– Как дела, Марк? – Уайатт ухмыляется, приближаясь к вышибале у двери.
– Уайатт, Лэндон, рад видеть вас. – крупный мужчина улыбается. – Кто ваша подруга?
– Это наша сестра, Катя.
Глаза мужчины расширяются. – Не знал, что у вас есть сестра.
– Так же, как и мы, до недавнего времени. – Уайатт смеется. – Ты позволишь нам войти?
– Да, проходите.
Громкий стон доносится от людей, стоящих в очереди, но парни не обращают на это внимание. Они тащат меня через двойные двери в переполненный клуб. В нем присутствует ледяная, голубая обстановка. Бар сделан из плотного стекла, светло-голубые стены, огни мерцают, как снежинки.
Мне нравится.
– Вау, – выдыхаю я. – Это место нереальное.
– Это потрясающе, эй! – Уайатт ухмыляется.
– Что ты пьешь?
– Закажи мне водку с клюквой, – говорю я, по-прежнему пялясь на красоту клуба. – В ней.
Уайатт исчезает, и я поворачиваюсь к Лэндону. – Скажи мне, что ты танцор, потому что я, безусловно, да. Я могу перебрать и устроить эпический танец на танцполе. Он фыркает, затем поворачивается и ставит руки на свою задницу, слегка ударяя и распевая. – встряхни своими перышками.
Я громко смеюсь, качая головой.
– Девочка, – он улыбается, поворачиваясь вокруг, – я король танцпола.
– Потанцуем?
Он ухмыляется. – Все, что пожелаешь.
Он берет меня за руку и ведет через толпу, пока мы не находим темно-синюю угловую кабинку. Мы садимся, и мгновением позже появляется Уайатт с нашими напитками. Улыбаясь, я беру свой.
– Итак, – спрашиваю я, делая глоток, – расскажите мне что-нибудь о вас, ребята.
В течение следующего часа, Уайатт и Лэндон рассказывают мне об их жизни, когда они были подростками, об их маме, о нашем отце, и как они стали частью его бизнеса. Все это время я улыбалась, иногда чувствуя боль зависти из-за внимания отца, которое у них было.
– Что насчет тебя? – Лэндон спрашивает.
– Твоя мама классная.
Я улыбаюсь. – Да. Она все, что у меня есть.
– Время танцевать! – Уайатт кричит.
Мы выпили по четыре напитка, и это, безусловно, время, чтобы потанцевать. Я устремляюсь на танцпол рядом с ними. Мне очень нужно было растрепать свои волосы, это именно то, что мне нужно – очистить голову. Мы находим место и начинаем двигаться. Лэндон поманил меня пальцем, затем сексуальной задницей, потом он начинает показывать себя в деле.
Он громко смеется, указывая на меня, обозначая, что сейчас мой черед, и я начинаю показывать свои навыки. У нас проходит полноценный танцевальный баттл, прежде, чем мы понимаем это. Я покачиваюсь, бросая свои руки в воздух, делаю спринклер, (движение в танце. – Примеч.ред.) и конкретно расправляюсь с ним.
На самом деле, Лэндон превосходный танцор, и мне должно быть стыдно, но мы смеемся, и это ощущается хорошо.
– Мне нужно еще выпить! – хихикаю я.
– Признай это! – Лэндон смеется. – Ты проиграла.
Я склоняю голову в поражении. – Я преклоняюсь перед тобой, король танцпола.
Лэндон издает громкий радостный возглас, и я поворачиваюсь, продолжая улыбаться, и пробиваю свой путь через людей к бару. Заказываю еще один напиток и быстро его проглатываю. Я горячая и потная, мне нужно немного охладиться. Я становлюсь очень-очень пьяной. Заказываю еще один напиток, и несу его с собой через толпу, пока не нахожу заднюю дверь. Когда выхожу, то, кажется, вижу сад-курилку. Повсюду люди. Я поджимаю губы, размышляя, свежее ли здесь воздух, чем внутри, решаю, что здесь прохладнее и ищу место, чтобы присесть. Медленная песня льется через открытую дверь. Я узнаю в ней “Every Time” Бритни Спирс. Слова вытекают наружу, заставляя мое тело покалывать. Слова настолько задевают за живое.
Пары начинают целоваться, обниматься и танцевать. Мое сердце болит, и я смотрю вниз на выпивку. Я благодарна за воздушное, легкомысленное чувство, которое я испытываю прямо сейчас, потому что это снимает немного глубокой боли из моего тела, впервые за долгое время. Я еще отпиваю свой напиток и поднимаю голову, замирая.
Маркус.
Не один.
Мое зрение размывается, когда я вижу своего мужа с рукой, обернутой вокруг другой женщины.
