородок дрожит. А вместе с ним дрожит всё внутри, смешиваясь в жуткий трепет противодействия, когда колкое желание встаёт остриём поперёк горла и не даёт получить желаемого. — Просто расслабься, — он говорит это тогда, когда его губы практически невесомо касаются моих, а свободная рука проникает под мою майку. Подушечки пальцев ласкают спину, стон едва не прорывается наружу, но я держусь, держусь из последних сил, пока голова не тяжелеет и не опускается, и я автоматически упираюсь лбом в его подбородок, ласкаясь, как кошка.
Ещё чуть-чуть, и я замурлычу.
Пожалуйста, прекрати.
Его рука поднимается всё выше, доходя до плеча и постепенно начиная изучать грудь. Второй же всё ещё держит, не давая права отступить.
— Перестань, — шепчу куда-то в грудь, до жути не убедительно, — прошу, — поднимаю голову, совершая роковую ошибку и проигрывая, когда смотрю на него переполненными желанием глазами, — я не могу... — чёртово “Не могу”, которое идёт вразрез с чёртовым “Хочу”.
Приоткрываю рот, хочу впиться в его губы. Хочу сесть сверху и оставить след своего языка везде, где только придётся. Чувствую, как между ног становится влажно, стоит мне только подумать, чем это может обернуться. Чего стоит одна только мысль о том, как он грубо схватит, подминая под себя и наваливаясь весом своего голого тела. Как вонзится в шею, оставляя засос и срывая с меня одежду. Как силой раздвинет мои ноги и не будет обращать внимания на протест, и как будет дразнить, слишком долго не входя и заставляя извиваться и просить прекратить эту пытку.
Но вместо всего этого я лишь в очередной раз не могу пойти наперекор своим внутренним позывам, всё же отпрянывая от него и вставая на ноги. Не смотрю в его сторону, поскольку по одному его вздоху понимаю, что от моего отказа он далеко не в восторге.
Поправляю майку, приглаживая волосы нервным жестом и покидая его комнату.
Мне нужна вода.
Много воды.
Иду на кухню и залпом выпиваю целую кружку, заставляя себя отдышаться.
А после топаю к себе в комнату, открывая ноутбук и решая успокоиться старым добрым способом, которому Михайлов же и научил. Да, я имею ввиду просмотр роликов на ютубе.
Захожу в интернет, вводя в поисковой строке желаемое, но внезапно отвлекаюсь на входящее на почту сообщение, щурясь и переходя по ссылке.
Строка загрузки отчего-то заставляет нервничать, и уже спустя несколько секунд я вижу сообщение с какого-то неизвестного адреса. Рука дрожать начинает, но я кликаю.
Сообщение открывается, а вместе с ним открывается и способность моих нервных клеток висеть на волоске. В открывшейся вкладке я вижу фото. Фото нашего дома, который сфотографирован на весьма близком расстоянии. А подпись...подпись простая. Я бы даже сказала — отсутствующая, ведь всё, что прилагается к этому снимку — это чёртов подмигивающий смайлик.
Теряю дар речи в очередной раз.
Не могу находиться одна, даже будучи зная, что за дверью — мою спасение от одиночества.
Подлетаю, срываюсь с места и бегу в комнату Михайлова, рывком отворяя двери.
— Слава! — кричу с порога, покуда он испуганно блокирует свой планшет и откидывает его на кровать.
— В чём дело? — украдкой интересуется, а у меня в голове словно срабатывает какая-то задвижка, принуждающая меня прокрутить последние обстоятельства с самого начала.
Этот телефонный звонок, который так и остался нераскрытым. Его долгий поход в магазин и эта чёртова записка. Потом нападение, которое произошло при довольно странных обстоятельствах, учитывая его хорошую физическую подготовку. И вот сейчас... Это сообщение и его реакция, и моя подлетевшая до небес паранойя.
— Лера? — словно за уши вытягивает из моего кома мыслей, морщась, но всё же вставая с кровати.
— Это... — не верю, что хочу это произнести, — всё это время... — он стоит на ногах, а я автоматически делаю шаг назад, громко сглатывая и наконец произнося то, отчего пульс с неимоверной скоростью начинает набирать обороты, — это был ты?
Комментарий к Глава 5. Перестань, прошу, я не могу... Потому что Билен. Потому что песок. И потому что вертела я спокойное развитие событий с радугой и единорогами.
====== Глава 6. Покой будет лишь сниться ======
Было бы в руках что-то — всенепременно бы выронила. Покуда это нервозное состояние знакомо, как никогда. Я уже через это проходила, меня настигало это не единожды, а иной раз вообще казалось, что я с этим сердечным трепетом в тесной родственной связи. Но какое бы количество времени нас не объединяло, я так и не научилась этим управлять.
Потные ладони, учащённое сердцебиение, огромные глаза и непослушание тела как главный признак всего вышеупомянутого.
Слава идёт в мою сторону, а я просто назад шагаю, пока не упираюсь в перила. Руки выставляю.
— Не подходи... — ни шепчу, не кричу, а издаю какой-то несвойственный рык, который исходит из самых глубоких низов.
— Да что с тобой? — стряхивает со лба отросшие волосы и оказывается почти вплотную. И не могу разглядеть, то ли действительно не понимает, то ли искусно маскируется.
