Но кроме Виктора у входа в коридор стояла моя Киса… и Дуров позади нее, прижав ее спиной к своей груди, заставляя смотреть мой бой. Ее глаза были наполнены слезами. Дуров смотрел на меня, лицо этого психопата выражало насмешку. Это все, что мне было нужно, чтобы заставить себя бороться дальше.
Киса попыталась отвернуться, когда лезвие сая надавило на мою шею, но Дуров схватил ее за щеку и повернул обратно, заставляя смотреть на меня, при этом он прижал свой рот к ее уху и что-то говорил ей.
Ее голубые глаза были полны ужаса, все-то время, что она смотрела на меня. И я напрягся, как тугой канат, в попытке высвободиться. Ревя в отчаянии, повернул бедра, выбивая сай из рук 362 одновременно переворачивая его на спину.
Я не видел ничего, кроме красной пелены крови, когда уселся сверху на него и нанес первый удар в шею. Я не чувствовал ничего, кроме ярости, когда во второй раз нанес удар в висок. Не ощущал ничего, только одно-единственное намерение — разорвать Дурова, когда поднял оба кулака и опустил их вниз, погружаясь в грудную клетку 362. Лишь его умирающие всхлипы, которые я услышал, отвлекли меня от гнева.
Кровь, как река, вытекала из 362, моя кожа была покрыта его кровью. Он смотрел на меня. Я заметил одобрение в его взгляде, когда я опустил руки, и мою грудь наполнила боль.
— Месть...— произнес он, подавившись кровью. — Заставь его заплатить…
362 умер, его грудь перестала двигаться. Толпа ревела. Но я не мог пошевелиться, только смотрел на мертвого 362, лежащего на полу клетки. Я не мог двигать ни руками, ни ногами, мою грудную клетку пронзила острая боль.
Стальная дверь открылась, ко мне подбежал Виктор. Он присел рядом со мной.
— Рейз, сынок, нам надо идти.
Я посмотрел на Виктора, затем опустил взгляд на 362 передо мной.
— Я знал его, — ответил я, сломленным голосом.
Виктор кивнул и положил руку на мое плечо.
— Я знаю, сынок. Я понял это в ту минуту, когда увидел его тату и вашу реакцию, как только вы оказались в клетке.
— Он был моим другом… — выдавил я, такое незнакомое и горько-сладкое понятие.
Виктор схватил меня за бицепс и помог встать на ноги.
— Мы должны идти, сынок.
Виктор и я вышли из клетки, двигаясь сквозь толпу. По моей спине кто-то хлопал руками, поздравляя, я же опустил глаза и старался двигаться быстро, чтобы оказаться в коридоре. Потом я рванул в свою комнату ожидания. Оказавшись внутри, направился прямо в ванную, и меня стошнило в унитаз, тело покрыл холодный пот.
Виктор стоял около двери, ругаясь себе под нос. Я, мать его, понятия не имел, что со мной происходит. Я опустился на пол, из моих ран на плитку вытекала кровь. Виктор схватил два мокрых полотенца и прижал одно к руке, а второе — к горлу.
Я не дрогнул.
— Тебя надо зашить, сынок. Этот сай хорошо прошелся по тебе.
— Тогда сделай это, — ошеломленно ответил я.
Я никогда не чувствовал это… эту… боль раньше. Эта боль — вина? Была ли это вина? Я всегда блокировал это при убийствах. Те мужчины, с которыми я сталкивался на ринге, были лишь животными для забоя, а я был человеком, который нес им смерть. Не было никаких размышлений. Только инстинкт и долг в ГУЛАГе подталкивали меня вперед.
Но в этот раз… я чувствовал все: раскаяние, стыд, опустошение. Я был похож на мертвеца. Внутри я тоже чувствовал себя мертвым.
— Где ты живешь, сынок? — спросил Виктор, вытаскивая нить и иглу из металлической коробки над раковиной. Он стал зашивать мою руку. Я не чувствовал иглу, которая прокалывала мою кожу. Не чувствовал нить, соединяющую мою плоть.
— В спортзале.
Виктор замер и покачал головой.
— Черт, сынок. Просто… черт.
После того, как мои раны были зашиты, Виктор заставил меня принять душ и повел обратно в зал. Когда он ушел, я закрыл глаза, устроившись на тонком матрасе. Все, что я мог видеть, — это кровь, повсюду кровь. И 362, который смотрел мне в глаза, когда жизнь уходила из него.
