— Странно, что они возвращаются вместе.
Арилье не ответил: похоже, ему это было безразлично.
Залезать в бочку, полную воды, Клеф опасался. Он долго ходил вокруг, заглядывал внутрь, пробовал воду пальцем, потом облизывал этот палец и даже пытался его кусать. Арилье терпеливо наблюдал за ним и уходить не собирался. Судя по виду эльфа, он готов был стоять тут целый день в ожидании, пока Клеф одумается и сделает то, что от него добивались.
Денис сказал приятелю:
— Ты уверен, что это не убьет его?
— Чистая вода еще никого не убивала, если только в нее не погружали с ноздрями.
— В таком случае, почему он сомневается?
— Наверное, забыл, — сказал Арилье.
— Забыл что?
— Что вода не убивает. Подождем еще.
Наконец физиономия Клефа прояснилась. Он принялся срывать с себя грязную одежду, рыча от нетерпения и царапая себе кожу. Денис отвернулся. Послышалось плюханье, и голова Клефа всплыла над краем бочки.
— Пусть отмокает, — удовлетворенно произнес Арилье. — Теперь уж никто не посмеет утверждать, будто мы не исполняем свой долг надзирателей.
— Да, — подтвердил Денис, довольный тем, как оборачивается дело, — мы настоящие тюремщики. Заботливые и неподкупные.
Оба согласились с тем, что теперь им надлежит забрать на кухне завтрак для Клефа и подыскать ему какую-нибудь приличную одежду. Защитница Гонэл будет довольна, когда пленник предстанет перед ней.
— Я на кухню, меня стряпуха любит, — сказал Арилье. — А ты поройся у меня в сундуке. За восемьдесят лет я накопил целую гору отменного барахла. Возможно, найдутся и обновы для Клефа.
Сундук у Арилье действительно имелся — плоский ящик, задвинутый под лавку. Иногда на него ставили кувшин с вином и кружки. На самом деле хранилось там совсем немногое — два теплых плаща, три или четыре рубахи, штаны с лохматой дыркой на колене и два широких золотых запястья.
Денис проводил Арилье глазами и обернулся к бочке. Оттуда таращилась голова Клефа. Она то погружалась в воду, то выныривала. Вода тихонько плескала. Вдруг Клеф начал яростно чесаться в бочке, подняв вокруг себя настоящую бурю.
— Ну, потише, — сказал ему Денис. — Не то расцарапаешься, будет кожа гореть.
— Слушай, — глухо проговорил Клеф, — никогда не судись со злой бабой, понял? Ты запомни это. Попробуешь квартиру отсудить — такого на тебя напустит…
Денис молча воззрился на него. Слова, произносимые Клефом, вроде бы, были все знакомые, но почему-то не помещались у Дениса в сознании. Квартира? Судиться? О чем он говорит?
— Я не сразу понял, — пробормотал Клеф, — ты ведь Морана клиент, да? У тебя лицо другое, чем у этих… Моран — он, сука, такого напускал… туману. Он, Моран, сука. Ты ведь понял, что Моран — сука?
— Я тебя не… понимаю, — сказал Денис. — Моран?
— Джурич Моран! Сука! — завопил пленник. Он несколько раз подпрыгнул, высовываясь из бочки почти до половины туловища, а потом сник и заплакал. — Другой мир, никто не найдет… те не нашли, так другие сыскали… сука…
— Ну, — сказал Денис, — все не так плохо. Ты ведь среди друзей, да? Ты мне веришь?
— Квартиру жалко было, — всхлипнул Клеф. Он поднял голову и обжег Дениса взглядом. — Тебе квартиру было бы жалко? Баба — сволочная и любовников водила… Но квартиру жалко. А?
— Ну… да, — согласился Денис. — Но теперь-то плохое позади. Ты среди своих.
— Ненадолго, — сказал Клеф и принялся жевать нижнюю губу. — Ненадолго, — повторил он невнятно.
— Что ты имеешь в виду?
— А чего я, по-твоему, сбежал?
— Ну, не знаю. Ты, наверное, из рабства сбежал, — предположил Денис. — Да?
— Не рабство и было… Ты под нашим начальством не работал, о рабстве не знаешь. Слушай, — сказал Клеф. — Они про вас много больше знают, чем вы думаете. Я для того и сбежал. Понял?
— Ну, вроде разведчика, — кивнул Денис.
Клеф оскалился.
