Теперь требовалось идеально подгадать всё по времени. Чтобы получить необходимое разрешение на постановку пьесы, я подал в письменном виде две заявки — в святую инквизицию и в канцелярию вице-короля. Естественно, что и сюжет, и диалоги пришлось частично переделать, поскольку было очевидно, что ни светская, ни церковная власть не дадут разрешения на представление пьесы в том виде, в каком она была написана. Я изменил сюжет, и теперь Беатрис читала вслух не собственные стихи, а сочинения своего мужа, потому что было бы немыслимо показать женщину, в умственном отношении превосходящую главу семьи. Пришлось также поумерить накал страсти в речах героини и придать пьесе сентиментальный конец — невинное дитя (появляющееся на сцене только в финале) умирает от чумы и возносится на небеса.
Конечно, актёрам я дал вариант, написанный Еленой. Мой план заключался в том, чтобы поставить пьесу на следующей неделе, когда и вице-король, и архиепископ, и епископ-инквизитор должны были находиться в Пуэбле, на церемонии инвеституры тамошнего епископа. В мои намерения входило дать лишь несколько представлений пьесы и прекратить спектакли до их возвращения. Что же касается служителя святой инквизиции, который должен был следить за сюжетом, я решил поручить lépero посыпать его некоторым количеством дурманящего порошка, которым пользовались «цветочные ткачихи». Елена увидит триумф своей пьесы, но к возвращению в город представителей высшей духовной и мирской власти Новой Испании постановки прекратятся. Даже если кто-то из духовных лиц увидит пьесу и сочтёт её неподобающей, потребуется несколько дней, чтобы отправить гонца в Пуэблу и дождаться его возвращения обратно с повелением прекратить представления.
Я хотел, чтобы в случае чего святая инквизиция не могла предъявить Елене как автору какие-либо претензии за создание «неприличного» женского образа. Но с другой стороны, она должна знать, что постановщик не просто украл пьесу, а признает её авторство. А ещё мне нужен был козёл отпущения, на которого падёт вина, когда инквизиторы начнут дознание. Я решил эту проблему, измыслив автора по имени Анеле Сурк, который якобы и написал пьесу, и поставил её на собственные средства. Это имя было непонятно каким — то ли мужским, то ли женским — и звучало как иностранное, может быть голландское, благо некоторые голландцы были подданными короны. Я попрошу служанку Елены передать госпоже записку, в которой объясню, что это её собственное имя, Елена де ла Крус, написанное наоборот. Записка будет подписана «Сын камня», с намёком на те строчки из пьесы Мигеля Сервантеса, которые я цитировал ей в карете давным-давно.
Если не считать пары мелких ролей слуг, в пьесе Елены были заняты только два актёра, исполнявшие роли мужа и жены, и всю художественную сторону постановки я доверил им. У меня же самого было полно дел: я собирал плату за вход на представления о Кортесе и подыскивал новых актёров на роли конкистадоров и ацтеков, поскольку всё больше и больше участников спектакля получали травмы в сражениях.
В день первого представления пьесы, написанной Еленой, я волновался больше, чем молодой отец, ожидающий рождения первенца. Я надеялся и уповал на то, что Елена получила и правильно поняла моё послание и пришла на представление. Подписавшись «Сын камня», я не мог рисковать показаться Елене даже в маске — не зная, кто я и каковы мои намерения, она могла прийти с представителями вице-короля и святой инквизиции.
Но поскольку сам я решил затаиться за занавесом, рядом со сценой, мне нужен был человек для сбора платы за вход. Я решил поручить это индейцу, работавшему в лавке неподалёку от нашей типографии. Поразмыслив о том, кому лучше доверить деньги, священнику или ещё какому другому испанцу, я всё-таки предпочёл индейца. Э, amigos, неужели вы могли подумать, что я позволил бы mosqueteros, вульгарному простонародью, испортить пьесу моей любимой, освистав актёров и забросав их помидорами? И пойти на риск того, что представление прекратится, едва начавшись? Как бы не так. Я послал lépero Хуана в город, велев ему раздавать бесплатные пропуска всем, кто пожелает посмотреть пьесу, а когда таким образом собралась целая группа зрителей с улицы, вручил каждому по монете, снабдив их наставлениями, как следует выражать свой восторг, и пообещал добавить тем, кто выкажет наибольшее восхищение.
На следующее утро я узнал, что святая инквизиция устроила обыск в нашей печатной мастерской и арестовала lépero. Мне это ничем не грозило, благо он понятия не имел, кто я такой, и не мог пустить инквизиторских ищеек по моему следу, а с самого этого малого взять было нечего. Тупость и дремучее невежество ограждали его от обвинений в ереси. Но вышло так, что мы с Матео волею судьбы в один день перестали быть и издателями, и книготорговцами, и постановщиками комедий, и печатниками, работающими по заказам инквизиторов, оставшись вдобавок ещё и без денег.
Мало того, как раз в это время начались сильные затяжные дожди, и уровень воды в озере Тескоко стал угрожающе подниматься, что, в дополнение к собственным невзгодам, заставило нас переживать ещё и за дона Хулио. И тут ему неожиданно потребовалась наша помощь.
93
Дон Хулио, полностью поглощённый ремонтными работами в туннеле, почти ничего не знал о наших занятиях, не считая того, что Матео исполняет роль в пьесе. Изабелла пойти на представление отказалась, заявив, что ей не пристало смотреть постановку, в которой участвует её «слуга».
