Как уже было отмечено, нет никакой линии, на которой бы располагались все потенциальные возможности в озвученном ряду. Мы вправе не соглашаться между собой по одним воззрениям, но при этом не дискутировать по другим. Что-то нам кажется более очевидным, иное – менее, но нет чёткой шкалы, разложив все взгляды на которой мы бы сумели их сравнить. Либо таких линеек много, и тогда оценка теряет смысл, либо их нет вовсе, что ведёт к тому же результату – феноменологически и эпистемологически это разные вещи, но мы здесь оставим это несходство в стороне.
Кроме того, нельзя забывать о том, что крайних полюсов не бывает в принципе. Хотя учёные иногда и постулируют подобные субстанции, вроде чёрного тела или идеального газа, а широкая публика, например, добро и зло, никто не станет отрицать того, что крайне проблематично, если осуществимо вообще – причём как на практике, так в теории, впрочем, в первом случае это гораздо сложнее, чистые идеи, мы по крайней мере, в состоянии декретировать – быть чем-то тотальным в том или ином отношении. Всегда есть и остаются полутона и оттенки, так что абсолютно чёрного и белого не бывает – что, увы, очень часто упускают манихейцы всех сортов. Так всё-таки как нам быть с постижением реальности?
Краткий ответ гласит, что никак. Если вы верите – а это и есть ничем не обоснованное убеждение – что она поддаётся нашему разумению, то вы неизбежно упираетесь в человеческую природу, преодолеть которую мы не в состоянии. Если вы полагаете, что кое-то что нам доступно и потому не надо опускать руки, то скорее всего вы принадлежите к учёным, которые всеми силами пытаются – успешно и нет – узнать что-то новое или опровергнуть старое, однако в таком случае вы с необходимостью создаёте антропоморфную картину, потому что другие вам произвести не получится. Наконец, если вы считаете, что мир представляет собой некую вещь-в-себе – по И. Канту или как-то иначе – то вы оказываетесь на правильном пути. Почему это так?
Прежде всего нужно указать на то, что обойтись без хотя бы какой-то информации о мире невозможно. Нам надо как-то в нём действовать, что требует от нас способности предсказания последствий наших действий, а в отсутствии всяких сведений сделать это попросту нельзя. Однако это ничего не говорит о том, какие именно у нас будут данные. Проблема состоит в том, что нужно разделять их истинность и их функциональность, но сегодня эти их качества смешиваются.
Уже довольно давно – и каждый в курсе этого по собственному опыту – известно о том, что мы далеко не всегда знаем, что делаем, однако это, тем не менее, нисколько не мешает нам справляться со стоящими перед нами задачами. Спросите себя, скажем, как вы ходите. Конечно, есть специалисты, которые хорошо – по сравнению со всеми остальными – разбираются в этом вопросе, но от того, что вы понятия не имеете, как всё происходит, падать на каждом шагу вы не станете. И то же самое касается подавляющего большинства наших действий, чувств и мыслей.
Даже то, что мы вроде бы как усваиваем через обучение в подавляющей своей части состоит из неосознанных гипотез о мире, которые нередко вообще не имеют к нему никакого отношения. И опять же это нисколько не мешает нам. Если мы где-то и в чём-то ошибаемся, то мы исправляем не столько своё понимание реальности, сколько своё поведение, и этого более чем достаточно для того, чтобы продолжать дальше.
В свою очередь пусть и правдивая – по нашим меркам, естественно – информация о том, что нас окружает, может быть тотально иррелевантной, если руководствоваться ею в своих практических делах. Скажем, от того, что это не Солнце вращается по орбите Земли, а наоборот, в нашей повседневной жизни ничего не меняется, более того, лучше считать наоборот, потому что в таком случае нам проще контактировать с остальными, которые усвоили подобный взгляд на вещи.
Из этого следует, что нечто работающее не обязательно должно быть истинным, но верно и обратное утверждение – с некоторыми, разумеется, поправками. В принципе надо говорить о том, что одно с другим соотносится плохо, если хоть как-то. Они существуют по разные стороны – в языке, увы, манихейства сложно избежать – баррикад и между собой редко или почти никак не взаимодействуют. Так почему же тогда агностицизм предпочтительнее прочих воззрений?
