Перед тем, как войти в стеклянный лифт, он отдает оружие мужчине в униформе, затем мы с Джексом едем наверх. Мы не одни, рядом с охранниками стоит репортер в элегантном костюме, помимо этого повсюду установлены камеры, есть одна и в углу лифта.
Джекс не отвечает на вопросы журналиста и даже не смотрит на него, его взгляд устремлен наружу. Из лифта открывается вид на внутренний дворик. Зрители стремятся наружу, они хотят попасть домой, чтобы ничего не пропустить. Большинство смотрит передачи на мобильных устройствах, перескакивая с одной программы на другую. У них двадцать Воинов на выбор, у каждого свой канал, а утром яркие моменты объединят в одну передачу. Их будут транслировать ближайшие несколько дней, пока не вернется новая смена солдат, и шоу начнется сначала.
Раньше я редко смотрела эту передачу, считая ее примитивной и достойной презрения. Однако правящий режим поддерживает ее, в том числе финансово, поскольку она служит не только развлечением, но устрашением и предупреждением.
Лифт открывается, и мы идем по еще одному пустому коридору, пока не оказываемся перед дверью номер восемьсот двадцать девять. Джексон прикладывает большой палец к сенсорной панели, и дверь распахивается.
Не смотря на то, что Джекс решительно игнорирует журналиста, тот брызжет энтузиазмом и болтает без передышки:
— Почему по истечении такого долгого времени вы решили взять себе рабыню и почему именно эту? По нашей информации она врач, которая убила вашего брата…
Джекс хватает меня за руку, вырывая из лап охранников, втаскивает в комнату и захлопывает дверь перед носом троих мужчин. Теперь я с ним наедине.
Я тяжело сглатываю, пытаясь протолкнуть ком в горле, но мой голос всё равно тонкий и слабый, когда я спрашиваю:
— Можно мне в туалет?
Я торопливо озираюсь. Автоматически вспыхивает подсветка в теплых тонах. Большая кровать стоит в середине комнаты, что дает возможность привязывать рабынь к ее кованому каркасу. Я содрогаюсь, и мой желудок снова сводит судорогой.
Здесь нет окон, только еще две двери. Одна ведет в ванную, другая — в туалет. Я знаю это потому, что все комнаты удовольствия спланированы одинаково, только обстановка меняется. Есть комнаты, которые похожи на пыточные — всё зависит от того, что предпочитает Воин. Но эта комната напоминает мне больше гостиничный номер в Нью-Волд Сити. Мой бывший парень Марк и я два года назад ездили в отпуск в другой город. Первый и единственный раз я покидала пределы Уайт-Сити и летала на шаттле. Это был прекрасный отпуск. Окна нашего номера выходили на парк с козами и кроликами, которых можно было гладить, и множеством цветов.
Марк был единственным, кто попрощался со мной после заседания суда.
На глаза наворачиваются слезы, и я торопливо смаргиваю их.
— Пожалуйста, можно? — снова спрашиваю я, потому что Джекс не отвечает. Он садится на кровать и вытягивает ноги.
Я тотчас хватаюсь за дверную ручку, но дверь заперта. Черт, кто бы сомневался. Да и как далеко я смогла бы убежать? До первого поста охраны, которые разбросаны по всему зданию?
— Ты не сможешь выйти отсюда, — говорит Джекс угрожающе тихо.
Я поворачиваюсь к нему. Это первый раз, когда он сегодня со мной заговорил.
— Сними с меня ботинки, — приказывает он, пристально глядя на меня. Его голубые глаза сверкают. Из-за щетины их цвет кажется ярче — почти таким же синим, как цвет купола, что имитирует небо.
— Пожалуйста, мне правда очень надо! — Слезы, словно кислота, разъедают мои глаза. Я плотно сжимаю бедра, чтобы не обмочиться в штаны. Мочевой пузырь болит, такое ощущение, что сейчас лопнет.
— Ты смеешь мне возражать? — ревет он на всю комнату.
Я подпрыгиваю от страха, и, хотя мои внутренности сковало, ноги начинают двигаться, будто бы Джекс притягивает меня магнитом. Этот мужчина привлекал бы меня, если бы не был моим смертным приговором. Лучше я буду делать, что он говорит — может, проживу дольше.
