Девчонка никак не хотела быть покорной и послушной, говорила дерзости и постоянно дразнила его, прохаживаясь насчет его внешних данных. А главное, говорила это громко, четко и с выражением, так что все меткие прозвища немедленно стали известны всему дому. Особенно Хэйтаро взбесило то, что однажды он случайно услышал несколько слов, которыми перебрасывались между собой слуги и убедился, что прозвище "носатый коротышка" прилипло к нему намертво. Особенно смелые даже бормотали шепотом "плешивый пень" и гнусно хихикали при этом. Хэйтаро велел безжалостно выпороть провинившихся и пригрозил им плахой, но понимал, что дела этим не исправить. Проклятое прозвище прилепилось к нему навечно.
Когда к нему пришла служанка госпожи Томин и сказала, что мать великого князя желает говорить с ним, Хэйтаро даже вздохнул с облегчением, надеясь на легкий перерыв в своем утомительном, каторжном и бесполезном труде. Правда, как позднее выяснилось, радовался он явно преждевременно.
Госпожа Томин обменялась с ним ничего не значащими словами приветствий, величаво устроилась на великолепно вышитой циновке и осведомилась:
— Как продвигается воспитание вашей подопечной, господин управляющий?
— Подопечной? — Хэйтаро вытаращил глаза и даже поперхнулся от изумления, — какой… э-э-э… госпожа, как вы узнали?
Это вырвалось у него почти помимо воли, но он уже понимал, что пути назад у него просто нет.
Женщина усмехнулась:
— Я слушаю, Хэйтаро.
Покорившись неизбежному, он махнул рукой. Будь что будет, а лично он уже устал терпеть выкрутасы этой светловолосой стервы. Пусть кто-то другой с ней мучается и поделом, раз они такие глупые. Эту дрянь ничему в жизнь не научить, она так и будет ругаться, визжать, вопить и махать кулаками.
— Она упряма, как осел, госпожа. Ничем ее не прошибить, даже той оглоблей, которую она, судя по всему проглотила. Простите, госпожа, что говорю так, но мое терпение давно на исходе. О, если б вы ее видели!
— Я и хочу ее увидеть, Хэйтаро. И даже больше: поговорить с ней.
Тут Хэйтаро испугался. Он просто представил, что будет, когда хорошенький ротик этой мегеры произнесет хотя бы десятую часть тех слов и выражений, которыми она обычно сыпала — по отношению к матери самого князя! Да тут одними плетями не отделаться. Ему могут запросто голову отрубить за то, чтоб не тащил в приличный дом всякую гадость.
— О нет, госпожа! — воскликнул он, — не делайте этого, заклинаю вас! Вы и не представляете, что именно она может сказать. Эта дрянная краути совершенно незнакома с правилами приличия. Я не хочу, чтобы она оскорбила вас.
— Мне решать, господин управляющий. Итак, приведите ее.
Хэйтаро задумался. Госпожа Томин уже предупреждена о том, что ее ждет, но все равно хочет увидеть девицу. Почему? За этим что-то кроется. Наверняка кто-то из слуг проболтался. И о ее поимке, и о внешности. Скверно. Очень скверно. С матерью князя Хэйтаро ни в коем случае не хотел ссориться, но и уступать ей тоже не хотел. Ведь если она перехватит девку у него из-под носа, князь не станет вознаграждать его за труды. Хотя… впрочем, за что там вознаграждать, если эта дрянь вместо почтительного и покорного поклона вздумает назвать самого великого князя каким-нибудь гадким прозвищем! А тут… Пожалуй, над этим стоило подумать.
— Ох, госпожа, — потупил маленькие глазки управляющий, скрывая блеск, вспыхнувший в них от озарения, — боюсь, она оскорбит ваши уши. Мне придется потрудиться, чтобы наставить ее на путь истинный.
— Если до сих пор вы не сумели внушить девушке, как следует разговаривать с господами, то боюсь, господин управляющий, ваши труды потрачены впустую, — не осталась в долгу госпожа Томин, прекрасно понимая, что именно он хотел сказать, — так что, я вынуждена сделать вывод, что доверять вам столь тонкое дело не следует. А посему примите это в качестве отступного, — и она величавым жестом вручила ему плотный мешочек, полных золотых монет.
Хэйтаро сдался совершенно.
