– Идите сюда, Андреас…
– Мы что же, так и будем на «вы»?
Молодой человек еще раз поцеловал девчонку в губы и, погладив по спине, крепко прижал к себе, чувствуя, как горячие ладони ласкают его плечи. Их тела слились в едином порыве страсти, вдруг захватившей обоих, как захватывает дух у летящих с ледяной горки в санях.
О, Амалия знала толк в искусстве плотской любви, вот она уже оказалась сверху, и Громов гладил стройные бедра, ласкал ладонями пупок и грудь… пусть и маленькую, но вызывающую такое желание, что, конечно же, молодой человек противиться не стал. Он же был молодой мужчина, тем более неженатый… точнее сказать – разведен.
– Андреас! Андреас!
Изогнувшись, юная кудесница прижалась к Андрею всем телом, и потом вдруг резко отпрянула, упершись своими горячими ладонями молодому человеку в грудь… И снова резко прижалась… Ах, какая у нее была талия! Настолько тонкая, что Громов едва не обхватил ее одними пальцами – всю.
– Ты был у Эжены? – откинувшись на ложе и тихонько смеясь, спросила Амалия.
Громов не стал отнекиваться:
– Был!
– О! – расхохоталась девушка. – Маркиза своего не упустит. Впрочем… коечто осталось и на меня. И даже – не коечто! О, милый Андреас, – ты такой необычный.
– Чем же? – погладив девушку по груди, улыбнулся сеньор лейтенант.
– Тем, что добрый, – вдруг перестав смеяться, Амалия отвечала на полном серьезе. – Добрый ко мне, женщине, я же чувствую! Ты хочешь сделать хорошо мне и обо мне в первую очередь думаешь – поверь, это заметно… и очень приятно.
– А что, другие – не так? – Громов внезапно осекся, поняв, что, наверное, сморозил глупость.
Вместо ответа Амалия накрыла губы молодого человека своими, и Громов с пылом поддержал вновь вспыхнувшую страсть. В обоих тлело сейчас неугасимое пламя, время от времени вспыхивая так, что отражение этого пламени сверкало в глазах – сероголубых и карих…
– Барон Рохо? – тихо переспросила девушка. – А кто тебе про него рассказал? Хотя… не говори, не хочу знать.
– Даже так? – Андрей с изумлением приподнялся на локте. – Что, в этом какаято страшная тайна?
Усевшись на ложе, Амалия повела плечом… нежным, едва тронутым солнцем плечиком, которое так хотелось гладить, ласкать… всегда.
– Не такая уж и страшная, но – тайна. Тем более – не моя.
– Не твоя? – Громов поцеловал девушку меж лопаток. – А чья же?
– Не спрашивай, – обернувшись, Амалия посмотрела на своего партнера неожиданно ставшим холодным взглядом, как сказал бы сам Громов – «словно солдат на вошь».
– Никогда не спрашивай о Красном Бароне, милый Андреас, – погладив Андрея по голове, словно ребенка, тихо повторила девчонка – назвать женщиной это юное создание не поворачивался язык. – Поверь, ты проживешь и без этого – я говорю тебе, а ты ведь не считаешь меня дурой?
– Нет, не считаю, – шепотом отозвался молодой человек.
– Ну вот. Значит и слушай меня. И не спрашивай… по крайней мере, не сейчас.
– Не сейчас?
– Год, другой… Ты ведь совсем недавно сюда прибыл, и никто пока не знает, можно ли тебе полностью доверять.
Громов вышел из бани в задумчивости, имея пищу для размышлений, полученную за весь сегодняшний день. Красный Барон – Барон Рохо – скорее всего, это была секта, тайное общество с явным привкусом сексуальных оргий, доступных далеко не всем. Только самым проверенным людям, а чтоб стать таким, нужно было ждать. Год, два – так говорила Амалия, правда, Андрей вовсе не собирался так долго ждать. Надо стать своим раньше… Только вот вопрос – для кого своим? Для маркизы и «куколки» – так для них он вроде бы свой… или все же еще не свой? И станет ли своим – неизвестно. Ну и что, что секс… мало ли у кого с кем он случается, это еще не повод для более тесного знакомства, как дала понять та же Амалия. О, эти женщины… они получили то, что хотели, что же касается чегото еще – то нужно ли им это? Их тайный закрытый клуб – зачем звать туда «сеньора лейтенанта»? Секс с ним они и так уже имеют… когда захотят, запросто. Так, может, именно в этом и ограничить этих юных – и не очень – дам?