— «Вроде!» Дурак — но спишем на молодость лет. Я ведь не идиот.
— А зачем идиота ломал? — разозлился Денис. — Я лично поверил.
— Все верят… Я и сам верю. Баба — злющая, сука, и квартиру отсудила, и такого на меня напустила — троллей не надо… — Он помолчал немного. — У них тут свой человечек есть, понял?
— У кого? — Денис ничего не понял.
— У серых, — сказал Клеф. — У хозяев моих. Стучит для них кто-то. Отсюда, из замка. Теперь понял? Дурак ты совсем. Малолетка. Иди, иди. Тебя твой остроухий за штанами для меня отправил?
— 'Гебе-то что? — огрызнулся Денис.
— Так для меня штаны-то… — Клеф мелко захихикал, ворочаясь в бочке.
Теперь он совершенно перестал вызывать у Дениса какое-либо сочувствие. Клиент Морана, злая баба какая-то, квартира… ругается через слово… и, главное, — чудовищное обвинение. Якобы кто-то из замка передает сведения троллям. Вот чушь!
Денису сразу вспомнились мамины разговоры. Нельзя смотреть на жизнь сквозь розовые очки. Люди всегда гаже, чем можно вообразить. Если тебе кажется, будто все идет хорошо, значит, ты что-то упустил.
И ведь мама даже не подозревает о существовании «законов Мэрфи»! Сама до всего дошла, собственным умом. Наверное, эти законы — правда. Даже если изначально сочинялись в шутку.
— Ты… ошибаешься, — сказал Денис Клефу. С силой сказал, так, как умел.
Он повернулся к пленнику спиной и поскорее ушел.
* * *
Джурич Моран стоял посреди комнаты в доме старухи процентщицы, в центре пыльного города Санкт-Петербурга с его желто-серыми камнями. Он смотрел на стену, обклеенную фотографиями. Одна или две совершенно выцвели. Путешествие тех, кто был на них запечатлены, уже закончилось.
Моран понятия не имел — каким именно оказался для них финал. Собственно, за подобное отношение Моран и был подвергнут изгнанию: он бездумно бросал в мир крайне опасные вещи. Из простого любопытства он разрывал непрерывную ткань бытия, а потом уходил, потому что сделанное переставало его интересовать.
Солнце робко проникло в захламленную пыльную комнату и провело лучами по снимкам. Здесь обитало большинство клиентов Морана — те, о ком никто из родных и близких не заботился. Никто не прятал эти фотографии от солнечного света, не хранил в книге или в медальоне у сердца.
Суровые, несчастные, отчаявшиеся — они доверяли свою судьбу Морану, последнему, кто стоял между ними и окончательной их погибелью. И Моран, как умел, заботился о них, — а умел он плохо, потому что на протяжении многих столетий ни о ком никогда не заботился. Он пришпиливал карточки к стене, потому что считал такой способ хранения наиболее безопасным. К тому же все они были у него постоянно на виду. Можно контролировать. Вы в надежных руках, ребята. Моран Джурич (Джурич Моран) бдит над вами, он корректирует вашу судьбу. Ага.
Моран снял выцветшие бумажные квадратики, скомкал их и сунул в корзину для ненужных бумаг. Что бы ни случилось с теми, чей мир только что был смят и выброшен, у них, во всяком случае, было довольно времени для того, чтобы разрешить все свои проблемы.
Иногда Морана посещала коварная мысль: а что, если сфотографировать самого себя? Чем это закончится — для всех его клиентов, для Истинного Мира и для самого Морана? Не произойдет ли аннигиляция? Вдруг створки бытия попросту схлопнутся, и всякая жизнь прекратится вообще? Опасно, опасно. Даже Моран не решался довести эксперимент до конца, а уж Моран всегда был отчаянной головой.
За годы жизни на Екатерининском канале Джурич Моран уже усвоил, что в период затруднений нужно пить водку. И когда его посещали тяжелые раздумья, он покупал «шкалик» и употреблял его в одиночку, не обременяя себя компанией.
Сейчас у него как раз наступил такой период. Называется — «момент». Шкалик закуплен. Стаканные грани облагораживают прозрачный напиток — водка, как установил Моран, даже на глаз отличается от обычной воды: она прозрачнее и блеск ее жестче.
С тяжелым вздохом Моран уставился на стакан. Пока что никаких озарений после выпитого его не посещало, но Моран не терял надежды. Когда у него под рукой не оказывалось подходящего объекта для экспериментирования, Моран, без тени колебаний, ставил опыты над собой.
