Власть безумия. Телохранитель
Пролог
— Здравствуй брат, вспомнил обо мне?
— Я всегда о тебе помнил.
— Врешь. Теперь, когда я тебе нужен…
— Ты всегда был мне нужен.
— Опять врешь. Тебе, как и нашему брату, нужна власть. Ему Виссавия, тебе — Кассия. Нужно добраться до Мираниса. А теперь скажи… зачем это мне?
— Ты никогда не хотел его получить?
— Я? Я что дурак, ссориться с богами?
— Боги нам не указ…
— Боги тебе не указ. Но я тебе помогу, если ты так этого хочешь. Я люблю хаос. Люблю войны. Много страдания, много крови, много сил. И только попробуй, встань потом на моем пути со своей никчемной властью. Чего ты хочешь?
— Посей ненависть между ним и его целителем судеб.
— Меж Миранисом и Эррэмиэлем? Невозможно! Хотя… будет тебе ненависть. И надеюсь, что на этот раз ты не оплошаешь, и мои интриги не будут напрасными.
— Не сомневайся, не оплошаю.
— Сомневаюсь, но поиграем. И только потому, что противники у нас сильные. Это будет забавно.
1. Миранис. Подлость
Замок спал, когда она выскользнула из покоев принца. Кутаясь в плащ, пронеслась легкой тенью по коридорам, хмыкнула едва слышно, когда он поймал ее за талию и втянул в нишу, под тяжелый гобелен. Поцеловал податливые, мягкие губы, поинтересовался едва слышно:
— Спросила?
— Спросила.
— И?
— Не поверил. Сказал, что я глупая… этот принц назвал меня глупой!
— Пока не поверил, — усмехнулся он, награждая вредную кокетку долгим, ласковым поцелуем.
И, подхватывая девушку под бедра, подумал, что пожалуй, ее будет даже слегка жаль… но…
«Вода точит камень. И не сегодня, завтра, ты сделаешь что от тебя хотят, Миранис. Уж я-то постараюсь…»
***
Гроза прошла совсем недавно, обострила цвета и запахи, и вновь выглянуло, позолотило все вокруг солнце. Чадили сладостью растущие за стенами липы, темнел от влаги песок, поблескивали колоны аркады, окружающий внутренний дворик. Наследный принц подошел к перилам балкона и приказал стоявшему за ним телохранителю опустить над ними полог: Миранис не хотел, чтобы его видели. Вернее, не хотел, чтобы он увидел.
***
Благостный полумрак под тонкой, синей тканью балдахина. Мягкий шелк простыней, ласкающий разгоряченную кожу. Блестящие волны рыжих волос на подушках. Зовущий, потемневший до синевы взгляд. Гибкие изгибы под пальцами, манящие, полные губы… и слова, горькие слова, отравляющие душу:
— Все говорят, что он лучше… но я так же думаю, мой принц… мой принц, ты так красив… почему они этого не видят? Почему видят только твоего телохранителя? Почему боготворят его будто принца? Мой принц… мой бедный принц…
— Глупости, молчи!
Сладость поцелуев… тихий стон, поднимающаяся в душе ярость:
— Мой принц… Мир!!!
И позднее, когда он проваливался в сон:
— Я так мечтала о тебе… мой принц. Мой прекрасный принц! Только о тебе!
***
И грызущие душу сомнения, когда Миранис вышел из своих покоев и увидел его… перед которым склонялись даже советники. Его слегка смущенную, спокойную улыбку, ласковый шелк его слов… Целитель судеб, тихий и незаметный на первый взгляд… он умел убедить, обворожить любого. Он входил в тронный зал, и все взгляды цеплялись за него. Он на балу одной улыбкой разбивал сердца даже самым упертым красавицам, хотя видел только свою невесту. Он шел рядом со столь непохожим, но столь же ярким братом, и за ними лился шлейф восхищенного шепота:
— Боги, они как боги!
Арман это шепота даже не замечал, Рэми чуть краснел, пряча печаль в огромных, выразительных глазах. И этим влюблял в себя еще сильнее…
***
Может, она все же права?
И раньше Миранис знал, что при дворе его скорее не любят, и когда-то это не мешало. Когда-то телохранители с легкостью карали каждого, кто осмелился посмотреть косо в сторону принца, и шепотки по углам вдруг прекращались, оставляя легкий привкус страха и купленное грубой силой уважение. И Мираниса это вполне устраивало.