Искренне подивившись неожиданно пришедшей в голову мысли, Громов едва не свалился с лошади – смирной гнедой лошадки, на которой учился ездить на горе Монтжуик.
– Внимательней, внимательней, Андреас, – подкрутив усы, крикнул едущий сбоку «учитель» – капитан Педро Кавальиш. – Что же у вас в Московии – в седлах не ездят?
– Да почти что и нет, – Андрей спрятал усмешку. – Мы както больше – в санях.
– В санях?! – переспросив, громко расхохотался Педро. – Ну да, так я и думал. У вас же там это… как его… ля неж! Снег! И лед. А правда, зимой в России по рекам можно ездить столь же легко, что и по дорогам?
– О, друг мой Педро! – засмеялся Громов. – Даже гораздо легче – я бы так сказал.
Он едва дождался следующего дня, когда, наконец, все должно было проясниться – Влада это или не Влада? Андрей, конечно, надеялся, но, размышляя, все же склонялся к последнему – слишком уж хорошо здесь знали урожденную Бьянку Моренос, ныне – супругу откупщика королевских налогов барона Амброзио КадафалкиПуччидо. Недавнюю, насколько успел навести справки Громов, супругу – и месяца не прошло после свадьбы. Точно такая же история, как и с Амалией – обедневший дворянский род, старый богатей откупщик, купивший себе титул барона… и молодую красавицу жену.
– Обычная совсем, обычная совсем история, – Андрей фальшиво напевал про себя старую, неизвестно откуда взявшуюся на языке, песню. – Немного грустно всем, немного грустно всем – не более.
Молодой человек ехал в порт верхом, как и положено сеньору королевскому лейтенанту да и вообще всякому маломальски уважающему себя человеку – пешком ведь одни нищие ходят. Покладистая гнедая кобылка неторопливо цокала копытами по мостовой, а Громов искоса поглядывал на прохожих – после спуска с горы Монтжуик можно было позволить себе немного расслабиться… и даже немножко предаться воспоминаниям, особенно если посмотреть на тянувшуюся за хижинами рыбаков золотую полоску пляжа. Вот как раз здесь, где сейчас ехал Андрей, проходила… Пройдет! Пассео Колон – улица или набережная Колумба, тут вот стояла колонна – памятник знаменитому мореплавателю, сразу за которой начинался знаменитый бульвар Рамбла. Здесь вот – скамейки стояли, а вон там – старый почтамт, там, дальше – рак с клешнями и веселый памятник в стиле Хоана Миро, а за ним – два небоскреба… а вот тут вот…
А вот тут вот и оказалась искомая таверна с большим золоченым якорем у входа. Судя по виду – сероватозолотистый камень, опрятная дубовая дверь, просторный двор с коновязью и крытая красной черепицей крыша – вовсе не какаянибудь забегаловка, а вполне приличное заведение, предназначенное вовсе не для матросов и рыбаков, а для господ капитанов, шкиперов и почтенных негоциантов – двое прилично одетых людей как раз столкнулись в дверях с Громовым, почтительно уступив дорогу.
– Пожалуйста, проходите, сеньор.
– Спасибо.
Поблагодарив, молодой человек снял с головы треуголку с плюмажем, купленную в лавке папаши Манрежа за два с половиной дублона, и в задумчивости остановился посреди помещения, вовсе не полутемного, как почемуто казалось снаружи. Просто окна с противоположной стороны выходили на море, а ставни были распахнуты настежь. На стенах висели небольшие, изящно сделанные кораблики, какие моряки обычно ставят в церквях, испрашивая у Святой Девы удачи, рядом с корабликами поблескивали судовые колокольчики – рынды, а над стойкой хозяина заведения висели самый настоящий штурвал и деревянный дельфин – статуя с кормы судна. Повсюду было опрятно и чисто – тщательно подметенный пол, выскобленные столы, улыбающийся, куривший трубку бородач в белом переднике – наверное, сам хозяин.
– Сеньор лейтенант? – Андрей не успел и рта раскрыть, как бородач обратился к нему с самым радушным видом:
– Откуда вы меня знаете?
– Кто ж не знает героя крепости Монтжуик, едва не сложившего голову за Каталонию и доброго короля Карлоса?
Молодой человек закашлялся, и вовсе не от табачного дыма, просто както непривычно было чувствовать себя в роли героя, едва не погибшего за какогото там короля, без разницы – доброго или злого. Ну за Каталонию – еще куда ни шло – приятно.