Я встаю перед ним на колени, дрожащими пальцами расстегиваю ботинки, и тяну их на себя, но они сидят на ноге словно приклеенные. О боже, я не смогу! У меня нет столько сил.
— Ты хоть на что-нибудь годишься? — ворчит он, отталкивает меня и сам снимает ботинки.
Дрожа, я сижу на полу и смотрю на Джекса. Он встает, расстегивает штаны и спускает их со своих мускулистых бёдер. Бёдра слегка покрыты волосами и, как на остальном теле, на них множество шрамов. Вместе с моей операционной командой из четырех человек и медицинским роботом я несколько часов собирала этого парня по кусочкам, возрождая машину смерти.
Теперь на нем остаются только черные облегающие трусы, которые ясно дают понять, насколько хорошо он укомплектован внизу, даже без эрекции.
Джекс демонстративно протягивает мне руку:
— Вставай.
Я медлю, но затем что-то появляется в его взгляде. Не могу это объяснить, но я перестаю бояться, взгляд становится теплым. Интимным. Это тот же взгляд, что тогда в больнице.
Я подаю Джексу руку, и наши кисти соприкасаются. Его пальцы огрубевшие, длинные, прямые и сильные. Он рывком поднимает меня на ноги, так, что я не могу удержать равновесие и падаю ему на грудь. Я машинально упираюсь ладонью ему в живот, вдыхаю запах мужского пота, на долю секунды ощущаю жесткие мускулы и быстро отдергиваю руку.
— Прошу прощения, — шепчу я, не глядя ему в лицо. А поскольку я всё равно достаю ему лишь до груди, мне даже не надо опускать голову.
Я вскрикиваю от неожиданности, когда он внезапно срывает с моей груди повязку. Я почти обмочилась, уже еле сдерживаюсь.
Я ловлю его взгляд, но он уставился на мои груди. Мне настолько нужно в туалет, что я покрываюсь гусиной кожей, а мои соски сморщиваются. Джекс прикасается к ним, гладит большими пальцами и берет мои полные груди в ладони. Словно молния, через низ моего живота проходит приятное ощущение, усиливая пульсацию в мочевом пузыре.
— Пожалуйста… Мне очень-очень нужно. Пожалуйста! — умоляю я сквозь слезы. Он это сделает? Возьмет меня силой? Я снова осмеливаюсь посмотреть Джексу в лицо и ужасаюсь — его глаза настолько горят, что могут прожечь во мне дыры. Я знаю совершенно точно, что означает это выражение, и в панике хватаю ртом воздух.
Еще одним рывком Джекс сдергивает с меня стринги.
— Пожалуйста, я не могу больше терпеть. — Я уже не сдерживаю слезы, насрать на достоинство. Остатки я и так только что потеряла.
Я прижимаю руку себе между ног — не только потому, что мне срочно нужно в туалет, но и потому, что слышу, как камеры, которые установлены в каждом углу комнаты и на потолке, увеличивают изображение. Весь город может меня видеть, шоу транслируют даже на больших экранах в общественных местах. Я голая, полностью обнаженная. Меня трясет от рыданий, я смотрю в пол, чтобы волосы скрывали мое лицо. Я чувствую себя такой глубоко униженной.
— Теперь можешь идти, — говорит Джексон хрипло.
Я бегу к самой узкой двери, распахиваю ее и оказываюсь в крошечной комнатушке, где есть только унитаз, раковина и настенный шкафчик. Я сразу же хочу закрыть дверь, но Джекс рукой останавливает ее.
— Ничего подобного, я буду наблюдать за тобой.
— Что? — Я с трудом сглатываю.
— Начинай, у моего терпения есть предел! Последние пара дней были чертовски дерьмовыми, и на самом деле мне не нужна сучка типа тебя.
— Тогда отпусти меня, — прошу я и прижимаюсь спиной к холодной стене.
— Садись! — Он хватает меня за плечи и просто усаживает на унитаз. И со скрещенными на груди руками остается стоять рядом со мной.
Бог ты мой, если раньше я чувствовала себя униженной, то теперь даже не знаю, как это назвать.
Как я могу расслабиться, если он стоит так близко ко мне? Он будет слышать всё, все звуки! Я снова сжимаю ноги и устремляю взгляд в пол. И то, что я вижу пальцы ног Джекса, не улучшает ситуацию. Я бы предпочла пересчитать крошечные плитки, которыми выложен пол. Я всегда делаю так, когда не могу расслабиться, это моя старая привычка.