Я никогда не чувствовал раскаяние или сожаление, но сейчас тонул в них.
16 глава
Киса
— Почему я снова должен отвезти вас в тренажерный зал, Киса? — спросил меня Серж, когда я встретила его на тротуаре, после того, как Алик высадил меня около дома моего отца. Папа к этому времени уже ушел, чтобы встретиться с грузинской Братвой, что привезли Голиафа, а Алик должен был присоединиться к ним этим вечером, поэтому я знала, что буду свободна всю ночь.
Так было всегда, пока продолжался чемпионат. Главари Братвы собирались, чтобы обсудить дела по всем направлениям. Но сегодня что-то было не так, мой желудок скручивало от нервного напряжения, словно что-то плохое должно было случиться. Я знала, что на это повлияло сразу две вещи: первая — это странное настроение Алика, вторая — странная реакция Рейза, после того, как он выиграл бой этим вечером.
Алик был в ярости из-за победы Рейза. В такой ярости, что даже не использовал мое тело после боя, как обычно это делал. В этот раз он просто высадил меня около моего дома и холодно приказал зайти внутрь.
Алик испытывал страх. Никогда раньше я не видела, чтобы он боялся. Но увидев сражение Рейза с Голиафом, с каким невероятным умением и силой тот победил, Алика был в таком состоянии, в котором я раньше никогда не видела его: весь в себе, тихий, задумчивый.
Это пугало меня больше, чем его агрессия. Я понятия не имела, что делать с Аликом, который не проявлял эмоции, или Аликом, который держался на расстоянии.
Но прямо сейчас я пыталась выбросить из головы любые мысли о нем. Мне надо было увидеть Рейза. Алик заставил меня смотреть этот бой, пытаясь утвердить свое господство надо мной. И, о боже, Рейз чуть не умер. Но затем что-то случилось с ним. Он не выглядел, как боец довольный своей победой. Он не мог подняться, выглядел как контуженный и смотрел на Голиафа опустошенным взглядом. Виктору пришлось поднимать его с колен, чтобы вытащить из клетки, и поддержать, пока он шел по коридору. Хуже всего, что я не могла пойти к нему. Вместо этого мне пришлось пойти с Аликом.
Я обижалась на Алика за это. В этот раз я сильно обиделась на него.
Я посмотрела на Сержа, пораненное лицо Рейза промелькнуло в моем сознании
— Пожалуйста, Серж, — попросила я, обращаясь к нему, стоящему передо мной, когда он открыл заднюю дверь «Линкольна» и жестом указал мне сесть. Я скользнула на сидение, а Серж сел за руль.
Он обернулся:
— Киса, что происходит? Вы что-то скрываете, и это, ставит нас обоих в опасное положение. Я ничего не буду делать, пока вы не дадите мне ответы на некоторые вопросы.
Я опустила взгляд на тротуар снаружи и испытывала беспокойство по поводу того, что же делать. Потом снова взглянула на Сержа, и мои глаза наполнились слезами.
— Киса, вы в опасности? — спросил он, а я покачала головой. — Вы… вы встречаетесь с кем-то еще? За спиной мистера Дурова? Вы встретили его в тренажерном зале?
— Это не так, Серж, — всхлипнула я и вытерла слезы. — Это больше, чем просто «встречаться» с кем-то.
Лицо Сержа побледнело.
— Киса! Вы встретили кого-то еще? Вы смерти ищете? Мистер Дуров убьет вас обоих, если застанет. Этот мужчина даже в лучшие времена неуравновешен, а в этом случае? Он выйдет из себя. — Он опустил взгляд, но потом вернул его на меня. — Кто это?
— Ты не поверишь, если я расскажу тебе. Я едва могу сама себе поверить.
— Киса, вы говорите бессмыслицу.
У меня скрутило все внутри от того, что я сбиралась произнести, из-за секрета, которым я собиралась поделиться. Серж наклонился вперед, и я прошептала:
— Ты не поверишь в то, что я скажу.
— Поверьте мне, — сказал он сухо.
— Это… это… Лука…
Серж уставился на меня, словно я была ненормальной.
— Лука? — переспросил он. — Лука Толстой?
— Да, — ответила я едва слышно и сжала сумку, лежащую на моих коленях. В ней были фотографии, сувениры — все, что напоминало о нашем детстве. Сегодня вечером я собиралась сделать попытку и заставить его вспомнить. Сегодня мне хотелось, чтобы он вспомнил меня… нас… все.
