С отказом же от будущего права, устанавливаемого или допускаемого диспозитивной нормой, все не так однозначно. Теоретически такой отказ допустим. Но фактически его невозможно будет отличить от одностороннего изменения договора в этой части. Логически получится, что сторона, выражая волю на отказ от будущего права, таким образом изменяет структуру правоотношения, что при наступлении определенных обстоятельств ее право прекратится через логическую секунду после возникновения. На практике это равнозначно тому, как если бы право не возникло вовсе.
Решить проблему отказа от еще не возникшего права нередко пытаются установлением негативных обязательств, в частности, обязываясь не применять меры ответственности в случае нарушения обязательства. До реформы такие условия суды не допускали и признавали ничтожными как противоречащие п. 2 ст. 9 ГК РФ. Новая практика по данному вопросу пока не устоялась. Однако появление п. 6 ст. 393 должно поставить точку в вопросе о допустимости установления негативных обязательств вообще, поскольку теперь в законодательстве прямо прописан возможный механизм их принудительного осуществления.
Однако, несмотря на некоторую схожесть конструкций негативного обязательства и отказа от осуществления права, а также на то, что суды сталкиваются с трудностями при разграничении данных институтов, их последствия не идентичны. Как известно, в силу негативного обязательства лицо обязано воздерживаться от определенного действия или поведения. Устанавливая негативное обязательство, лицо по умолчанию не предполагает отказ от своего права. И тем более такое право автоматически не прекращается. Негативное обязательство вполне может носить срочный характер – например, не взыскивать задолженность или не расторгать договор в одностороннем порядке или не обращаться с конкретным требованием в течение согласованного срока. В этом случае с самим правом ничего не происходит, оно сохраняется и может быть осуществлено по истечении данного срока.
Однако более сложная ситуация складывается с бессрочным негативным обязательством. На первый взгляд, разница с отказом от права заключается примерно в следующем. В случае установления негативного обязательства должник все же может осуществить свое право, но за это осуществление он понесет перед кредитором ответственность. Отказавшись же от права, он осуществить его не сможет вовсе: если речь идет о секундарном праве, то оно прекратится либо суд откажет в удовлетворении исковых требований в случае с правом требования. О том, почему в этих ситуациях наступают различные последствия, речь пойдет дальше.
Как раз на этапе судебной защиты и проявляется основное сходство отказа от осуществления права с негативными обязательствами. Особенно явно это стало заметно в свете появления п. 6 ст. 393 ГК РФ, который фактически устанавливает аналог требования об исполнении в натуре применительно к негативным обязательствам. В случае если должник по негативному обязательству осуществляет свое право вопреки такому обязательству, то кредитор вправе обратиться к суду с просьбой запретить это поведение. И фактически лицо все же утратит возможность осуществлять свое право, так как осуществление будет нарушать уже не только обязательство, но и судебный акт. На данную особенность принудительного исполнения негативных обязательств обращалось внимание еще до появления указанного положения ст. 393 ГК РФ.
Нередко встает вопрос, допустим ли отказ от осуществления прав в части, если такой отказ затрагивает интересы третьих лиц. В судебной практике существует ряд дел, имеющих крайне схожие фактические обстоятельства. Основной кредитор лица, находящегося на стадии банкротства, включен в реестр в качестве залогового кредитора. Далее он решает, что хочет участвовать в собрании кредиторов и иметь набор прав наравне с остальными кредиторами, чьи требования залогом не обеспечены. Для этого ему необходимо отказаться от приоритета залогового кредитора и в дальнейшем получать удовлетворение по общим правилам распределения вырученных от продажи сумм между кредиторами третьей очереди. Возникало две ситуации. В первой из них такой кредитор сначала отказывался от прав залогодержателя вообще и в связи с этим просил суд изменить его статус в реестре. Во второй же он обращался с отказом от приоритета залогового кредитора в части требований, не отказываясь при этом от прав залогодержателя или от договора залога в целом. Во второй ситуации суды иногда оказывались в замешательстве и отказывали, ссылаясь на необходимость предварительного отказа от прав залогодержателя в полном объеме. Так, одно из аналогичных дел в 2016 г. дошло до ВС РФ.
В данном деле кредитор отказывался от одной части своих требований полностью, а другую часть просил учесть как не обеспеченную залогом. Суд первой инстанции вынес определение о внесении изменений в реестр, однако суды апелляционной и кассационной инстанций заняли другую позицию. Аргументация основывалась на том, что, отказываясь от статуса залогового кредитора в одной части требований и не отказываясь от прав – в другой, такой кредитор злоупотребляет своим правом на изменение статуса для участия в голосовании кредиторов: основная часть обязательства по-прежнему остается обеспеченной, но в то же время он получает возможность влиять на решения собрания кредиторов. Однако Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ оставила в силе определение суда первой инстанции и указала, что такое поведение является правомерным.