Он открыл форточку, изгоняя из комнаты духоту и, как он надеялся, некоторое количество пыли. Сквозняком захлопнуло дверь. Моран обернулся, чтобы посмотреть, что происходит и не явился ли какой-нибудь безнадежный клиент, а когда он вернулся к стакану, то обнаружил, что одна из фотографий сорвалась со стены и плавает в водке. Моран поскорее выхватил листок из стакана, но было уже поздно: эмульсия поплыла, начала отваливаться прямо под пальцами.
— Тьфу ты, проклятье! — сказал Моран, комкая листок и бросая его под стол. — Что за невезучий день! Три конца света за полчаса — тут поневоле задумаешься над смыслом выражения «злой рок».
Он взял стакан и твердой рукой влил его содержимое в свой широко раскрытый рот.
* * *
Денис возвращался с одеждой для пленника, перекинутой через плечо, когда увидел, что возле бочки стоит Арилье — в одной руке кружка, в другой — глубокая глиняная плошка. Арилье смотрел на Клефа, а Клеф — на Арилье. Оба не двигались.
— Эй! — крикнул Денис. Дурное предчувствие вдруг охватило его, и он побежал. — Эй, ты чего, Арилье? Арилье!
Эльф медленно повернулся к Денису.
— Ты знаешь, — сказал Арилье задумчиво и как будто удивленно, — а ведь он умер.
— Кто? — Денис споткнулся, словно налетел на невидимый порог. — Кто умер? — Он кивнул на пленника. — Он?
— Не я, — лаконично сказал Арилье.
— Не ты… — повторил Денис, не понимая, что говорит.
Он перевел взгляд на Клефа. Тот не шевелился и вообще не подавал признаков жизни. Лежал себе в бочке, высунув наружу одну руку и запрокинув к небу голову.
— Может, он спит? — шепнул Денис.
— С открытыми глазами? Он — человек, люди так не спят.
— Некоторые спят… А еще, бывает, нарисуют себе глаза на веках, и спят на лекциях… — Денис спохватился. — Прости, я глупости говорю.
— Ты говоришь глупости для того, чтобы почувствовать себя живым, — объявил Арилье. — Это естественно. Очень по-человечески.
— Не понимаю, как он мог умереть, — сказал Денис. Теперь он посматривал на Клефа с опаской, каждый миг ожидая, что тот плеснет водой или крикнет «бу!» — в общем, напугает. Но Клеф просто лежал, очень скучный.
— Посмотри внимательнее, — Арилье махнул кружкой в сторону покойника, затем машинально приложил кружку к губам и отхлебнул.
Денис заглянул Клефу в лицо. Сонное, расслабленное, оно теперь выглядело совершенно человеческим. Ничего троллиного. И ничего от того радостного идиота, каким он был еще только нынче утром. Наверное, с таким лицом он смотрел по телевизору «Новости» — до того, как злая жена отсудила у него квартиру. В какой-то мере Денис вдруг начал понимать эту самую жену. Клеф-человек, очевидно, не слишком-то приятной был личностью.
И все-таки он бежал от троллей, рисковал жизнью, пробирался в замок, чтобы предупредить…
— Да! — вскрикнул Денис. — Он ведь говорил…
— Внимательнее смотри, — перебил Арилье. — Видишь?
Из угла рта пленника вытекла желтоватая слюна. Вроде мыльной пены. Жиденько так.
— Ну и что? — Денис не нашел это пятнышко чем-то примечательным. — Его постоянно тошнило, помнишь?
— Это другое, — сказал Арилье.
— Да почему другое-то? — удивился Денис. — Его от нашей пищи тошнило, с непривычки. Наверное, и в этот раз…
— Нет, — сказал Арилье твердо. — Вчера он ослабел просто от голода. А сегодня он отравился.
— Мы ведь установили, что он — человек, — возразил Денис. — Для него наша пища и вообще все наше — не ядовитое. Наоборот, свое и родное. Да?
— Да, — кивнул Арилье. — Его отравили нарочно.
Денис опустил голову.
— Значит, это правда. То, что он говорил.
— Что?
— В замке есть шпион.
— Невозможно, — тотчас заявил Арилье.
Денис вскинулся.
— Я ему тоже так сказал — мол, невозможно, но он только посмеялся. Тролли, говорит, многое про нас знают. Им кто-то передает сведения.