Суть в том, что он не смешивает функциональное и истинное. Второе в нём отсутствует по определению, и есть только первое. Каков мир в действительности не столь уж и важно, учитывая то, что получить ни полную, ни сколько-нибудь внятную картину реальности мы не в состоянии. А потому имеется только то, что более или менее сносно работает, но мы должны осознавать, что дальше этого мы никогда и ни за что не уйдём. Однако при чём тут причинно-следственные связи?
Если мир непостижим, то критично не столько то, каков он, сколько то, как нам в нём быть. Как было показано, это не одно и то же. Например, на квантовом уровне наблюдается суперпозиция, но она решительно ничего не сообщает нам о том, как манипулировать макрообъектами, которые вообще-то состоят из элементарных частиц. Знание пусть и не бесполезно, но оно ничего не даёт нам в практическом плане.
Конечно, на это можно возразить в том смысле, что многие наши приборы и инструменты построены в соответствии с тем, что нам известно, и они функциональны – до некоторой степени. Тем не менее, нужно также понимать, что в данном отношении мы имеем право утверждать либо то, что всё это работало до сих пор – очевидно же, что все потенциальные варианты исхода событий многократно превышают те, что мы провели – либо то, что в наших глазах так всё и выглядит, а это, согласитесь, слишком слабый довод нашей правоты. Впрочем, остаётся ещё одна опция.
Положим, что всего мы знать не в состоянии или, что более точно, наши взгляды на реальность истинны, но не полны. Но что если абсолютный взгляд существует, но мы просто не способны его по тем или иным причинам достичь? Что если Вселенная тотально осознаёт себя, является собственной репрезентацией или же есть такая её модель, которая точно описывает её поведение, но которая нам недоступна? Всё это, бесспорно, очень заманчивые перспективы, однако они безосновательны и пусты.
Если верно то, что мир равняется самому себе – а так оно и есть – то мы банально страдаем тавтологичностью. Ничего ни вывести, ни понять из этого нельзя, потому что это заявление ни о чём нам не говорит. Если же имеется какая-то магическая, но ускользающая от нас в силу фундаментальных наших ограничений формула всего – эта столь вожделенная мечта современных физиков и вообще учёных, хотя бы теория – то с огромной долей вероятности мы не сумеем постичь её, а созданные нами в лучшем случае поверхностны и мелки.
Даже больше. Представим себе, что она всё-таки существует. Но её наличие сугубо гипотетическое. Опять же лучшее описание Вселенной – это она сама. Любой редукционизм в её отношении неизбежно что-то пропустит, а это мгновенно сделает её картину несовершенной и не всеохватной. Выражаясь проще, всякое укороченное представление – это ложь, выдача желаемого за действительное. Каждый муляж – это обман. Наконец, как справедливо указывает Л. Смолин, в этой картине нет времени – потому что с ним она сразу же становится неудобоваримой – и это подводит нас к последнему возражению интуитивного определения естественности, озвученного в начале этой главы.
Причинно-следственные связи напрямую нас к нему адресуют. Они не могут иметь место в его отсутствии, ведь в таком случае всё либо одновременно, либо все моменты абсолютно идентичны, но мы по собственному опыту прекрасно знаем, что это не так. К сожалению, в современных концепциях никакой разницы между прошлым, настоящим и будущем не существует. Для наших целей это не очень критично, но начать нужно именно с этого.
Сегодняшняя физика учит нас тому, что время – это одно из измерений. Кроме того, законы не меняются с его течением, но вечны и постоянны – хорошо, это не совсем так, нынешние космологические представления утверждают, что в начале всего, т.е. при Большом Взрыве, или при сингулярности они были совсем и есть, если речь идёт о чёрных дырах, не такие, как сейчас и много после рождения Вселенной, но мы опустим это для простоты, а также потому, что речь идёт о нынешней реальности в её обыденном понимании, нам бы хотя бы разобраться с тем, что происходит на Земле. Где и когда бы – что для нас существенно – мы ни находились, всюду и всегда мы обнаруживаем одно и то же – между прочим, на этом строится решительно всё наше осознание мироздания, если принципы эволюционируют, все наши теории разом рушатся – и это обычно не подлежит никакому сомнению.