Действительно, фактически кредитор все же утрачивает права залогодержателя, поскольку на стадии банкротства привилегии залогового кредитора и заключаются в указанном приоритете, так как обращение взыскания на этапе конкурсного производства невозможно. Таким образом, в этом деле были решены сразу две проблемы: во-первых, это допустимость отказа от части прав требования; во-вторых, возможность отказа от неких производных прав без отказа от основного – отказ от приоритета залогового кредитора без предварительного отказа от прав залогодержателя или договора залога.
1.2. Отказ от права и отказ от осуществления права
Следующая проблема на первый взгляд может показаться сугубо терминологической. Такой позиции, осознанно или нет, придерживается большинство отечественных авторов, затрагивающих данный вопрос. Некоторые исследователи уделяют данной проблеме немало внимания. В литературе, комментируя ст. 450.1 ГК РФ (или существовавший в проекте аналог данной статьи), нередко ведут речь именно об отказе от права, хотя в самом Кодексе (как в ст. 9, так и в ст. 450.1) употребляется «отказ от осуществления права».
Самым главным вопросом при разграничении этих двух категорий становится как раз вопрос о последствиях отказа от права и отказа от осуществления права. Если придерживаться позиции, что это два различных явления, то они будут обладать и разными последствиями.
Отказ от права предполагает прекращение субъективного права. Подтверждение этому несложно отыскать в самом ГК РФ. Помимо отказа от осуществления прав по договору, российскому гражданскому праву известны отказ от права собственности (ст. 236 ГК РФ), от права на наследство (ст. 1158 ГК РФ), отказ правообладателя от права на товарный знак (подп. 5 п. 1 ст. 1244 ГК РФ) и т. д. В данном случае коллизии между нормами, регулирующими соответствующие институты, и п. 2 ст. 9 ГК РФ не возникает, так как прекращает право не отказ от его осуществления, а отказ от самого права. Да и к тому же такой эффект прямо предусмотрен законом.
Кроме того, институт отказа от договорных прав также известен отечественному правопорядку в исторической перспективе. Так, ст. 1547 Свода законов Российской империи регулировала данный институт. Здесь «отступление от права» рассматривается в качестве одного из оснований прекращения прав. При этом можно было отказаться как от права в целом, так и от его части. Отдельно можно было «отступиться» от применения к должнику мер ответственности за неисполнение или просрочку исполнения. Как уже отмечалось, данная проблематика актуальна и для современной правоприменительной практики. В таком контексте в качестве частного случая отказа от прав по договору рассматривалось прощение долга. При этом разграничивались две ситуации: 1) когда прощение долга вело лишь к прекращению обязанности противоположной стороны и 2) когда прощение долга подразумевало также и прекращение обязанностей лица, отказывающегося от своего права. В первом случае такое прощение долга рассматривалось как односторонняя сделка. Во второй ситуации необходимо было согласие должника (если иное не предусматривалось договором), так как данное действие приравнивалось к отказу от договора. То есть рассматривались две модели прощения долга, причем обе отличались от той, которая закреплена в действующем ГК РФ.
Таким образом, отказ от права и в исторической перспективе, и на современном этапе приводит к вполне определенному последствию: прекращению права.
До реформы гражданского законодательства разницу между отказом от права и отказом от его осуществления видели в следующем. Отказ от права должен был быть явно выражен и направлен именно на прекращение права, предполагались активные действия. Отказ же от осуществления права фактически приравнивался к неиспользованию права и бездействию управомоченного лица. Действительно, подход, согласно которому лицо может выразить свою волю на неосуществление права даже бездействием, существует. Однако данный аргумент был перечеркнут появившейся формулировкой п. 6 ст. 450.1 ГК РФ, согласно которой для отказа от осуществления договорных прав необходимо заявление об этом. Здесь стоит отметить, что те авторы, которые придерживались позиции о двух различных явлениях, как раз и приравнивали отказ от осуществления права к его фактическому неиспользованию. В то же время и в более современных публикациях приводится позиция, согласно которой в п. 6 ст. 450.1 допущена терминологическая неточность и речь идет именно об отказе от права, которое конкретно в этом случае синонимично отказу от осуществления права.