– Меня зовут Ансельмо, Ансельмо Блянеш, можно просто – дядюшка Ансельмо.
– Очень приятно…
– Ваш друг уже заказал обед наверх, в апартаменты.
– Мой друг? – изумился Громов.
Кабатчик выпустил из трубки клубы белого дыма:
– Да, да – сеньор Владос. Он сказал, что вы с ним долго не виделись. Ах, как приятно наблюдать за встречей двух старых друзей! Ваш друг не велел вас беспокоить – так что, если вдруг закончится вино – спуститесь за ним сами или крикнете.
Владос! Влада? Так это и в самом деле она? Отчего же во время встречи на балу девчонка вела себя так странно? Может быть, имелись какието особые обстоятельства? Ладно, узнаем!
– Вам вот по этой лестнице, сеньор лейтенант. Прямо наверх и подымайтесь, и передайте вашему другу – вам здесь никто не будет мешать.
Заскрипели под ногами ступеньки, Громов поднялся на второй этаж и, остановившись перед единственной дверью, осторожно постучал.
– Входите, не заперто, – отозвался женский голос пофранцузски. – Рада вас видеть, сеньор Андреас.
Она сидела на кровати, Влада – красивая, изящная, синеглазая и такая желанная! Каштановые волосы ее раскинулись волнами по плечам, губы изогнулись в усмешке – как видно, для конспирации девушка явилась сюда в мужском платье, под мужским именем. Кафтан и камзол с обшитыми желтой шелковой тесьмою обшлагами небрежно валялись на стуле, стоявшем у распахнутого окна, сама же Влада… Влада?.. расположилась на ложе в белой мужской сорочке, коротких штанах – кюлотах и босиком – точнее, в светлоголубых чулках. Изящные башмаки, украшенные бантами, стояли рядом, под стулом.
– Послушай, все ж я хочу спросить тебя… – порусски начал Андрей.
– Молчи! – встав, девушка отозвалась пофранцузски и, подойдя ближе, положила гостю руки на плечи, заглядывая в глаза… а вот дотронулась рукой до мочки уха – такой знакомый жест!
– Влада!!!
Ахнув, Громов схватил девчонку в объятия, поцеловал и, подняв на руки, закружил:
– Господи! Как же я рад!
– Вот сразу так? – тихо засмеялась девушка. – Что ж, я не против…
– Да брось ты французский…
А больше Андрей не говорил ничего. Просто посадил Владу на ложе, погладил под тонкой тканью грудь… снова поцеловал в губы. Стянутая сорочка полетела в угол, за ней – и чулки, и штаны… И вся одежка – не только девушки, но и ее гостя…
– Какая ты красивая, Влада… – шептал Громов, лаская девушке грудь. – Милая моя… родная…
Поцелуй в пупок… и ниже… и снова – в грудь… и в шейку… И – в объятия, притянуть к себе, наслаждаясь, дыша, поднимаясь душой в синее каталонское небо, высоковысоко!
Какая она красивая… все! И эта упругая грудь с торчащими коричневыми сосочками – аккуратными, нежными, которые так хотелось ласкать – и молодой человек себе в этом удовольствии отнюдь не отказывал: а как изгибалась Влада! Ах, как она дышала, как вскрикивала, стонала, а в глазах стояла такая синь, в которой можно было купаться… Да что там купаться – тонуть, и Громов тонул, и хриплое дыхание его сливалось с дыханием девушки, такой изящной, стройной, желанной!
Они выдохнули одновременно, достигнув такого блаженства, которого, кажется, не достигал никто. Повернувшись на бок, Влада расслабленно прижалась к Андрею и, заглянув ему в глаза, тихо спросила:
– А теперь признавайся – за кого ты всетаки меня принял? Что эта за Влада такая? Мне интересно, да.
И снова дотронулась пальцами до мочки левого уха. Пощипала… Ах, этот жест…
Но как же тогда…
– Так ты не Влада?
– Меня зовут Бьянка, Андреас, – вздохнув, девушка чуть отодвинулась. – Извини, что, наверное, невольно обманула тебя.
– Да нет, что ты!
Внезапно устыдившись, Громов погладил Бьянку по плечу, а затем поцеловал в шею… ласково, нежно… до дрожи!
– Ты искал другую?
– Искал, – честно признался Андрей. – Искал, но так и не нашел, увы… Впрочем, может, это и к лучшему, если она там… а не здесь.
– Говоришь загадками. – Дернулись темные густые ресницы.