Хотя низ живота уже болит, проходит как минимум три минуты, пока я могу наконец пописать. Со стоном я закрываю глаза и вздыхаю с облегчением, пытаясь игнорировать присутствие Джекса и всех жителей города.
В заключении, при помощи панели управления рядом с унитазом, я включаю смыв и автоматическое подмывание. Меня окатывает струей воды и обдувает сушилкой. Теплый воздух щекочет половые губы. Вообще-то, мне нравится это ощущение, но не сейчас. Да и Джекс не заслужил, чтобы я была чистой для него, но так я по крайней мере могу потянуть время и отложить жестокости.
— Я не брал себе рабынь, чтобы они не сидели по полночи в туалете, — ворчит он и стаскивает меня с унитаза. — Идем уже, вымой меня! — Он тащит меня в следующую комнату, где нас обдает ароматным облаком теплого, влажного пара. В середине великолепной ванной комнаты установлено круглое джакузи, наполненное водой почти до краев.
Какое изобилие! Я с завистью смотрю на горячую влагу. У меня дома есть только паровой душ, который использует очень мало воды. Чистая вода — это роскошь, но у Воинов особые привилегии, они могут себе позволить насладиться ванной после смены.
На дальнем бортике лежат аэрозольные бинты, лазер-карандаш для заживления ран и другие медицинские принадлежности. Я иду туда, чтобы взять лазер, потому что у Джекса два глубоких пореза на груди. Но прежде чем успеваю взять инструмент, он хватает меня за запястье:
— Что ты задумала?
Мой пульс громко стучит в ушах.
— Я-я-я хочу позаботиться о твоих ранах.
— Чтобы ты могла убить меня, так же как моего брата?
— Я… — «испробовала всё, чтобы спасти ему жизнь», хочу я сказать, но Джекс сжимает мое запястье сильнее, и я вскрикиваю.
Он сразу отпускает меня и говорит угрожающе:
— Ты даже рот открывать будешь только с моего разрешения.
Со слезами на глазах я киваю и, дрожа, остаюсь стоять у края джакузи. Бортики настолько высокие, что скрывают низ живота, защищая от любых взглядов. Руки я складываю на груди.
Джекс поворачивается ко мне спиной, снимает трусы и заходит в воду. Я пытаюсь не смотреть на его крепкую задницу, когда он с легким стоном садится.
Он не снял с запястья свои квадратные часы. Хотя это может быть и маленький компьютер. Все солдаты носят такие штуки.
Джекс поворачивается так, чтобы видеть меня, и прислоняется головой к бортику. Потом берет лазер, активирует его и привычными движениями водит лучом по обеим ранам. Их края с шипением стягиваются. Ему должно быть больно, но он даже ни разу не вздрагивает.
После этого он делает инъекцию в вену на шее шприцем-пистолетом. В нём, скорее всего, стимулятор, который обеспечивает Джекса питательными веществами.
Я просто стою и жду, а мое бедное сердце колотится, словно я пробежала марафон. Я стараюсь не замечать камеры, но это удается мне с трудом. Я разглядываю Джексона — его жесткое, мужественное, но привлекательное лицо. У него крошечная ямочка на подбородке, нос слегка искривлен. Наверняка, он частенько ломал его во время миссий. Его брови темные и густые, как и ресницы. Он гигантский парень, и вытесняет из ванны едва ли не всю воду, которая попадает в слив и уходит в канализацию. Ничто не должно быть потрачено зря, потому что очищать зараженную радиоактивными и химическими веществами воду Аутленда очень накладно. И хотя под городом есть чистый источник, рано или поздно вода в нем закончится.
Я едва не подпрыгиваю, когда Джекс бормочет:
— Залезай в ванну и вымой меня.
Он серьезно? Хочет сделать это в ванне? Хочет меня утопить?
Он снова дарит мне один из тех взглядов, от которых меня бросает то в жар, то в холод. Если бы только я не была рабыней, а он — Воином!
— Ну же, я ничего тебе не сделаю, — говорит он тихо, словно не хочет, чтобы его услышал кто-то еще.
— Как будто на твое слово можно положиться, — зло цежу я сквозь зубы.
И сразу жалею о сказанном. Черт, Сэм, тебе еще и взбесить его надо?
Хмыкнув, Джекс тянется за губкой и начинает тереть себе руки.