Я просто хотела вернуть моего Луку… в конце концов, я хотела вернуть как можно больше того, что было утеряно. Я была согласна на любую часть Луки, хоть на крошечный кусочек того, что еще осталось.
— Вы изменяете с Лукой Толстым? — спросил Серж с сильным русским акцентом.
Я кивнула, и он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
— Киса, мистер Толстой умер много лет назад в результате несчастного случая. Его тело было сожжено. Что происходит? Кого ты пытаешься защитить?
— Рейз.
— Новый боец? — перебил Серж. — Что за чертовщина, как он связан с Лукой?
— Он и есть Лука, Серж. Рейз — это Лука.
— Киса, я не понимаю, как …
— Его отвезли в подземную тюрьму, после того, как Родион был убит, подальше, где он вынужден был стать бойцом. Принимать участие в боях на смерть, Серж. Я знаю, это звучит невероятно, но это случилось. Он не помнит, кто он, откуда он, или кто мы все для него. Он подвергался пыткам и жестокому обращению. Как животное, он сражался, чтобы выжить, не оставив в себе ничего человеческого, но я замечаю мимолетные проблески, когда он смотрит на меня. — Я с трудом сглотнула и продолжила: — Когда он со мной.
— Киса, это все …
— Его глаза такие же, как у Луки, карие с размытым пятнышком синего в левом. У него те же манеры. Он наклоняет голову и поджимает губы, его полные губы точно такой же формы. И ему снятся сны, яркие сны. Это воспоминания, а не просто сны, Серж. Я в этом уверена. Вернувшись в Бруклин, он вспоминает все больше и больше. Это Лука. Он вернулся ко мне. — Я посмотрела в потрясенные глаза Сержа и продолжила: — И он нуждается в моей помощи. Мне надо заставить его вспомнить. Мне нужно знать, что случилось много лет назад. Мы сделаем это. Там было так много боли. Так много вопросов осталось без ответов, которые оказались под завесой тайны.
Серж хранил молчание, я знала, что он не поверил мне. Мне было все равно, потому что я знала правду, и все обернулось так, чтобы я спасла Рейза. Все сложилось так, чтобы он смог найти обратный путь домой.
— Просто отвези меня в зал, Серж. И, пожалуйста, подожди, потому что я хочу съездить с ним позже на Брайтон-Бич.
Серж намеревался поспорить со мной, но я отвернула голову и прислонилась к окну, давая понять, что разговор окончен.
***
Я вошла в тренажерный зал и направилась в комнату, где тренировался Рейз. Почти все пространство было погружено во мрак, потому что свисающий с потолка источник света был слишком тусклым. Рейз сидел у дальней стены, опустив голову вниз, его грудь была покрыта красным и черным. Ноги были вытянуты вперед. Я никогда не видела, чтобы тот, кто выиграл бой, выглядел бы настолько побежденным.
— Рейз? — Испугавшись, я бросилась к нему.
Опустившись на колени, я схватила лежащее рядом полотенце и прижала к только что нанесенной отметине на его туловище, которая была в два раза длиннее, в два раза глубже, и в два раза воинственней, чем другие его тату за убийства.
— Рейз, что ты наделал? — спросила я и попыталась заглянуть в опущенные глаза. Он не ответил и даже не шелохнулся, когда я прикоснулась к его татуированному торсу. Он сидел, сжимая сломанную ручку и окровавленное лезвие в своих руках.
Когда я стала дальше осматривать его израненное и покрытое шрамами тело, то заметила огромную зашитую рану на его руке и стежки вдоль нижней части горла.
Я до мельчайших подробностей вспомнила тот момент сражения, когда он получил эти раны — в тот момент я думала, что снова потеряю его. Случившееся лишь утвердило во мне веру рассказать ему, кто он есть на самом деле. Завтра вечером ему придется сражаться с Аликом, каждый из них смог добраться до финала, и завтра вечером, я должна буду потерять одного из двух мужчин, которые когда-либо что-то значили для меня. Но я знаю, кого я хочу, кого я всегда хотела, и прямо сейчас, он лежал на этом жестком полу и выглядел так, словно его мир был разорван на части.
Лука должен вернуться ко мне. Наконец-то, после всех этих долгих лет неволи, он должен быть освобожден. Он должен знать, что по-прежнему любим.
