Женька устало фыркает.
— Ладно, не кипятись, — говорит он примирительно. — Но тогда не возмущайся, что сегодня весь день я буду в клубе, а не с тобой.
— Ничего, — отзываюсь беспечно. — У нас еще целый час, проведем его с пользой.
Я хватаю Женю за запястье и тащу вслед за собой в спальню, минуя гостиную, где в беспорядке свалены мятые рубашки, разрозненные рефераты и пустые баночки из-под гелей, и вдоль плинтуса расставлены чашки с грязными от засохшего кофе ободками.
— Видела бы твоя мама, во что ты квартиру превратил во время сессии, — замечает Женя не без доли привычной ехидцы. — Почти холостяцкое обиталище. И как ты будешь жить, когда родители из отпуска вернутся? Ты же обожаешь, когда можно ходить по дому голым, разбрасывать везде вещи, есть прямо в постели и оставлять под дверью туалета банки из-под «маунтин дью».
— Все равно пару раз в неделю приходит Машка и орет на меня матом, выгребая срач, — усмехаюсь я. Уже на пороге спальни резко разворачиваюсь и буквально повисаю на Женьке, принимаясь суетливо его раздевать. Он не удерживается от едкого смешка, когда я, провозившись не меньше минуты с молнией его джинсов, ограничиваюсь тем, что расстегиваю ремень и дергаю их вниз, стягивая вместе с трусами.
— Детка, да ты просто мастер эротически раздевать, — Женя закатывает глаза, но покорно снимает свитер, отбрасывая его в сторону, а затем помогает расправиться с моей майкой. — Черт, каким бы балбесом ты ни был, а хорош ты нереально… — он едва ощутимыми касаниями пробегается пальцами по моей высоко вздымающейся груди, царапает ногтем указательного пальца нахально и тайно проколотый сосок. Я шиплю от боли: кожа нежная, там толком еще ничего не зажило. Обиженно смотрю на Женю, но тот уже кружит подушечками пальцев по моим выпирающим над ремнем тазовым костям, с силой тянет джинсы вниз и, не церемонясь, без лишних прелюдий обхватывает мой член ладонью, заставляя меня со свистом выдохнуть сквозь зубы и подступить ближе, перешагивая через болтающиеся на самых лодыжках джинсы. Я носом трусь о чувствительное место под ухом Жени, одновременно с этим подаваясь пахом навстречу его ласкающей ладони, и тихо утробно урчу, как довольный кот.
— Кто сверху? — шепотом спрашивает Женя, наклоняясь, царапая зубами ключицу, тут же размашисто облизывая укушенное местечко, спускаясь дразнящими поцелуями вниз и осторожно обхватывая губами металлическое колечко в соске. Я чуть не скулю от боли и удовольствия, которые причиняет умелая ласка горячего языка, и податливо произношу, путаясь пальцами в светлой шевелюре Женьки:
— Ты.
— Глядите-ка, кто у нас сегодня такой сговорчивый, — Женя закусывает губу, глядя на меня снизу-вверх, и я недовольно дергаю бедрами, намекая на то, чтобы тот не останавливался. И зачем спрашивать каждый раз? Даже если во мне просыпается желание отодрать этого заносчивого придурка, он тут же ластится, шепчет на ухо что-нибудь развратное и нежное, заставляя все мысли покинуть голову, а желание трахнуть — смениться на желание быть трахнутым.
Женя тут же плавно приподнимается, подхватывает меня по обыкновению так легко, будто я ничего не вешу, доносит до кровати, опрокидываясь вместе со мной на подушки, и припечатывает капризно надутые губы жарким влажным поцелуем.
— Ай! Ну что опять? — морщусь, выволакивая из-под спины свою зачетку, непонятно как оказавшуюся в кровати, насмешливо вздергиваю брови и кидаю ее через всю спальню на стол, заваленный книгами и конспектами. — Вечно эта учеба мешает мне заняться сексом. Долой матан!
Женя весело фыркает, целуя меня в нос и в лениво сощуренные глаза, вместе с тем суетливо вскрывая тюбик со смазкой и осторожно водя холодным мокрым от смазки пальцем по сжатому колечку мышц. Я привычно напрягаюсь, но заметно расслабляюсь, когда Женя снова отвлекает меня жадным нежным поцелуем. Каков совратитель. Два пальца входят беспрепятственно, и я издаю короткий нетерпеливый стон Жене в губы, разводя ноги и сам подаваясь навстречу.
