– Сколько вы хотите за все? И сразу скажите, сколько еще подобных вещей находится в вашей лавке? На улице меня ждут четыре охранника и экипаж с толстостенными коробами. Я готов увести много, очень много. Потому что в этом городе находится представитель моего банка и я хочу потратить четверть, а то и треть своего состояния на это великолепие и все подобное, что вы храните в своих тайниках.
За те предметы, что я держал в комнате, кроме, разумеется отцовского зеркала, мне пришло в голову запросить сумму вдвое выше реальной. Я ожидал долгого торга, который затянется до утра, но к моему удивлению этот Горак молча вытащил чековую книжку и выписал означенную сумму.
– А теперь в лавку, – сказал он, даже не думая о том, что на дворе уже поздняя ночь.
В лавке, которая к счастью находилась как раз на той улице, где стоял его внушительных размеров экипаж, повторилась та же история. Он не рассматривал вещи, он брал из на нюх. И надо сказать, что этот нюх был у него отменный. Горак вычистил у меня все ценное и дал за это такую цену, о которой я не мечтал даже в хорошем подпитии. Он только и успевал выписывать чеки, да бормотать слова восхищения. К утру, когда банк должен был открыться, мы перетащили все вещи в его короба и отправились за деньгами. Ополоумевший от счастья Карел, рассматривал свои чеки с обещанными процентами и не переставая дергал меня за рукав.
Наконец после нудных формальностей мы трое обрели то, что хотели. Карел убежал в неизвестном направлении с распухшими карманами. Господин Горак с четырьмя головорезами загрохотал по мостовой прочь из города. А я, оставив большую часть денег в банке, забрал то, что должен был отдать негодяю Ицхаку и пачку, которая мне была необходима для повседневных расходов.
***
Глава 6
***
Прямо из банка я отправился к Ицхаку, который на мое счастье был дома, и отдал ему весь долг с процентами, чтобы он не преследовал меня ни во снах, ни в реальности. Потом я поехал в центральные погреба, где долго объяснял продавцу, какое вино мне нужно. Мы ходили между пыльных стеллажей, рассматривали этикетки, но никак не могли найти вино нужного года. Наконец, когда мое терпение почти лопнуло, к нам спустился хромой горбун, которому на вид было лет сто, и начал сипло смеяться, услышав, что мы ищем.
– Ледяное красное вино? – Он зашелся в приступе кашля. – Это почти возмутительная редкость. Да да… В Рейнгау лет примерно двадцать назад один винодел, который экспериментировал с сортами винограда, создал это вино, причем именно тогда, когда мороз ударил на удивление рано. Над ним все смеялись, потому что никто не делал в тех краях ледяное вино из красного винограда. Но, однако ж он рискнул. И судьба ему улыбнулась. Нельзя сказать, что он явил миру какой-то шедевр, но то, что вино было рубинового цвета и действительно сладкое на вкус, позволило назначить за него высокую цену. Я приобрел тогда три бутылки. Но у нас не оказалось ценителей такой редкости. Пришлось продать его себе в убыток.
У меня екнуло сердце:
– Вы хотите сказать, уважаемый, что продали все, что купили?
Он посмотрел на меня из-под косматых бровей и подмигнул:
– Нет. Одну я оставил. Решил, что продам ее только за такие деньги, которые окупят мои вложения.
Он назвал цену, которая меня не удивила. Если бы я совершил невыгодную сделку, то тоже захотел бы отыграться на безумном покупателе, который с горящими глазами возится в пыли, разыскивая никому не нужную бутылку. Я быстро отсчитал деньги, забрал вино и поспешил оставить старика в царстве своих воспоминаний. Итак, основной ингредиент у меня был. Теперь аптека. Надо успеть все до полудня, чтобы не заставлять Ханну ждать меня на каменной скамейке.
***
В аптеке старика Менделя, куда отправил меня в своем послании дед, было мрачно и затхло. За прилавком стоял тощий парень с редкой рыжей бородкой. После взаимных приветствий я спросил:
– Четверть века назад здесь торговал старик Мендель, с которым был дружен мой дед. Вы, должно быть, его внук?