Мое сердце замирает — я жду последствий своего бунта, но Джекс больше не обращает на меня внимания.
Почему он не выходит из себя? Раньше он не был так спокоен.
Чтобы не злить его еще больше, я очень аккуратно перешагиваю через бортик. Я никому не хочу показывать то, что у меня между ног, а Джексу в три раза меньше. Он и так уже достаточно видел.
Я быстро погружаюсь в воду до самой шеи, и через борт переливается еще больше воды. Но, боже, как хорошо в тепле! Оно окружает меня словно защитным покрывалом, и я сразу чувствую себя здесь, — в ванне вместе с Джексом, — более комфортно, чем снаружи. Вода скрывает мое тело ото всех. Хотя, чего мне еще скрывать — всё уже снято на камеру.
Джекс вынимает руку из воды и нажимает на какую-то кнопку. Раздается негромкое шипение, и поверхность воды вспенивается от пузырьков. Теперь никто не может ничего рассмотреть, в том числе и я, к сожалению. Потому что кое-какая часть тела Джекса, вызывает во мне жгучий интерес. Из воды выступает лишь его голова и широкая, покрытая шрамами грудь.
Внезапно я чувствую на своих ногах его ступни, одна из которых поднимается опасно близко к моей промежности. Я вздрагиваю и хочу отодвинуться, но ванна слишком мала для этого. Вообще-то, джакузи рассчитано на троих взрослых людей, но Джекс занимает два места.
Когда он наклоняется вперед и хватает меня за лодыжку так, что половина моей ноги торчит над водой, а моя голова почти погружается, я вскрикиваю и судорожно цепляюсь за бортик. Сейчас я умру!
Джекс уверенно ставит свою ступню мне между ног и двигает ею. Непривычное прикосновение к самому интимному месту и приятно, и смущает меня. Клитор пульсирует, влагалище чувственно сжимается. Лицо горит.
Что себе позволяет этот мужлан! Я пытаюсь выдернуть из его руки свою ногу, но у него железная хватка. И чем сильнее я стараюсь, тем больше давление на мои половые губы. Он проникает пальцем между ними, открывая мою самую чувствительную точку, и массирует ее. Джекс смотрит на меня дерзким взглядом. Он выглядит как пират, который только что захватил сокровище. Или русалку, которую хочет трахнуть.
Ох уж этот неотесанный, примитивный мужчина!
С бешено колотящимся сердцем, я слежу за тем, как он берет лазер-карандаш и спаивает им края крошечной ранки на пальце моей ноги. На мгновение лазер обжигает, затем боль отступает. И всё это время Джекс продолжает гладить меня ступней между ног. Ни одна камера не сможет это запечатлеть, пузырьки скрывают всё. К счастью, я лежу достаточно глубоко в воде, чтобы никто не заметил, какими твердыми стали мои соски. Мои груди напряжены и причиняют едва ли не бόльшую боль, чем маленький шрам на пальце ноги. Что делает Джекс с моим телом?
Он поднимает мою ногу еще чуть выше и, могу поклясться, он представляет, как посасывает мои пальцы. Его язык медленно скользит по нижней губе, словно обещание. Затем Джекс резко отпускает меня, убирает ступню и кладет лазер на место.
— Почему ты это сделал? — Мой голос дрожит, каждый мускул напряжен. Я не верно о нем думала?
Я вспоминаю слова той рабыни, что стояла рядом со мной: «У него репутация человека, ни разу не причинившего вреда рабыне».
Джекс не смотрит на меня, только бросает резко:
— Я много чего собираюсь с тобой сделать, и для этого ты нужна мне невредимой. Потому что любая другая рана, которая украсит твое тело, будет от меня.
О мой бог. Я так и знала. Он хочет отомстить!
Я отодвигаюсь к бортику и поджимаю к себе колени. В ушах шумит, перед глазами всё расплывается. Дышать… Я лихорадочно хватаю ртом воздух, мое горло словно сдавило.
Джекс швыряет губку к моему лицу так, что разлетаются брызги.
— Теперь твоя очередь, рабыня. Мой меня!
Как в трансе я беру губку, но не двигаюсь к нему. Что он задумал? Как он это сделает? Пощадит ли он меня, если я стану умолять? Я должна как-то доказать ему, что невиновна. Но как? Он запретил мне говорить.