Проблема, однако, состоит в том, что в повседневности время всё-таки наличествует. Никто в здравом уме и доброй памяти не станет говорить о том, что каузации не бывает, но, напротив, будет всячески доказывать обратное. Как бы то ни было, но наука настаивает именно на этом. Конечно, она не заявляет об этом напрямую, но это следует из вечности законов. Как нам быть? Более или менее просто – допустить, что последние трансформируются, а мы обнаруживаем и выводим – со всеми уже озвученными оговорками – лишь те, что есть сейчас и здесь, так как мы наблюдаем определённый этап развития Вселенной.
Разумеется, это не согласуется с господствующим теперь в науке взглядом, согласно которому они вечны – что, помимо прочего, придаёт им больше легитимности, в принципе фундирует их как таковые. Но если мы спокойно принимаем тот факт, что космос прежде был другим, а сейчас он иной, то почему бы не быть чуть более гибкими и признать, что то же самое может касаться и всего остального – а не только законов мироздания. Пусть это и не очень удобная позиция, но она, по крайней мере, имеет право на существование. Однако при чём тут естественность?
Выше уже говорилось о том, что понятие вида проблематично вследствие транзитной его природы. Когда мы – и, конечно, все фразы в этой книге, как в принципе любые – заявляем нечто о человеке или о ком-либо и чём-либо ещё мы неявно предполагаем, что речь идёт о неизменных сущностях. Подкрепляют наши утверждения такие слова как «всегда», «везде», «порядок» и прочие – на самом деле все – которые призваны убедить нас в том, что мир был таким всё время и ровно таким останется в будущем. Сегодня мы знаем, что это не так, но это не подвигло нас к тому, чтобы подвергнуть переоценке и просеиванию наш вокабуляр – впрочем, стоит заметить, что это невозможно, язык сам по себе мутирует, но на фундаментальном уровне он выражает одно и то же – и мы продолжаем наивно верить в то, что действительно что-то указываем, а не постулируем, как это вытекает из нашего лексикона.
Нечто нормальное в данном ряду – это то, что никуда не движется, но покоится на месте. Так, например, мы рассуждаем о человеке и его качествах, но проблема заключается в том, что такого существа нет или же оно временно. Кроме того, всегда нужно иметь в виду контекст и конъюнктуру, которые порой переворачивают приемлемое и желаемое с ног на голову. Рассмотрим одну иллюстрацию.
Сегодня зачастую можно услышать о том, что людям свойственно помогать друг другу – если вы не верите в добрую нашу природу, то сгодится и противоположное мнение, логика от этого ничуть не пострадает – т.е. мы альтруистичны – и соответственно эгоистичны. Однако в этом утверждении нет времени. Если быть честными, то мы обязаны спросить себя о том, когда и при каких обстоятельствах нам присуща – была или будет – эмпатия. Скажем, для бактерии это понятие лишено всяческого смысла, как и для многих других животных, но в том-то и дело, что мы эволюционировали и однажды имели с ними общих предков, а, значит, был момент, в котором для нас это было не характерно. – или, что более точно, нерелевантно.
И то же самое касается чуть ли не любого нашего заявления. Ничего навеки данного нет и никогда не было – а также, разумеется, не возникнет, хотя в последнем есть некоторые сомнения, если закон увеличения энтропии верен, в какой-то момент меняться станет нечему или некуда. Из этого следует то, что и естественного тоже, по сути, нет и быть не может. Теперь нормально что-то одно, завтра это окажется иным, да и вчера всё обстояло не так.
Понятно, что это противоречит нашему повседневному – да и трансцендентному, что бы это ни означало – опыту. Мы привыкли к тому, что есть некие ориентиры, маяки, шаблоны, лекала и стандарты, в соответствии с которыми мы судим о том, адекватно ли что-либо или нет – и об остальных качествах, конечно, тоже. Это опять затрагивает вопрос критериев, который подробно изучается во второй главе, так что здесь нужно отметить вот что.
Возьмём иллюстрацию с сотовыми телефонами. Какое-то время назад увидеть разговаривающего с самим собой человека на улице было странно. После того, как появились беспроводные гарнитуры это не перестало быть удивительным – нельзя не подчеркнуть, что толерантность также повысилась, либо же возросло безразличие, как бы то ни было, но они оба позволяют нам игнорировать что-либо выбивающееся из общего фона, по крайней мере, до поры – но теперь мы не обращаем на это внимание, потому что всегда сохраняется возможность, что он или она общаются с кем-то с помощью этих устройств, и с психикой у них всё в порядке.