Но с появлением Рэми все вдруг изменилось. Рэми вдруг показал, что может быть иначе. Упрямый и дерзкий, он все равно с легкостью находил общий язык с каждым, и уважение, которое он быстро обрел при дворе, увы, основывалось совсем не на страхе. На восхищении, граничащем с любовью. Как ему это удавалось?
И почему было так противно от его «удачи»? Ведь, сказать по чести, Рэми, целитель судеб, ничего плохого не делал. Рэми верой и правдой служил своему принцу, Рэми все уважение, что получал, всю любовь двора, честно складывал к ногам принца. Но рядом с ним было так невыносимо…
Невыносимо это вечное сравнение! Вечное «он лучший»! Даже в глазах Мираниса, увы, лучший! Но принц не он. Не он наследник Кассии! Не ему садиться на трон, не ему держать власть в своих руках! Проклятие! Пусть правит своей Виссавией, пусть там блестит, как алмаз, в Кассии блистать не ему!
— Миранис? — осторожно вмешался в его мысли телохранитель. — Что тебя так беспокоит, мой принц?
Зеленоглазый, гибкий, вечно растрепанный, погруженный в только ему известные мысли, он дружил со всеми зверюшками, даже самыми опасными. Приносил их в свои покои, выхаживал, пытался таскать на дежурство, искренне не понимая, почему другим это не нравится… И Рэми он, как ни странно, считал красивой, редкой зверюшкой. И если только узнает, почему Мир теперь бесится…
Принц выругался про себя, закрылся от назойливого Тисмена, как и от всех телохранителей. Тис не поймет… Миранис и сам не понимал. Боги, да что же он творит-то?
Горечь окатила горячей волной, и принц вцепился в перила, силой воли выгоняя из себя нечто, в чем сам себе боялся признаться. А Рэми, босой, гибкий и поджарый, как молодой волк, шагнул во двор, легким движением плеч сбросил на песок плащ, за ним: короткую, до середины бедер тунику. Пригладил ладонью темные, до плеч, волосы, улыбнулся слегка и лениво повел обнаженными плечами.
Даже глаза синим подведены и щеки рунами раскрашены, как и подобает архану… архан… аристократ до мозга костей. До застывшей красоты в правильных чертах лица, до уверенной плавности в движениях, до каждого жеста, отточенного долгими тренировками. Как дорогая ваза, изящная и хрупкая, на первый взгляд, но, если захочешь, попробуй разбей… у Мираниса как раз такая была в покоях, сколько не швырял о стены… а все была целой.
Да и обучение пошло Рэми на пользу: за полгода, что был телохранителем наследника, он оброс мускулами, и, что самое главное, холодной уверенностью. И теперь против трех дозорных выходил вот так: с легкой улыбкой в темных глазах. Явно предвкушая быструю и легкую победу.
Миранис подался вперед, выдохнув сквозь зубы: Рэми сомкнул пальцы на боевом посохе — мелькнула на его запястьях синь татуировок — и начался танец. Едва уловимый взгляду, яростный, под частый стук оружия. И Миранис притормозил ход времени. Видел, как подпрыгнул Рэми, как посох одного дозорного прошел под ним, а меч другого — рядом с шеей. Как едва заметно выгнулся, уходя от удара третьего, как засмеялся и ударил сам…
Время вновь потекло привычно. Спокойно. Трое дозорных на песке, мягкий блеск в глазах Рэми и падающий в мокрый песок посох. Драка закончилась, даже не успев начаться: новый телохранитель учится быстро. Наверное, слишком быстро. А ведь даже и не думал использовать магию…
— Какой он красивый! — выдохнули на соседнем балконе, и, обернувшись, Миранис увидел молоденькую архану.
Совсем еще девочка, скорее хорошенькая, милое личико, усыпанное светлыми кудряшками. Горят румянцем щеки, сверкают восторгом глаза, чуть приоткрыты чувственные, правильно очерченные губы… Любимое дитя одного из советников, что б его к теням смерти!
— Он прекрасен! — вновь выдохнула девушка, прижимая к губам кружевной платочек. — Всех победит! Как жаль, что не принц!