Он радостно закивал, как будто я сделал ему комплимент:
– Да, я его внук, тоже Мендель. И я могу достать все, чем торговал мой дед и даже больше. Все зависит от цены. У вас какие-то особые пожелания? Я вижу, что вы приготовили длинный список, – Он скосился на лист бумаги, куда я переписал названия необходимых мне растений. – Дайте взглянуть. Уверен, что мне не составит труда, выполнить ваш заказ.
Я сунул ему под нос бумагу и стал наблюдать, как он бубнит по-латыни.
– Что ж. Думаю, с большинством из этих чудодейственных трав не будет проблем. Но вот это, – он ткнул длинным желтым ногтем в слово saintpaulia, – с этим придется повозиться. Это Узамбарская фиалка, которую в 1892 году нашел в Германской Восточной Африки барон Вальтер фон Сен-Поль, военный комендант Узамбарского округа. Достать ее почти нереально, и стоит она довольно дорого, – Он хихикнул и соскреб с прилавка прилипшую бумажку.
Отчего-то мне захотелось хорошенько двинуть этому юному знатоку трав. В 1892 году? Как-то странно. Неужели дед ввел этот ингредиент в рецепт фарта всего за год до смерти? Похоже, он совершенствовал рецепт фарта всю жизнь, потому что рассказывать о его приготовлении он начал мне лет с семи. Любопытно. Выходит, что если я создам фарт по этому рецепту, то получится какая-то очень сильнодействующая смесь. Сам дед никак не мог догадаться ввести в рецепт растение, которое какой-то вояка обнаружил в Африке. Значит, это знание ему дали в одном из видений. Поразительно. А если приготовить фарт без фиалки? Интересно, дед вообще хоть раз в жизни пробовал варить фарт? Надо прояснить этот вопрос. Может, и сомнительная японская aucuba тоже попала в список не сразу? Однако, что-то подсказывает мне, что парень хитрит.
– Уважаемый внук своего благородного деда… – Я вытащил толстую пачку денег и стал демонстративно мусолить пальцами бумажки, делая вид, что пересчитываю свои накопления. – Я уверен, что за последние годы новость об Узамбарской фиалке прогремела на всю Европу. И вы несколько кривите душой, говоря, что ее почти невозможно достать в наших краях.
Я получил удовольствие, глядя на то, как жадно застучали его длинные ногти по прилавку, когда он увидел пачку денег. Пусть только попробует сказать, что в его вонючей аптеке нет какого-то африканского сорняка.
– Да, вы правы, – Он будто прочитал мои мысли. – Уже в 1893 году сенполию представили на международной выставке цветов в Генте, во Фландрии. Так что… Если она вам очень нужна…
Мне надоели эти дурацкие разговоры, тем более, что приближался полдень. В порыве злости я схватил парня за лацканы белого халата и хорошенько встряхнул:
– Я приду поздно вечером. Сегодня. После того, как солнце уже начнет смотреть счастливые сны. И я нарисую на твоей физиономии целый букет Узамбарских фиалок, если все травы из этого списка не будут меня ждать на этом вот прекрасном прилавке, который еще хранит память о прикосновениях твоего благородного деда. А для лучшего понимания даю тебе вот это! – Я положил ему в карман пачку денег и похлопал по плечу.
– Все будет в лучшем виде! – взвизгнул он в ответ и скрылся за стеллажом со склянками.
***
Я отправился домой, чтобы отнести вино, переодеться и наконец-то пойти на свидание, которое все сильнее занимало мои мысли. Я чувствовал, что желание видеть Ханну разрастается в моем организме как неизлечимая болезнь. Чем ближе был полдень, тем тяжелее становилось дышать вдали от моей возлюбленной. Я уже не был нормальным человеком, нет. Я превратился в ничтожное существо, зависимое от нефритовых глаз и нежного голоса. И кто это? Я? Тот, кто еще несколько дней назад был готов тратить жизнь на шлюх и попойки?
На минуту я остановился, чтобы перевести дух. Неужели так люди ощущают любовь? Или только мы, соединенные одной душой, обречены на такие муки? Нет, я уверен, что душа здесь ни при чем. Обычная человеческая любовь была причиной этого томления, этой сердечной боли, этого ощущения, что без Ханны в мои легкие не поступает воздух. О! Как же я несчастен и счастлив одновременно! И как я мучаюсь от сознания того, что пройдет всего несколько часов и нам снова придется расставаться.