— Ты понимаешь, что это значит?
Под взглядом эльфа Денис поежился.
— Думаешь, я совсем глупый?
Арилье вдруг рассмеялся.
— А кто тебя знает… Но если дело так плохо, нужно сообщить защитнице Гонэл.
— Может быть, он нарочно подослан, чтобы нас смущать? Ну, сеять раздоры… Так ведь делают.
— А убили его тоже для того, чтобы посеять раздоры? — Арилье покачал головой. — Поверь мне, Денис, его именно для того и убили, чтобы он ничего не успел рассказать…
— Кое-что он все-таки успел. — Денис вздохнул. Теперь он сожалел о пленнике. Несмотря на неприятные манеры Клеф был мужественным человеком. А Денис даже имени его настоящего не знает.
* * *
Гонэл выслушала Дениса молча. Не перебивала, не возражала. От этого он еще больше путался, щедро уснащал свою речь словами «ну» и «в общем». Она только один раз вздрогнула — когда Денис назвал имя Морана.
Когда он закончил, она почти дословно повторила догадку Арилье:
— Рискуя собой, он бежал от троллей, чтобы сообщить нам о шпионе. Мы похороним его как человека. И… никому не рассказывайте о том, что узнали.
Покинув покои защитницы Гонэл, Денис вздохнул полной грудью:
— Она такая удивительная, даже для эльфа!
— Она удивительная, — согласился Арилье. — В ее жилах не только эльфийская кровь, но и человеческая. Кровь Ингильвар, самой знаменитой из защитниц. Она отстояла замок от врагов, когда погиб ее муж, Лутвинне.
— А кто из них был эльфом? — заинтересовался Денис.
Арилье хмыкнул:
— Лутвинне, конечно. Его потомки, дети Ингильвар, владели замком несколько столетий. Срок их жизни был короче, чем у обычных эльфов, — что и понятно… Но даже будь они чистокровными эльфами, они бы прожили недолго.
— Почему?
— Войны, — кратко объяснил Арилье.
— Понятно.
Остаток пути они проделали в молчании. Больше всего им не хотелось вспоминать вчерашние шутки насчет похорон прямо в бочке. Жутко делается, когда подумаешь о том, как могут сбыться случайно сказанные слова.
Глава шестая
День проходил за днем. Поначалу Денис каждое утро открывал глаза и погружался в ожидание несчастья. Его так и преследовало ощущение, что беда ходит очень близко. Однако ничего не происходило. Тело умершего пленника было предано огню. Согласно общему мнению, он скончался от ран и непомерно тяжких испытаний, постигших его в плену и во время бегства.
Шпион, если он и существовал, никак себя не проявлял. Жизнь и служба текли своим чередом.
Прошли три недели, потом еще три. Денис постепенно успокаивался. Образ Клефа с засохшей зеленовато-желтой пеной в углу рта исчезал из его сновидений, стирался из памяти. В конце концов, Денис — простой солдат. И не солдат даже, а незадачливый армейский менестрель, который время от времени устраивает нечто вроде «мелодекламаций»: читает нараспев мешанину из фронтовых стихов разных советских поэтов и не в тон берет произвольные аккорды на лютне. Кое-кому из ребят, как ни странно, нравилось.
«Искусство — такая штука, — сделал выводы Денис, — что на любую, даже самую отъявленную халтуру, найдется любитель. А я, в общем-то, даже не халтурщик. Я просто ничего не умею и стараюсь, как могу. И ребята это ценят. Здорово!»
Он сильно вырос в собственных глазах от таких мыслей.
Как-то раз Арилье заявил своему другу, что тот еще не знает толком, что такое — получать удовольствие от жизни.
— Вот, к примеру, взять наш эль или пиво, — сказал Арилье. — Думаешь, ты изведал все тонкости его вкуса?
— Ну, не знаю, — протянул Денис. — Жаловаться не на что.
— Выпивка только тогда вкусна по-настоящему, когда она краденая, — сообщил Арилье. Его синие глаза весело блестели и с каким-то особенно вороватым лукавством бегали по сторонам.
— У кого воровать-то? — удивился Денис.
— Из погреба, — быстро ответил Арилье.
— Да ведь мы служим в гарнизоне, — Денис покачал головой. — Любая девушка с кухни охотно подаст нам пару кувшинчиков, стоит только попросить.