— Моя архана, — строго ответила стоявшая за девушкой высохшая женщина. Правильно говорит, такие дурочки при дворе долго не выживут. — Умерьте свой пыл. Если вас услышат…
— Но… но это правда! — жарко ответила девчонка. — И дара в нем столько! Ты видела его на магических поединках? Видела, как смотрел на него учитель, с какой гордостью? И это он, он, не принц, нас зимой спас, помнишь? От того пожара?
Мир скривился. Как от пожара Рэми «спасал», так все помнят, а по чьей вине этот пожар начался, так никто. Не просто ведь так половину столицы выжгли, чтобы до этого мальчишки добраться! А теперь Рэми герой… а Миранис, увы…
— А принц что, принц в замке отсиживался, — продолжала бредить девка, — пока другие нас спасали!
Ага… в связке с Рэми был. Большую часть его боли на себя взял. Так хорошо «отсиживался», что потом седмицу с кровати встать не мог… едва на посвящение приполз. Улыбался новому телохранителю, Рэми! Терпел, когда узы богов выжрали его магию до дна! И чего ради? Все почести не ему, Рэми! Идеальному или умеющему делать вид, что он идеален!
— А на приемах как появится… так и смотреть ни на кого больше не хочется!
Да что на него смотреть-то, ради богов! Худой, гибкий, по сравнению с другими мужчинами, на такого и смотреть-то не охота! Бабы совсем с ума посходили!
— Если принц услышит…
— Ну и пусть слышит! Все знают, что Миранис глупый. Даже папа так говорит, что дали нам боги наследника… ничего сам не умеет. И в совете как появляется, так лучше бы не появлялся, всем все портит! А Эррэмиэль… он добрый… мудрый. Людям помогает. Никого зря не обижает. Его все любят, к нему за помощью идут… вот, смотри!
Миранис глянул вниз и на самом деле увидел, что к Рэми подошла девушка, в простом одеянии простолюдинки, рожанки. Волосы пшеничные, густые, мордашка симпатичная, только искаженная горем и слезами. Она бросилась Рэми в ноги и о чем-то попросила… о чем, Миру было неинтересно. Гораздо больше душила боль и понимание: дочь советника, увы, права. За помощью к принцу, как и в другим телохранителям, никто не приходил… не верили, что поможет.
— А к Миранису никто не пойдет! — вторила его мыслям девчонка. — Зачем?
И, более не выдержав, Миранис вышел с этого проклятого балкона.
— Прикажи его позвать, — выдавил он сквозь зубы.
— Мир… — пытался возразить Тисмен. — Ты же не принимаешь все это всерьез, не так ли?
— Всерьез? — тихо прошипел Миранис. — Какое там всерьез… меня дураком при дворе называют, а его? Его боготворят. И суть не только в этой архане, во всех них! В Рэми! В его проклятой правильности! Он здесь не принц! Он всего лишь…
— Твой телохранитель, — без улыбки ответил Тисмен, и его зеленые глаза блеснули гневом. — Твой друг. Гордый до ужаса, он сам склонил перед тобой голову, сам решил тебе служить. И я думал, что ты это оценил. И не попытаешься его сломать, но, вижу… Ради богов, Мир, скажи, что я ошибаюсь!
Сломать? И, посмотрев в глаза Тисмену, Миранис понял вдруг, что от других телохранителей поддержки не добьешься, даже от себя не дождешься. Как же грызет эта паршивка совесть… но ничего, и она скоро сдохнет!
Приказав замку перенести себя в свои покои, Миранис выставил телохранителя за дверь, скинул на пол плащ и тихо выругался сквозь зубы… синь… синь вокруг раздражала. И гобелены по стенам, и портьеры на окне, и ковер на полу… везде проклятая синь и серебро вышивки! Символы его власти. Его рода. Не Рэми, что б его!
Тихий стук в дверь резанул душу болью. И все более зверея, Миранис пошел навстречу вошедшему Рэми. Идеален же. Волосы причесаны волосок к волоску, на простой на первый взгляд одежде, такой же синей, как и все вокруг, бежит серебристая вышивка. Знаки Мираниса, не рода Рэми, ради богов!
Это. Его. Телохранитель. Его тень. Его опора. Его!
Ни единой лишней складки на одежде, бледное лицо без следа румянца, будто и не бился совсем недавно. И в темных глазах ни тени былого угара драки. Хорош! Слишком хорош! Раздражающе хорош!