Ну, не совсем вокруг нее, но лежащая на ее колене, и он шепчет что-то ей на ухо. Ярость, боль, предательство и боль, смешиваются глубоко во мне.
У него не должно быть так все хорошо.
Это не должно быть, блять, таким легким для него.
Я резко встаю, слишком резко, и падаю вперед из-за алкоголя в моем организме, я приготовилась к приземлению, но умудрилась схватиться за край стола до того, как удариться о землю. Стакан разбивается и люди оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Слезы текут по моим щекам, и я хочу закричать о того, какая я жалкая и слабая.
Я поднимаю взгляд, и Маркус смотрит на меня, его рот слегка открыт. Он отпускает женщину и поворачивается, шагая ко мне. Я поднимаюсь, быстро поворачиваюсь, спотыкаясь на каблуках. Я убираюсь из сада и спешу к задней части клуба, прижимаясь спиной к стене, чтобы перевести дыхание.
– Катя.
Я резко поворачиваюсь, чтобы увидеть стоящего Маркуса под тусклым светом уличного фонаря. Он одет в смокинг, его волосы запутанные и неопрятные, нуждающиеся в серьезной стрижке. Его глаза прожигают мои, и у меня перехватывает горло, затягиваясь с каждым вздохом, который я делаю.
– Как ты смеешь быть счастливым? – я плачу, мой голос гневно хрипит. – Как смеешь ты чувствовать себя хорошо? Как ты смеешь жить счастливой жизнью, пока я выживаю? Как ты смеешь, блять, смотреть на меня, как будто тебе на самом деле жаль? Как ты смеешь существовать?
Он вздрагивает и делает шаг вперед. – Мне, блять, не все равно. Если бы ты только поговорила со мной…
– И что ты мне скажешь? – я кричу.
– Ты скажешь мне, что я важна для тебя, что ты сделал ошибку, что твоя жизнь была адом? Ты ошибаешься, Маркус. Ты не знаешь, что такое ад, ты никогда не поймешь ад, через который я прошла.
Его глаза разрослись болью, и мне хочется устремиться вперед, и вырвать их из глазниц. – Она деловой партнер.
– Ты всегда кладешь свои руки на своих бизнес-партнеров?
– Катя, я не могу испытать ту боль, которую ты чувствуешь, но мне тоже больно. Может не так сильно, но я…
– Хватит лгать. – Мой голос - яростный, эмоциональный крик. – Хоть раз в жизни, прекрати мне врать. Просто скажи это, скажи что это такое, и перестань прятаться за этой невыносимой каменной стеной.
Его глаза сужаются, и он шагает вперед. Я отступаю, прижимая ладони к прохладной кирпичной стене, позади меня.
– Хочешь знать, что это? Хочешь знать, что я сделал? Я женился на тебе, чтобы сохранить свой бизнес, я не любил тебя, мне было наплевать на то, что с тобой случилось. Я использовал тебя, я трахнул тебя, и я сделал все это, чтобы не потерять то, для чего работал.
Я издаю больной, задыхающийся звук, оборачивая пальцы вокруг горла, словно это остановит боль, проникающую в мою душу.
– Ты продолжала давить.
– Не смей обвинять меня, – кричу я.
Он поднял руку. – У тебя была возможность высказаться, Катя. Теперь моя очередь.
Я качаю головой, чувствуя отвращение. Он просто продолжает говорить.
– Ты продолжала давить сквозь мое дерьмо, сквозь стены, сквозь жесткость. Ты продолжала давить и я почувствовал. Было ли это достаточным, чтобы отказаться от всего? Нет. Но это было больше, что я когда-либо чувствовал к женщине.
Он делает шаг ближе, и мое дыхание становится неровным, прерывистым.
- С течением времени, мне стало комфортно. Ты подходишь мне, ты подходишь моей жизни, мы работали. Ты заставляла меня улыбаться, черт возьми,… я не улыбался уже много лет. Ты заставила меня поверить, что было больше жизни, чем бизнеса. Я влюбился в тебя, и до того, как я проснулся и осознал это, ты нашла контракт и ушла.
Я качаю головой из стороны в сторону.
Он лжет. Он говорит это только за тем, чтобы я вернулась к нему, чтобы я сдалась, и он смог использовать меня еще для чего-нибудь.
– Прекрати, – я пронзительно кричу, бросаясь вперед. – Ты лжешь.
Он хватает меня за плечи, слегка встряхивая.
– Я не лгу, Катя. Я не трахнул ни одну женщину, с тех пор как ты ушла, и я не хотел. Единственное, что я хочу, это ты.
– Лжец! – я воплю, набрасываясь на него с руками. Я ударяю его в челюсть, и он рычит от боли, отступая назад. Это не останавливает его, он бросается вперед, на этот раз, хватая меня за запястья. Я извиваюсь, дергаюсь, пинаюсь и кричу.