— Как прикажете, госпожа, — отозвался он довольно и резво подскочил на ноги, — позвольте мне только отдать кое-какие распоряжения.
Госпожа позволила.
Хэйтаро привел Аурин через полчаса, предварительно вдоволь настращав ее, пригрозив плахой и всю дорогу нудно поучая, как именно нужно отвечать знатной госпоже. В ответ Аурин показала ему язык, ничем не показывая, что его слова произвели на нее впечатление и наставили на путь истинный.
Увидев девушку при дневном свете, госпожа Томин была поражена, хотя считала себя вполне подготовленной к любому зрелищу. Тем более, что оно не было для нее новым. Но сверкающие волосы, отливающие золотом и яркие зеленые глаза при свете солнца оказались гораздо более впечатляющими.
Оглядев ее повнимательнее, она еще раз укрепилась в своем мнении, что девушка и впрямь хороша и что ее трудно не заметить. И без столь отличительных признаков, как глаза и волосы, она уже отличалась от жителей Кетлии тем, что имела слишком светлую кожу. Да и остальные черты лица были какими-то другими, хотя на первый взгляд сказать было сложно, в чем крылось отличие.
Аурин поклонилась, отреагировав на чувствительный толчок пониже спины, сделанный без сомнения, управляющим. В частности, его коленом. Не произнося худого слова, она убрала одну из рук за спину и сделала один очень неприличный жест, адресованный именно Хэйтаро. Он его, конечно, заметил, но сделать ничего не смог, поскольку госпожа Томин пристально наблюдала за ними обоими.
— Ступайте, господин управляющий, — сказала она наконец, — ваша миссия на этом закончена.
Он поклонился и отступил назад, скрипя зубами. Гадкая девчонка переиграла его в такой мелочи, но все же переиграла. Нужно было уходить. И быстро, госпожа не любила ждать.
Как только за ним закрылась дверь, госпожа с едва заметной улыбкой посмотрела на девушку и произнесла:
— Садись.
Аурин села на кстати подвернувшуюся циновку, без улыбки глядя на женщину. От этой встречи она не ожидала ничего хорошего.
— Как тебя зовут? — продолжала госпожа Томин.
— Зачем вам знать мое имя? — осведомилась девушка и помедлив, добавила, — госпожа.
— Я должна как-то к тебе обращаться. Прозвище "краути", придуманное управляющим, сюда вряд ли подойдет.
— А управляющий считает, что оно подходит ко мне как нельзя лучше.
— Он может считать все, что ему будет угодно. Но позволь мне думать самостоятельно. Итак, как тебя зовут?
— Аурин, так звала меня Иоти.
— Аурин. Что ж, красивое имя, если оно твое.
— Не совсем мое. Его придумала Иоти, а своего я не помню.
— Вот как? Что ж, полагаю, она знала, что делала. Откуда ты родом, Аурин?
— Этого я не знаю, — та пожала плечами.
— Давно ты приехала в Кетлию?
— Не помню. Иоти говорит, что мне было тогда лет шесть.
— Кто такая Иоти? — поинтересовалась наконец госпожа Томин.
— Женщина, которая меня вырастила.
— Где ты выросла?
— В рыбацкой деревне, госпожа.
— Понятно.
Госпожа помолчала, не сводя с нее пристального взгляда. Потом попробовала зайти с другой стороны.
— Тебе здесь нравится, Аурин?
— Нет, — последовал незамедлительный ответ.
— Почему? С тобой плохо обращаются?
— Ну, если то, что меня отлупили палками, считать обычным, то вполне хорошо. К тому же, Хэйтаро вечно вопит и пытается меня учить. И потом, меня притащили сюда против моей воли.
— В рыбацкой деревеньке было лучше? — мило улыбнулась госпожа Томин.
— Лучше, — упрямо отозвалась Аурин.
— И ты хочешь туда вернуться?
— Хочу. А почему вы спрашиваете, госпожа? Хотите меня отпустить?
— Об этом потом. Встань.
Аурин посмотрела на нее недоумевающим взглядом.
— Зачем?
— Ты задаешь неподходящие вопросы, Аурин. Но все же я отвечу. Мне хочется посмотреть, высока ли ты ростом.
— Высока, — Аурин встала.