На это возразят в том духе, что всё-таки есть неизменные вещи, которые с течением времени остаются незыблемыми. Таковы, скажем, отношения между матерью и ребёнком, почитание старших, особое отношение к женщине и т.д. Но всё это лишь выдача желаемого за действительное, либо же непонимание того, о чём здесь идёт речь. Загвоздка состоит в том, что чуть ли не всё, что мы наблюдаем, либо в прошлом, либо в будущем было или окажется не таким, каким оно видится сейчас.
Опять же можно несколько смягчить позицию и постулировать только то, что якобы свойственно человеку, а не другим видам – и кому бы то или чему бы то ни было ещё. Или же есть вариант с тем, чтобы указывать на временный характер тех или иных наших свойств и зависимость их от текущих обстоятельств. Это отчасти помогает снять обострение, но, к сожалению, это не решение проблемы. При таком раскладе всё равно никуда не исчезают выборочность, ценности, критерии, да и субъективный взгляд не пропадает тоже. Однако какое отношение это имеет к определению естественности, данному в самом начале?
Начать надо с того, что было упущено в рассмотрении предыдущего возражения. Когда мы говорим о времени, то мы понимаем под этим именно причинные связи – конечно, не только их, но они первыми приходят на ум. Если что-то одно предшествовало чему-то другому, что появилось как реакция на первое, то мы заявляем о том, что последнее было вызвано этим чем-то, но не наоборот. Оставляя в стороне проблематичность определения триггера и реакции на него – не всегда очевидно, что именно вызывает тот или иной ответ, а также неясно, обязательно ли тот следует за спуском – мы можем спросить у себя, действительно ли время движется только в одном направлении или же тому есть альтернативы.
С первого взгляда это кажется странным, если не глупым. Нам всем прекрасно известно, что ничто не обратимо, и так называемая стрела всегда указывает в печально – ведь её нельзя развернуть, а так часто хочется – знакомую всем нам сторону. Нельзя из настоящего попасть в прошлое, как и невозможно пропустить какие-то этапы – как, скажем, при прыжке в будущее – но всегда приходится ждать и следовать тому маршруту, который заранее предопределён.
Но это тоже нынешнее состояние системы. Само время было порождено в момент – неточная формулировка, но будучи творениями этого пространства других у нас нет – Большого Взрыва – а то и позже – и стало частью материи после этого. Однако ничего не мешает нам вообразить – как это делают многие теоретики – что либо вектор его течения однажды изменится – не обязательно в противоположном устремлении, как указывалось, география или геометрия этого ландшафта не должны умещаться на линии – либо оно отправится вспять – не буквально, а следуя, скажем, Великому Сжатию из-за сил гравитации – либо же оно полностью трансформирует свою природу – вместе, например, с нашим физическим окружением и его параметрами – и в таком случае лишь математические модели, а не наша фантазия помогут нам представить, что это такое.
Разумеется, повседневный опыт убеждает нас в том, что время ригидно. Ни прожить какой-то миг заново, ни перескочить какие-то из них, ни возвратиться назад мы не в состоянии, как бы нам того ни хотелось. Однако само по себе это ещё ни о чём не говорит. К слову, нам сегодня известно, что не связанные между собой – хотя концепция тёмной энергии пока лишена какого-либо внятного и понятного содержания, и есть причины думать, что так оно и останется, сегодня считается, что именно она ответственна за разрастания Вселенной, такая же материя, напротив, сцепляет вещество – галактики разбегаются друг от друга тем быстрее, чем больше расстояние посередине – и это началось что-то около семи миллиардов лет назад, по нынешним представлениям – и оттого мы наблюдаем то звёздное небо, которое характеризуется данными процессами, но в прошлом картинка была бы совсем иной, и тогда мы бы заключили другое из того, что бы располагалось на небе над нами – и это не говоря о будущем, где естественным выводом было бы одиночество Млечного Пути и Андромеды – или же местного кластера, а то бы эти две и вовсе столкнулись, породив единственную, что вроде как и ожидается через множество световых веков.