Он не любит меня. Он не хочет меня. Он лжет. Он лжец. Это то, что он умеет. Это то, кто он есть.
– Я не лгу, – скрипит он – я хочу этого.
– Нет, – я кричу.
– Да.
Я поднимаю голову. – Нет ничего, что ты можешь сказать, чтобы я поверила, что это реально.
– Даже то, что я люблю тебя?
Мои колени дрожат, а глаза цепляются за него. – Ты болен, Маркус Тандем. Болен.
– За то, что говорю правду? – он рявкает.
– Что ты хочешь от меня? – я плачу. – Что ты хочешь? Ты хочешь еще больше меня помучить? Или ты просто хочешь выгоду с меня?
– Хуй с ним, – он рявкает. – Я хочу тебя, потому что ты - это ты.
– Нет!
– Да.
Я вырываю свои руки и запускаю снова свой кулак к его лицу, он ловит его, дергая меня вперед, и внезапно его губы на моих. Мои колени подкашиваются и я борюсь. Боже, я борюсь. Я колеблюсь, запутывая пальцы в волосах, и тяну их, я пинаю его коленями и извиваюсь, но его губы удерживают мои, целуя, обжигая мои.
Затем я целую его в ответ и ненавижу себя за это.
Ненавижу себя за то, что иду на поводу у чего-то столь знакомого, нуждаясь в этом так сильно, что охотно пропускаю себя через боль, которую я, несомненно, почувствую, просто имея этого. Просто почувствовать себя хорошо на мгновение. Моя спина ударяется об стену и Маркус не отодвигает свои губы от моих. Он целует меня, пока я не задыхаюсь от нехватки воздуха. Его руки запутываются в моих локонах, дергая, и его тело подминает мое, член прижимается к моему животу. Затем его руки свободно выпутываются из моих волос и спускаются под подол моего платья.
Мы в отчаянии, эмоции исчезли.
Нет ничего, кроме необузданной похоти, похоти, которая опасна для нас обоих. Моя голова плывет от алкоголя и эмоций. Я не могу думать, не тогда, когда его губы на моих, не тогда, когда его руки повсюду. Он дергает мое платье вверх, находя трусики, и рвет их, словно они не больше тонкого кусочка материала.
Затем он спускает свои штаны, освобождая член. Что происходит? Что я делаю? Мои мысли покидают меня, когда он толкается вверх, заполняя меня. Я откидываю голову назад, крича. Возбуждающая, чувственная агония разрывает мое тело, и я выгибаюсь, пытаясь облегчить это, пытаясь получить больше, я не знаю, что. Маркус ставит руку на стену рядом с моей головой, а другой крепко обхватывает меня за задницу, трахая меня. Он трахает меня так, как будто это последний наш день на земле, и я единственная причина, за что он борется.
Он трахает меня так, словно я важна.
Он трахает меня так, словно я его спасательный круг и он не сможет выжить без меня.
Я кончаю бесстыдно жестко и быстро, сжимая его костюм, отчаянно пробегаюсь пальцами под тканью. Он рычит низко и глубоко и трахает меня так жестко, что я чувствую, как кирпичная стена раздирает мне спину. Затем он тоже кончает сильно и быстро, выдыхая мое имя.
Я закрываю глаза, позор накрывает меня.
Что я наделала?
Я толкаю его в грудь, но он не двигается.
– Отпусти меня, – я хриплю.
Он поворачивает лицо, прижимая нос к моей шее.
– Отпусти меня! – я становлюсь безумной.
Его руки перемещаются на мои берда и тянут меня ближе.
– Черт подери, – я плачу, толкая его в грудь. – Отпусти, блять, меня.
Он отступает, и я отодвигаюсь от него. Мне стыдно за себя.
Это ужасно, что я могу быть такой жалкой и слабой. Он использовал меня, оскорбил, и я позволила ему взять меня так, как будто ничего не случилось. Что, черт возьми, не так со мной? Я поправляю платье, отказываясь смотреть на него.
– Катя, – он начинает, но я поворачиваюсь и убегаю.
– Блять, – он рычит. – Катя, подожди.
Я забегаю внутрь без нижнего белья и разбитая. Я пробираюсь через толпу, пока не нахожу своих братьев. Лэндон замечает меня первым, и его широкая улыбка быстро стирается с его лица, когда он видит меня. Он подбегает, хватая меня за плечи. – Что случилось? Кто тебя обидел? Боже, Катя, ты…
Его голос затихает, и когда я смотрю вверх, его глаза направлены на что-то за моей спиной. Я знаю – это Маркус. Лэндон быстро подталкивает меня за его спину, в ждущие руки Уайатта. Он шагает к Маркусу и рявкает. – Какого хуя ты здесь делаешь? Она не хочет видеть тебя. Уходи.