— Мой принц, — поклонился Рэми, и взгляд его потеплел. Стало стыдно. На миг. На тот самый миг, когда из памяти вылетело слепое обожание в глазах той арханы. И подумало вдруг: а как бы сделать, чтобы Рэми не смог больше так красоваться? Легко ведь…
— Подойди, — тихо позвал Миранис, скрывая от телохранителей свой гнев. И Рэми, все еще не ожидая подвоха, повиновался.
Какой же доверчивый. Слабый на самом деле. Перед своим принцем слабый, из-за уз богов, а там, за пределами этих покоев — герой. Хватит ему быть героем!
И Миранис ударил в первый раз. Кулаком в живот.
Телохранитель выдохнул едва слышно, посмотрел в глаза, отчаянно, непонимающе, и Миранис, повторив удар, на этот раз локтем, в бок, приказал:
— Проваливай! И не смей залечивать ран!
И выкинул из памяти побледневшее лицо телохранителя. Рэми не понимал, а Миранис ничего ему объяснять и не думал.
Пусть слегка помучается. Ему полезно. От пары синяков и уязвленной гордости еще никто не умирал. Зато пока Рэми будет потише, а Миранису станет поспокойнее. И на тренировочный двор не выйдет, вряд ли захочет раздеваться и объяснятся. А дальше… дальше будет дальше.
И, когда едва слышно ударила за Рэми дверь, постарался забыть ужас, плескавшийся в глазах собственного телохранителя.
В ту ночь он напился, до беспамятства. На следующий день пропустил совет, хотя его и звали. Что толку от этих советов? Изображать там глупую куклу? Смотреть на фальшивые улыбки советников? И слушать, слушать ни на миг не умолкающий в голове тонкий девчачий голос, повторяющий все те же слова: «Все знают, что Миранис глупый». И вспоминать недоуменный, полный ужаса взгляд Рэми? Брата? Носителя целителя судеб? Друга, что б его?
В стену полетела чаша, та самая, да не разбилась, перевернулся столик, и тотчас встал на место, когда вмешался дух замка… и сам замок слегка зазвенел, успокаивая, не понимая.
Мир и сам себя не понимал. Что он делает, ради богов! Вышел из своих покоев, столкнулся с дежурившим в приемной Рэми, спросил едва слышно:
— Ты один?
— Середина ночи же, — ответил телохранитель. — За дверью дозор… если хочешь, я могу позвать…
И согнулся от нового удара. Мир не знал, почему он бил, просто бил, наверное, потому что мог. Остановился лишь когда понял, что Рэми лежит на полу, сжавшись в клубок, прикрывая голову руками, и молча дрожит, ожидая нового удара. Он, легко положивший на лопатки трех дозорных, сейчас и не думал отвечать. Хотя если бы захотел…
— Проклятие! — прошипел Миранис. — Будь проклят и ты, и твоя верность!
Всех победит!
И вернулся в свою комнату, пить… забыться. Не думать… пролилось на столешницу пара капель вина… и Мир вспомнил о таких же каплях в приемной… кровь… кровь на полу. И его вырвало. В который раз за этот день.
Проснулся он поздним утром, на полу. Жмурясь от яркого льющегося в окна солнца, позвал хариба и приказал подать одеваться. Есть отказался… впрочем, пить тоже не стал, несмотря на глушащую боль, хватит ему спиртного.
И явился все же на прием послов. Ловил на себе хмурые взгляды отца, игнорировал ментальные вопросы телохранителей и, будто ни в чем не бывало, раскланивался с послами. Даже пару замечаний вставил относительно договора, наверное, дельных: во взгляде отца мелькнуло одобрение. Но спросить о Рэми не осмелился… Ни тогда, ни еще пару дней, когда телохранитель не появился на дежурствах. Ни когда услышал за своей спиной тихий шепот: «Не выходит из своих покоев… не ест… игнорирует зов учителя… не приходит на тренировки… не встречается с братом… отказывается видеть невесту и сестру… мой архан, что-то не так…»
— Я с ним поговорю, — пообещал Тис, а Мир вмешался:
— Ты оставишь его в покое.
— Мой принц…
«Явишься на ночное дежурство», — приказал Миранис и ожидаемо получил мгновенный ответ: «Да, мой принц».