С этими мыслями я пришел домой, спрятал вино и пока было время еще раз перечитал рецепт фарта и заклинание. Да, сомнений быть не могло. Дед пользовался каким-то авторитетным источником. Но каким? Я переоделся, на всякий случай навел порядок в каморке, и когда пошел к двери, остановился. Меня пронзило воспоминание. Мы в подвале дома. Мне должно исполниться восемнадцать лет. Дед совсем плох и садится в нишу раввина.
– Подойди к углу, Алоиз, – говорит он едва дыша. – Сегодня ты узнаешь нечто очень важное, то, что однажды станет смыслом твоей жизни.
Я подхожу к запретному колодцу, из которого тянет холодной сыростью, и вдыхаю воздух, настоянный на мудрости веков. Перед глазами начинают плясать пятна, переливающиеся опалом в черном тумане. Будто издалека я слышу голос деда:
– Алоиз, я записываю, диктуй мне заклинание и название трав. Не бойся, только тебе дано узнать настоящий рецепт фарта.
– Мне? – я удивленно оборачиваюсь на деда и вспоминаю, сколько раз я слышал от него рассказы об этом тайном знании. – Но его же готовили алхимики еще шесть, а то и семь сотен лет назад?
– Милый мальчик! – голос деда становится глуше, потому что меня будто ватой окутывает мгла из колодца. – Фарт – это как философский камень, его готовили многие, но никто не создал. Тебе, именно тебе дано узнать рецепт настоящего фарта, но ты сваришь его лишь раз и не для себя, иначе нарушишь движение планет и законы вселенной. Создатель фарта не должен его пить. Но с его помощью он может выполнить свое предназначение. Говори же, я готов писать.
Я снова наклоняюсь над колодцем и вдыхаю ледяной воздух как живительный эликсир. Я посвящен. Меня приняли в тайный круг избранных. Что стоит узнать рецепт и заклинание, когда мне открыты секреты превращения металлов. Я знаю тайны мира. Но к чему выносить их все на свет? К людям, которые с их помощью превратят человечество в стаю алчных зверей. Нет. Пусть большая часть тайн останется там, в черной мгле до той поры, пока однажды кого-то не захотят наградить ими за свет и добро, подаренное миру.
Мне легко диктовать деду заклинание, ведь я читаю его в книге жизни. А потом разглядываю цветы и травы, которые неведомый художник нарисовал на страницах бытия и перечисляю деду ингредиенты.
Воспоминание блекнет, откуда-то издалека еще доносится мой собственный голос, который говорит о вине и сакральном камне, который дед подарил мне в день тринадцатилетия. И в финале я вижу, как отец вносит меня на руках домой, потому что, я якобы потерял сознание возле запретного колодца.
Вот и ответ на мои вопросы. Не дед, а я сам принес в мир рецепт фарта. И да, приготовленное и употребленное по правилам, это будет грандиозное зелье, способное до неузнаваемости перевернуть жизнь человека. И хорошо, что в тот день, проснувшись ото сна, я потерял память. Высшие силы не считали меня достойным познать самого себя прежде, чем я познаю любовь. Одно мне не понятно. Почему я должен умереть, когда счастье так близко, так реально и ощутимо? Именно тогда, когда жизнь столь желанна и необходима мне, чтобы сделать счастливой ту, которую я люблю. Этого я пока не понимаю. Но верю, что истина откроется мне в ближайшее время.
***
Глава 7
***
Я собиралась на свидание и решала, подходит ли шерстяное сливочно-бежевое платье и шляпка с тонким полосатым перышком к этому пасмурному утру. Меня трясло как больную малярией. Кажется, никто никогда не писал в романах, что взаимная любовь приносит такие страдания. Раньше мне казалось, что это чувство окрашивает мир в яркие краски и делает жизнь легкой как пушинка. Но реальность оказалась жестока. Мне понадобилось меньше суток на понимание, что вдали от Алоиза я не могу полноценно существовать. Меня не покидало чувство, что я закована в стальные прутья, которые кто-то стягивает тем сильнее, чем дольше я не вижу предмет своего обожания. Казалось еще чуть-чуть и воздух перестанет поступать мне в легкие.
До полудня оставался еще час. Отец должен был давно уехать в больницу, но неожиданно он распахнул дверь в мою комнату.