Встает закономерный вопрос, какой именно эффект может породить отказ от осуществления права, если не его прекращение. Теоретически возможны несколько вариантов. Во-первых, такой отказ можно квалифицировать как негативное обязательство не осуществлять свое право, в частности, не прибегать к средствам судебной защиты. Во-вторых, последствием может явиться отказ в защите права со стороны суда. В случае обращения с иском суд должен в заявленных требованиях отказать, хотя фактически требование основано на материальном праве. В таком случае можно допустить, что прекращается не все право целиком, а лишь правомочие на судебную защиту. Если же речь идет об обязательстве, то можно обратиться к институту натуральных обязательств, которые известны и отечественному правопорядку.
До реформы ГК РФ существовала еще одна позиция. Если отказ от осуществления прав выражался в фактическом бездействии управомоченного лица, то подобный отказ от осуществления права не влек вообще никаких правовых последствий, что буквально соответствовало формулировке п. 2 ст. 9 ГК РФ. Ситуация же, когда лицо прямо заявляло отказ от права, данным положением не должна была регулироваться вовсе, поэтому отказ от права, обладающий правопрекращающим эффектом, допускался во всех случаях, когда это прямо не запрещено законом. Но, как было показано выше, такой вариант отрицался судебной практикой и противоречил телеологическому толкованию п. 2 ст. 9 ГК РФ.
Различие между отказом от осуществления права и фактическим его неосуществлением подчеркивает и формулировка п. 7 ст. 450.1 ГК РФ, распространяющая правила п. 6 на неосуществление права в течение установленного срока. Ведь если на неосуществление права необходимо специально распространить последствия отказа от осуществления, то эти институты не совпадают. Хотя совсем не исключено, что законодатель не задумывался о таких тонкостях, формулируя указанные нормы.
Согласно другому подходу разница между отказом от права и отказом от осуществления права действительно заключается лишь в терминах, по существу же это одно и то же, последствия одинаковы: прекращение субъективного права. В частности, данной точки зрения придерживался М.И. Брагинский. Комментируя п. 2 ст. 9 ГК РФ, он приводил отказ от наследства, отказ от права собственности и прощение долга в качестве предусмотренных законом исключений из общего правила. То есть п. 6 и 7 ст. 450.1 ГК РФ теоретически могут продолжить ряд таких исключений.
Таким образом, встает близкий к обсуждаемой проблеме вопрос о соотношении ст. 450.1 с уже упомянутым п. 2 ст. 9 ГК РФ. Исходя из вышеизложенного, теоретически возможны два варианта в зависимости от того, какими последствиями наделяется отказ от осуществления прав по договору.
Во-первых, новые нормы могут быть специальными по отношению к п. 2 ст. 9. Это актуально в том случае, если признать правопрекращающий эффект заявления об отказе. В такой ситуации п. 6 и 7 как раз и охватываются оговоркой п. 2 ст. 9: «кроме случаев, предусмотренных законом», – являясь такими случаями.
Во-вторых, п. 2 ст. 9 и п. 6 и 7 ст. 450.1 могут описывать разные ситуации и не противоречить друг другу. Такое становится возможным, если на уровне правовых последствий отказа провести границу между «невозможностью осуществления права» и «утратой права». В этом случае право не прекращается в силу п. 6 и 7 ст. 450.1, общее правило п. 2 ст. 9 не нарушается, но управомоченное лицо не может свое право принудительно реализовать.
Подводя итог, можно сформулировать следующие выводы.
1. Если отказ от осуществления права наделить правопрекращающим эффектом, то категории «отказ от права» и «отказ от осуществления права» полностью совпадают. В этом случае п. 6 и 7 ст. 450.1 наравне с нормами ст. 236, 415, 1158 и 1244 ГК РФ являются исключениями из правила п. 2 ст. 9.
2. Если же «отказ от осуществления права» по п. 6 и 7 ст. 450.1 не влечет его прекращения, а оказывает иной эффект на правоотношения, то указанные понятия различаются не только терминологически, но и по существу.
3. После появления ст. 450.1 можно окончательно сделать вывод о том, что «отказ от осуществления права» является иной конструкцией, нежели фактическое неосуществление права. И последствия данных явлений совпадают только тогда, когда для осуществления права установлен пресекательный срок.
2. Последствия отказа от осуществления права
2.1. Прекращение субъективного права
Как было показано выше, прекращение субъективного права является типичным последствием отказа от права, и именно такое последствие уже было известно отечественной дореволюционной цивилистике в качестве последствия «отступления от права».
Обращаясь к тексту закона, сложно сделать однозначный вывод о прекращении права вследствие отказа от его осуществления. Все, что нам дает формулировка п. 6 ст. 450.1 ГК РФ, так только то, что «осуществление права по тем же основаниям не допускается». Почему именно не допускается, ГК РФ умалчивает. Для того чтобы подробнее рассмотреть ситуацию с последствиями прекращения права вследствие отказа от его осуществления, предположим, что не допускается как раз потому, что право прекращено.