— Что на планшете? — руки всё ещё выставлены, я держу дистанцию, киваю на гаджет. — Что ты там прячешь?? — это чужая собственность, и он мне не муж, дабы отчитываться, но мой взгляд на все сто пронизан недоверием и злостью, и у Михайлова попросту нет шансов, дабы от ответа увиливать.
— Тебе показать? — он что, насмехается надо мной? — Ну пошли, раз интересно. — Несмотря на мои выставленные руки он берёт под локоть, начиная тащить к себе в комнату.
— Просто ответь! — повышаю голос, вырываюсь. Ещё немного, и я разобью этот планшет об его голову.
— Да мать твою! — психует, бьёт кулаком по двери, потом снова шаг ко мне. — Ты ушла и оставила меня вместе со стояком, окей? Что я делать должен был? — глаза ещё шире, я чувствую себя неловко. — Можно я в собственной комнате на собственном планшете порно посмотрю? И чтобы без резких появлений в двери и расспросов о том, что же я делаю?? — а ещё я чувствую себя идиоткой.
Благо, я давно его знаю, выучила все эмоции. И эта, слава Богу, искренняя. И мне действительно неловко, я как никогда хочу сейчас закрыться за дверью своей комнаты и облегчённо улыбнуться, потому как при нём этого сделать совесть не позволяет. Держусь.
— Ну? — брови вверх вздымает, округляя и без того большие глаза. — Довольна?
Ещё как, Слава. Только вот один вопрос тогда открытым до сих пор остаётся.
И звучит он примерно так: Какого. Блять. Чёрта. Пришло. Мне. В почту???
Как только это вопрос возобновляется в голове, намёк на улыбку пропадает.
Я сглатываю, нервно, как обычно. С минуту не решаюсь заговорить, а потом выдаю всё подчистую.
Тяжёлый вздох передаётся и Михайлову, когда он видит эту фотографию, присланную мне. И что самое ужасное — он не знает, что сказать. Хочет, я это вижу, но не может. Просто потому что нечего.
Идти с этим фото в полицию? А что они сделают? Плечами как всегда пожмут. Особенно, если учитывать тот факт, что они не смогли схватить его, когда он в доме был. Охранники общества, тоже мне...
Ничего не говорю. Просто спускаюсь на кухню и наполняю взятый с полки бокал прохладным мартини. Делаю несколько глотков. Следом спускается и Морт, отпивает с моего бокала.
— У меня есть предложение, — всё, что угодно... — Мы свалим на несколько дней. Мини-отпуск, что скажешь? Ну не полетит же он за нами в Турцию, например?!
Не полетит, скорее всего. А толку? Мы всё равно вернёмся, это всё равно будет продолжаться, и мы не можем прятать голову в песок даже на неделю, покуда это будет слишком нелепо, вспоминать, что могли не находиться в таком напряжении вдали от дома, где нам мешал жить призрак из моего прошлого.
Мотаю головой отрицательно, ещё несколько глотков. Хотя, идея неплохая. Вот только немного не годится. Не хочу снова пытаться сбежать, поджимая хвост.
— Это не выход, — логически заключаю свою мысль устно.
— Понимаю, — видимо, ему лень за бокалом тянуться, начинает пить прямо с горлышка, — просто первое, что пришло в голову.
Мы стоим в тишине около десяти минут. Точнее, стоит он. А вот я уже сползла на пол, мысленно радуясь тому, что он утеплённый. Я смотрела куда-то в стену, ритмично отпивая и постепенно опустошая свой бокал, зарываясь глубоко в своих мыслях. Возможно, мне даже хотелось, чтобы он меня нашёл. Или даже хотелось самой с поднятыми руками выйти и сдаться, просто заорать: “Забери уже! Хоть убей! Только его в покое оставь!”. Но проблема была в том, что за эти два года я слишком полюбила жизнь. И я не могу себе позволить проиграть тени из прошлого, дабы вот так просто сдаться и вернуться туда, откуда еле выкарабкалась. Не без помощи Морта, кстати. Я точно также буду чувствовать вину и перед ним, что из-за своей слабости вот так пустила насмарку всё то, к чему он приложил столько усилий и времени. А возможно, даже, кусочек души.
Воспоминания подкатывают абсолютно непринуждённо, и сидя на кухонном полу с бокалом в руке я вспоминаю всё то, что между нами было. Вспоминаю, чего Морту стоило поставить меня на ноги и вдохнуть в меня желание жить. Радоваться жизни, наконец. Говорят, человек может сделать тысячу хороших поступков, но большинство будут помнить именно тот раз, когда он оступился. Так вот, я помню всю тысячу. Я помню каждое его действие, каждый его хороший поступок, каждый жест, который вдохновлял меня и заставлял снова видеть яркие краски этого мира. Чёрт, он даже меня за шкирку взял и к психологу отволок, а потом звонил каждые три часа и спрашивал, не забыла ли я таблетки принять. Иногда доходило и до того, что он звонил поинтересоваться, не забываю ли я поесть?
Усмешка. Делаю пару глотков и с досадой замечаю, что бокал пуст. А Морт всё также стоит неподалёку, что-то разглядывая в окне.
— Спать пойду, наверное, — отставляет недопитую бутылку на столешницу, зевая, потягиваясь, собираясь уйти.
— Слава... — резко хочу встать на ноги, немного не рассчитываю, пошатываюсь.