Госпожа Томин подошла к ней, осмотрела ее с ног до головы цепким женским взглядом, не упускающим ни одной детали. Увиденное ей не то, чтобы понравилось, но и не отвратило совершенно
— Слава Богам, что мой сын тоже высокий, — пробормотала она себе под нос, — у тебя хорошая фигура, Аурин. И если тебя как следует кормить, то она станет совершенной. Ты будешь госпожой. Но для этого нужно многое уметь. Поэтому прежде всего нужно заняться твоим воспитанием. Для начала тебя нужно вымыть и соответственно одеть.
— А если я не хочу быть госпожой? — спросила Аурин агрессивно.
Госпожа Томин продолжала, словно не замечая ее слов:
— Красота девушки заключается не только во внешности, но и в походке, умении поддерживать разговор, уме и образованности. А также в умении держать себя в руках и не демонстрировать неприличных жестов людям, пусть они и являются последними тупицами и глупцами. Девушка должна украшать собой любое общество, куда бы ни попала. Тем более, если она — наложница князя.
— А я не хочу быть наложницей князя, — дерзко произнесла девушка.
Госпожа Томин посмотрела на нее насмешливо.
— В девушке должна быть покорность, Аурин. Но необязательно быть покорной на самом деле. Умная женщина может вертеть мужчинами как хочет. И все они будут уверены, что она следует только их советам. Итак, быть тебе наложницей князя или нет, решать моему сыну, а не мне. Он волен поступать как ему заблагорассудится. А ты вольна согласиться или отказаться, помня при этом о последствиях. Я же хочу, чтоб ты ему понравилась.
Аурин приподняла брови, но ничего не сказала на это, так как не знала, что.
Госпожа Томин восприняла этот жест с интересом и оценила высоко.
— Почаще так делай, Аурин. Это тебе идет.
Она хлопнула в ладоши, вызывая служанок. Кивнула на девушку:
— Займитесь госпожой.
Аурин никогда еще не называли госпожой и от подобного обращения она немного остолбенела. Одной из служанок пришлось немного подтолкнуть ее вперед.
С Хэйтаро ей было проще. Она могла запросто обозвать его поганым сморчком или плешивым болваном, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Но госпожа Томин была женщиной, к тому же, занимала очень высокое положение в обществе. Кто знает, что случится, если она назовет ее глупой старой курицей? Возможно, именно за такие слова здесь и рубят головы. Да не возможно, а вполне, вполне реально. Однако, и не прибегая к грубостям, Аурин была полна решимости упрямиться до последнего и ни в коем случае не соглашаться на столь унизительное предложение.
Ее мнение показалось бы многим девушкам Кетлии не только странным, но и весьма глупым. Стать наложницей князя — о таком можно было только мечтать. И если вдруг выпадает такой шанс, следовало вцепляться в него мертвой хваткой. Но Аурин, выросшая на берегу моря и никогда не испытывающая принуждений такого рода, не могла с ними согласиться. Она могла понять принуждение в работе, этого в ее жизни было достаточно. Но ее никогда не заставляли говорить то, что говорить не хочется, улыбаться, когда она этого не хотела и делать то, что казалось ей противным и унизительным.
Когда Аурин приняла ванну, ее волосы высушили, расчесали и уложили в замысловатую прическу с помощью гребней и драгоценных заколок. Потом в комнату пришла госпожа Томин, долго и придирчиво выбирала одежду для девушки, оценивая ее наготу и вновь и вновь находя, что она слишком тощая, но хорошая и обильная пища это поправят. Наконец, Аурин была полностью одета.
— Тебе нужно многому научиться, Аурин. И самое главное, держаться, как госпожа. Что за рубцы у тебя на спине?
— Отметины носатого коротышки, — ответила девушка без задней мысли, — двадцать палок за длинный язык.
Госпожа Томин сперва опешила, а потом рассмеялась негромким мелодичным смехом.
— Меткое прозвище, Аурин. Хэйтаро оно подходит как нельзя лучше. Мне нравится твой быстрый ум. Но это качество нужно развивать, как и многие другие. Ибо нет ничего легче быть дурой и нет ничего труднее, чем ею казаться.
— Я должна казаться дурой, госпожа? — удивилась Аурин, — а как же поэзия и все такое прочее?