Вообще-то отсутствие интереса к нашей деятельности было нехарактерно для дона Хулио: как правило, он заботился о том, чтобы мы не нарвались на неприятности. Поэтому нас беспокоило, что он думает только о проблемах, связанных с туннелем, ибо это свидетельствовало о том, что дела обстоят не лучшим образом. Об этом, кстати, частенько толковали на улицах.
Но вот наконец дон Хулио о нас вспомнил. Он призвал нас с Матео к себе в библиотеку и, обращаясь ко мне, сказал:
— Тебе снова предстоит стать lépero. А вам обоим, — тут он повернулся к Матео, — глазами и ушами — моими и короля.
На сей раз речь шла об ограблениях вьючных обозов с серебром. Серебряные рудники располагались вокруг города Секатекаса, в сотнях лиг к северу. Я знал кое-что о горном деле, хотя отроду не видал ни одной шахты. Матео частенько посмеивался надо мной, говоря, что я похож на самого дона Хулио, вожделеющего знаний больше, чем женщин, и в этом была доля правды.
В библиотеке нашего наставника имелось несколько книг по горному делу, включая краткую историю добычи серебра в Новой Испании. Я, хоть и был по части серебра скорее вором, нежели старателем, прочёл всё, относящееся к этому вопросу, а для пущей осведомлённости упросил дона Хулио рассказать мне больше.
В 1546 году Хуан де Тол оса обнаружил в Секатекасе, краю вольных индейцев из племени чичимеков, чудесную серебряную гору под названием Буфа. Это открытие, равно как и во множестве последовавшие за ним другие, привели к тому, что в Новой Испании стали добывать больше серебра, чем где бы то ни было во всём мире.
Толоса был командиром воинского отряда, вставшего лагерем у подножия горы. Дабы наладить отношения с местными индейцами, он щедро одарил дикарей различными безделушками, дешёвыми украшениями и одеялами. В ответ индейцы предложили показать ему место, где скалы, по их словам, были «живыми». Как оказалось, переливчатый блеск камню придавали жилы серебра, и Толоса стал одним из богатейших людей Новой Испании.
Вскоре объявился новый тип конкистадоров — старатели, отправлявшиеся на север, в земли, населённые воинственными, неподвластными испанским властям племенами, именовавшимися чичимеками. Этим конкистадорам приходилось опасаться не только кровожадных индейцев-людоедов, но и таких же искателей удачи, как они сами, авантюристов, для которых всадить человеку нож в спину, чтобы застолбить участок, было плёвым делом.
Часто старатели работали парами и, найдя жилу, возводили над ней маленький блокгауз, в котором один из партнёров оставался охранять с мушкетом в руках застолблённую территорию, в то время как другой спешил зарегистрировать заявку у властей.
Секатекас считался вторым по величине городом Новой Испании, уступавшим лишь славной столице Мехико. Однако, по словам дона Хулио, этот стремительно выросший город был подобен бочонку с рыбой — когда последняя серебряная «рыбёшка» будет выловлена, надобность в «бочонке» отпадёт и город прекратит существование. Но пока он оставался местом, где человек, ещё вчера по колено в грязи возившийся с мулами и подвозивший на рудники припасы, сегодня, разрядившись в пух и прах, мог требовать, чтобы его именовали «доном», поскольку мог купить себе любой титул.
— Сначала, — объяснял мне дон Хулио, — в Новой Испании появилась землевладельческая знать, поскольку каждый конкистадор получил подвластную ему территорию, с которой собирал дань. Потом, когда на руинах ацтекских поселений стали расти наши города, завелось и торговое сословие. А ныне на подъёме «серебряные гранды»: люди, вдруг обнаружившие, что грязь у них под ногтями содержит серебряную руду. Эти счастливчики покупают себе титулы и жён из благородных фамилий, воздвигают дворцы. Ещё вчера такой «дворянин» погонял мулов и подошвы его сапог были в навозе, а теперь, проезжая в карете, украшенной новоиспечённым гербом, он, так и не вымыв уши, слышит, как все вокруг именуют его «сеньор маркиз».
Дон Хулио рассказал мне историю о погонщике мулов, сделавшемся графом.
— На деньги, вырученные за перевозку грузов, он купил заброшенный затопленный рудник. Дёшево купил, потому что никто не знал, как откачать воду. Он обратился ко мне, но я был слишком занят проектом туннеля и не имел времени, чтобы ему помочь. Но этот малый оказался настырным, и на пару с другом они нашли-таки способ осушить шахту. В результате бывший погонщик мулов разбогател так, что, когда выдавал дочь замуж, приказал вымостить серебром всю дорогу от дома до церкви.
«Серебряные гранды» посылали в Испанию с казначейским флотом королевскую пятину, а назад корабли доставляли предметы роскоши из Испании — великолепную мебель, оружие, драгоценные украшения. А с Востока на манильском галеоне им везли шёлк, слоновую кость и пряности.
— В стране желтокожих людей, именуемой Китаем, для защиты от набегов северных варваров была воздвигнута гигантская стена, в сотни миль длиной. Говорят, будто китайский император оплачивал её строительство серебром из Новой Испании, которое он выручил благодаря продаже шёлка.