– И куда ты наряжаешься? – его тон не предвещал ничего хорошего. – Мне сказали, что последние два дня ты появлялась дома перед заходом солнца. Это какая-то новая привычка гулять в одиночестве по неизвестным улицам? Или ты была не одна?
Я всегда боялась его. Но сейчас, видя эти ледяные, какие-то холодные рыбьи глаза, я испытала ужас. Вдруг он запрет меня дома и никуда не пустит? Что делать? Придумать милую ложь или стать наконец взрослой и дать отпор его деспотизму?
– Папа, ты должен кое-что знать, – Для храбрости я сжала кулаки и так вдавила ногти в ладони, что кажется из них начала сочиться кровь. – Я гуляла с мужчиной.
Не знаю, какое бывало выражение у моего отца, когда на операционном столе умирал его пациент, но думаю похожее на то, что я увидела сейчас. Да, конечно, его дочь не смела встречаться с кем-то без разрешения, как не смела жить, дышать, говорить. В нем медленно начала закипать ярость. Наконец она хлынула через край.
– Кто он!? – Его голос прогремел на весь дом. – Как этот человек посмел подойти к тебе без моего разрешения?!
Мне вдруг стало смешно. А что если сказать ему правду? Конечно, скорее всего после такого признания мне придется уйти из дома прямо в этом платье. Но может, это и есть моя судьба? Хотя нет. Я еще не уверена в чувствах Алоиза. Да что я говорю! Уверена, полностью ему доверяю! Но вдруг… Вдруг он не хочет брать на себя ответственность за мою жизнь? Хотя, как бы это было прекрасно… Сбежать вдвоем прочь из этого города… Укатить на поезде в Вену или Париж… Ах да, как я забыла… Ведь Алоиз, по его словам, не очень успешный антиквар, а я без отцовских денег всего лишь бездомная старая дева. Эта мысль поставила точку в моих терзаниях. Я поняла, что пришла пора учиться искусству обмана.
– Папочка, – Я постаралась улыбнуться и наивно поморгать глазами. – Мне же двадцать семь лет. И я очень стесняюсь и своего возраста, и своей хромоты. Я так хотела переломить в себе этот страх, что когда позавчера, господин Юшкевич предложил мне ежедневные прогулки на свежем воздухе, я решила, что это будет прекрасная тренировка перед настоящим свиданием, на которое я однажды пойду, благодаря тебе.
– Кто этот Юшкевич? – голос отца все еще звучал жестко.
– Польский князь из Кракова. Я зашла выпить кофе с пирожным в «Бристоль», где он остановился. Там-то мы и познакомились. Да ты не волнуйся, ему семьдесят восемь лет, дома его ждут жена и правнук. Это просто милые невинные прогулки по историческим местам. Не более того.
– И когда закончатся эти милые прогулки? – Кажется отец успокоился, но все еще не верил в то, что его дочь научилась принимать какие-то самостоятельные решения.
– О! Он уедет через неделю. А пока я изучаю с ним местные легенды. Он знает их множество, так что не дает мне скучать.
Отец в сердцах швырнул в угол, попавшийся под руку клубок ниток.
– Это нарушает правила этикета. Но я так понимаю, нынешняя молодежь относится к этому в высшей степени легкомысленно. И этот твой престарелый князь должно быть выжил из ума, если не спросил моего разрешения на такие встречи.
– Папа, я ему сказала, что ты временно уехал в Берлин. Потому что мне надо учиться быть самостоятельной. Господин Юшкевич как раз очень переживал, что нарушает правила, но я его утешила, сказав, что ты приветствуешь мое взросление.
Не проронив ни звука, отец покинул мою комнату, хлопнув дверью. Разговор был окончен. Этот жест всегда означал одно и то же: «Делай что хочешь, раз ты такая глупая и упрямая овца». У меня отлегло от сердца, и я в изнеможении села на кровать. Теперь я отыграла себе семь дней на прогулки с князем. Ну хоть так. А дальше будет видно.
***
До полудня оставалось четверть часа, когда я села на черную скамейку. Только бы он поскорее пришел, думала я, нервно водя пальцами по гладкому камню. После инцидента с отцом любовная лихорадка стала еще мучительней. Мне было уже наплевать на этикет и запреты, я думала только о том, чтобы скорее прижаться к Алоизу и получить возможность хотя бы ненадолго избавиться от стальных оков на сердце.