— От этого умения зависит, чего ты добьешься. Никогда еще глупая женщина не добивалась высокого положения только с помощью красоты. Лишь умные женщины могут это сделать. Но мужчины любят дурочек, а стало быть нужно уметь таковой казаться.
Аурин поморгала ресницами. Ей всегда казалось, что быть госпожой значило валяться целыми днями на мягкой постели, объедаться сладостями и фруктами и ничего не делать, только раздавать пинки слугам. Оказывается, это очень сложное и тонкое дело — быть госпожой. И гораздо проще и легче, если на то пошло, быть торговкой рыбой.
Госпожа Томин приступила к обучению. В ее распоряжении была сырая глина: Аурин почти ничего не знала о правилах поведения. Она была неграмотна и абсолютно невежественна во всем, что касалось поэзии и искусства. Она не умела танцевать изысканные светские танцы, изящно кланяться, вовремя замолкать, зато смеялась всегда не к месту и слишком громко. А за столом она облизывала пальцы. Остальные погрешности можно было перечислять до ночи.
— Мой сын любит живопись, Аурин, — говорила госпожа Томин, — с ним нужно говорить об этом. А чтобы поддерживать разговор, нужно хотя бы немного в этом разбираться. Ты же не будешь говорить с ним о ловле рыбы.
— Почему бы и нет? Уверена, этого он как раз и не знает, — съязвила Аурин и весьма успешно.
Вот только ее наставнице это не понравилось.
— Быстрый ум не является достоинством, если становится слишком резвым, — заметила она сурово, — и язвить следует с умом, а главное к месту.
— И с теми, кто не сможет наказать тебя за это, — не смолчала девушка.
Госпожа Томин некоторое время молчала, а потом отозвалась:
— Это уже лучше. Я рада, что это ты наконец поняла. Теперь тебе осталось еще научиться держать язык за зубами.
Временами подобные выходки новоявленной ученицы огорошивали ее и заставляли думать, что обработать этот неограненный алмаз будет невозможно. Но таких случаев становилось все меньше. Госпожа Томин не ошиблась, говоря о быстром уме Аурин. Она и в самом деле все схватывала на лету, ей было интересно узнавать новое. Девушка легко запоминала сказанное и прочитанное и могла без запинки пересказать. Огорчало то, что тонкое умение слагать стихи обошло ее стороной. Иногда, правда, Аурин находила рифмы, но тогда они не устраивали саму госпожу Томин. И еще одно ее тревожило. Умение держать язык за зубами оказалось куда более сложной наукой для ее подопечной, чем заучивать наизусть целые трактаты и тяжелая наука игры на арфе. Частенько Аурин ляпала такое, что госпоже Томин очень хотелось заткнуть ей рот и говорить всем, что эта девушка немая. От рождения.
Тем временем случилось то, чего госпожа Томин опасалась куда сильнее, чем возможности услышать дерзость от Аурин в присутствии сына. Она узнала, что Рэкти, воспользовавшись тем, что госпожа не следит за ней своим бдительным оком, забирала все большую власть в свои руки. Князь уже ничего не делал без ее совета. Назревала катастрофа. И госпожа Томин, скрепя сердце, решила применить свое средство.
Она прошла в комнату к Аурин, которая прилежно вышивала на пяльцах какой-то затейливый рисунок с невыносимой скукой на лице. Впрочем, она попыталась ее согнать, как только увидела свою наставницу. Госпожа Томин тяжело вздохнула, осмотрела ее с сожалением и проговорила:
— Ты еще совсем сырая, Аурин. Мне нужно еще по крайней мере два месяца, и то, это самый короткий срок. Но боюсь, что по истечении этого срока будет уже поздно. Князь должен тебя увидеть.
Заметив недовольную гримасу на лице девушки, она строго добавила:
— И помни, что я говорила тебе о твоей невыносимой манере постоянно корчить рожи. Ты в конце концов, не обезьяна.
— Ладно, — хмыкнула Аурин и сдвинула свои красивые, выразительные брови.
Это смотрелось гораздо лучше и госпожа Томин помягчела.
— Я уже говорила тебе, Аурин и повторяю опять. Я не принуждаю тебя быть наложницей моего сына. Но он должен тебя увидеть.
Она помолчала.
— Женщина не должна говорить о выгоде, но никто не запрещает ей искать ее. Ты понимаешь меня?