— Рейз, пожалуйста, посмотри на меня, — попросила я нежно, сдерживая слезы, и он медленно поднял голову. Его глаза были покрасневшими, а выражение лица указывало на опустошенность. От увиденного, мое сердце защемило. Я протянула руку и дотронулась до его щеки. — Lyubov moya, что все это значит? Что случилось на бою сегодня вечером? Из-за того, что тебе было больно? Или это был особенный бой для тебя?
Я поймала руку Рейза, опуская в сторону, и окровавленное лезвие бритвы упало на пол. Его грубая, покрытая кровью ладонь легла поверх моей руки, которая все еще находилась на его щеке, и я замерла.
— Я убил своего единственного друга, — прохрипел Рейз и его пальцы сжались вокруг моих. Хватка была такой сильной, что это не оставляло сомнений о его эмоциональном потрясении.
У меня перехватило дыхание, и я сразу же подумала о Родионе. Он вспомнил? Неужели он вспомнил ту ночь? Он говорил о моем брате? Он смог вспомнить свое прошлое?
Моя рука нажала дрожать от тяжести понимания того, что это может означать.
— Какой друг? О ком ты говоришь, любовь моя? — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в своем голосе.
Рейз посмотрел на меня опустошенным взглядом и ответил:
— 362.
В ответ я моргнула и тут же вспомнила наш разговор прошлой ночью:
— 362? Из ГУЛАГа?
Рейз кивнул, продолжая удерживать мою руку:
— Голиаф…
Неожиданно все стало проясняться. Это не было связано с воспоминаниями о смерти Родиона, это был мужчина, с которым он сражался этим вечером, грузинский Голиаф.
— Мужчина, которого ты убил сегодня…
— Мой друг.
Моя нижняя губа задрожала от увиденного, что этот сильный, необузданный и суровый мужчина превратился в тело с горой мышц, которое не наполняло ничего, кроме чувства раскаяния и вины.
— Рейз, мне очень жаль, — успокаивала я.
— Его поймали, когда мы сбежали, грузинская мафия. Он сказал мне, что если бы выиграл сегодня, то они освободили бы его. Став свободным, он мог бы отомстить людям, которые отправили его в ГУЛАГ. После всех этих лет, что он учил меня, как выживать… Он был невиновен. Он заслужил, чтобы отомстить, но…
Веки Рейза дрогнули, и я наклонилась, покрывая поцелуями его лоб, щеки и обратную сторону ладони, которая все еще была поверх моей.
— Но что?
— Но так же, как и я, — прошептал он, и кровь в моих венах похолодела.
— Что ты? — надавила я.
Его глаза расширились, когда что-то прояснилось в голове, и грудная клетка напряглась, словно от шока.
— Я невиновен, — едва слышно ответил он, явно не в силах говорить громче. — Киса, я невиновен. Я не сделал ничего такого, чтобы быть заключенным. Я не делал того, в чем меня обвинили.
Рука Рейза теперь полностью обхватила мою, и он посмотрел на наши соединенные пальцы.
— Ты дрожишь, Киса-Анна. Почему ты дрожишь?
Рыдания прорывались сквозь мое горло, и я поднесла руку, держащую полотенце, ко рту. Слезы облегчения появились в моих глазах. Он не делал этого. Лука не убивал моего брата. Он был невиновен. Я всегда знала, что он был невиновен.
— Киса, я не понимаю, почему ты плачешь? — Рейз наклонил голову в сторону, и я прильнула к его груди, вдыхая пьянящий аромат, не беспокоясь о моей одежде, которую могли запачкать кровь и чернила.
Я нашла утешение в сильных руках Рейза, которыми он обнял меня и прижал близко к себе.
— Ш-ш-ш, solnyshko, — прошептал он, и я перестала плакать, подняв голову и заглянув ему в глаза.
— Solnyshko? — спросила я, а Рейз выглядел озадаченным, прежде чем опустить взгляд на меня.
— Это означает маленькое солнце, — ответил Рейз вот так просто. — Думаю, это по-русски. — И в этот момент на его лице отразилось удивление, словно он не понимал, откуда знает это.
— Ты назвала меня «lyubov moya», — вдруг произнес он, наблюдая за мной, изучая меня, будто я была загадкой, которую он пытался отгадать. Я кивнула, пытаясь сдерживать свою нижнюю губу от трепета.