– Но… я вовсе не хотел тебя обидеть, – приподнявшись, искренне воскликнул молодой человек. – Все же, если обидел – извини, ладно? Ты такая красивая, нежная… Нет, право же, лучше девушки нет!
– А ты льстец, Андреас, – Бьянка наконец улыбнулась. – Впрочем, я рада, что все вот так…
– Я тоже… Хочешь, я поглажу тебе спинку?
– Ну… погладь.
Улыбнувшись, Громов осторожно перевернул девушку на живот и дал работу рукам… Бьянка тихонько застонала от удовольствия:
– Я чувствуя себя кошкой… такой маленькой кошечкой… котенком…
И вновь нахлынула страсть, накрыла обоих, словно волны близкого моря вдруг ворвались в распахнутое окно, унося любовников далеко в бушующий океан грез и желания, возвращаться откуда не хотелось бы никому.
– Ах, Андреас… Ты… ты…
– Бьянка…
Да, на этот раз в постели с Андреем была никакая не Влада, а Бьянка, каталонка Бьянка, супруга какогото плюгавого барона, от этого не менее желанная! Упругая грудь, гибкое тело, синие глаза – океаны! Красавица, фея из детских снов.
Они встретились через пару дней, уже в другом месте, а потом стали встречаться так часто, что Громов задавался вопросом – а как же он раньшето жил? Без Бьянки. Какоето восторженнощемящее чувство охватило обоих непререкаемо властно, в обход разума – может быть, это даже была любовь. Ничего подобного по отношению к Владе Андрей не испытывал, а вот с Бьянкой… молодой человек чувствовал, как пропадает, тонет в океанской пучине синих очей, и почемуто знал – то же самое ощущает и Бьянка. Одно и то же чувство согревало обоих этой промозглой и хлюпающей зимою – както раз, почти наплевав на конспирацию, влюбленные встретились в апартаментах сеньора лейтенанта. Юная баронесса явилась сюда так же, как некогда в таверну «Золотой Якорь» – в мужском платье, плаще и широкополой шляпе, надвинутой на самый лоб. Верный Жоакин проводил гостью к хозяину, сам же уселся внизу, в людской, играть в карты со слугами домовладелицы, донны Эвальдии, не так давно отъехавшей вместе с доверенными лицами на реку Льобрегат – проверить принадлежащие ей мельницы. Пользуясь временным отсутствием хозяйки, слуги позволили себе немного расслабиться – играли посреди дня в карты, да еще при этом гнусно ругались, когда проигрывали.
– Ах, Жоакин, раздери тебя дьявол, правду говорят, что у вас в Матаро одни шулеры!
– Я вовсе не из Матаро, откуда вы взяли? Проиграли? Ставьте кувшинчик вина!
– А ты не сопьешься, парень?
– Ничего, еще пару кружечек выпью. Тем более, в такуюто непогодь – сам лекарь Негредо говорит, что для здоровья – надо, ага.
– А, ну раз сам лекарь…
Под общий смех собравшейся в людской прислуги привратник Хосе Масанес – коренастый увалень с серой нечесаной шевелюрой и вечной щетиной – плеснул всем из объемистого кувшина и, искоса поглядев на Жоакина, хмыкнул:
– А тебе вот две кружки, пьяница.
– Кто бы говорил… Ой! – взгляд Перепелки вдруг упал на висевший меж окнами портрет. – Это кто это у вас? Небось, думаете, что король Карлос?
– А кто же? – тасуя колоду, пожал плечами Хосе. – Это и есть наш добрый король.
– А вот и нет! – Жоакин хлопнул в ладоши. – Это Филипп Анжуйский, чтоб мне свою шляпу проглотить! Он ведь брюнет, знаете ли, а король Карлос – рыжеватый блондин. А здесьто явно брюнет нарисован, вон шевелюрато, что вороново крыло.
– Брюнет, блондин – разве в этом дело? – усмехнулся привратник. – Этот портрет тут уж лет с полсотни висит. Бог уж знает, кто это такой – но точно не Филипп! А ежели и Филипп, то не Анжуйский.
– А вы его перекрасьте, – поглядев в карты, предложил юноша. – Купите желтой краски и перекрасьте – не много и надото.
– Перекрасить – ишь ты, ха!
– Парень дело говорит, – вмешался в беседу долговязый верзила Валеро, приказчик в имевшейся при доме мясной лавке, естественно, принадлежавшей доне Эвальдии. – Скоро сам король Карлос к нам, в Барселону, пожалует, так кабы чего не вышло!