— Не торопись, — шепчет Женя, прикусывая мою мочку зубами и ерзая, чтобы устроиться поудобнее и не придавить меня своим весом. Хотя он для меня как пушинка. Озабоченная такая пушинка, которая мурлычет мне на ухо: — Может, тебе стоит бросить свою качалку…
— Эй, мы так не договаривались! — бурчу недовольно и вдруг резко замолкаю, когда Женя входит в меня без всякого предупреждения почти на всю длину, царапая ногтями мои бедра. Я выгибаюсь в спине, упрямо сжимая губы, чтобы не застонать в голос, вцепляюсь рукой во встрепанные волосы Жени и склоняю его ближе к себе, жадно и быстро срывая с его покрасневших губ поцелуй. — Я же не возмущаюсь, что ты по субботам с утра до вечера в своем литературном клубе.
— Не начинай, — предупреждающе рыкает Женька, едва оторвавшись от моих губ, но мне уже не до спора: я обвиваю ногами талию Жени, цепляясь руками за его мокрые от пота напряженные плечи, и начинаю подаваться бедрами навстречу. Тихо и хрипло постанываю, так что Жене, выводящему на моей шее немыслимую вязь поцелуев, приходится очень сильно сдерживаться, чтобы немедленно в меня не кончить. Я вижу это по его плотно сомкнутым губам и мучительно сведенным бровям. — Господи, Паш, полегче.
— Давай сильнее, — в противоположность его произнесенной сдавленным шепотом просьбе тяну я, похотливо облизываясь и запрокидывая голову, чтобы подставиться под горячие губы Жени, бессвязно шепчущего что-то в район моих ключиц. Он не спорит, буквально вжимая меня в матрас всем своим телом и заставляя вскрикивать на особенно резких нетерпеливых толчках, сопровождающихся моим полузадушенным умоляющим шепотом.
“Еще. Быстрее. Блять, пожалуйста”.
Женя чувствует, что уже не только он близок к финалу, утыкается носом в мой потный висок, тяжело дышит и наращивает темп, а потом опрокидывается в оргазменную негу, сопровождаемую звоном в ушах и темными пляшущими пятнами перед глазами. Упав рядом со мной на скомканное одеяло и притянув меня к себе для ленивого поцелуя, Женя довольно улыбается. Я же довольно жмурюсь, чувствуя, как удовольствие разливается вместе с кровью по венам, а мышцы приятно тянет от долгого напряжения в неудобной позе.
— Повторим? — спрашиваю негромко, прижимаясь к его боку и водя пальцем по широкой женькиной груди.
— Только через полчаса, — произносит Женя, демонстративно хмурясь. — У таких неспортивных тюфяков, как я, встает через раз.
— Болван, — смеюсь, ткнув посмеивающегося Женьку под бок, и, зевнув, сажусь в кровати. — Ладно. Я откопаю нам в холодильнике что-нибудь съестное, если там еще не повесился кто-нибудь, и я с тобой пойду в этот треклятый литературный клуб. Пойдет?
В конце концов, в школе мне нравился Есенин. Его тематический вечер не может быть так уж плох, верно?
— Пойдет, — Женя закидывает руки за голову, блаженно улыбаясь, прикрывает глаза и устраивает голову на прислоненной к металлическому изголовью подушке. — А на следующей неделе я схожу с тобой в спортзал.
Я критически оглядываю разнеженного Женьку и скептически спрашиваю:
— Правда?
— Не обольщайся, — фыркает он. — Смотреть на тебя буду. К тренажерам даже не прикоснусь.
— Хорошо, — соглашаюсь, а сам улыбаюсь в коварном предвкушении.
Я-то знаю, что как только Женька перешагнет порог спортзала, и его увидит мой тренер, больше мой ненаглядный никуда не денется. Женю найдут на воде и на суше, на земле и под землей. Своим приходом он подпишет контракт с дьяволом спорта.
Но сегодня.
Сегодня меня ждет Есенин.
========== План “З” ==========
— Ассистент, бинокль!
— Есть, сэр. Что на периметре?
— Объект движется по направлению к ларьку с цветами… Останавливается. Снова движется к цели… И… И… Черт!
— Что там? Что?! — Машка пытается отнять у меня бинокль, и на какое-то время мы забываем про слежку, больно лягаемся локтями и переругиваемся, навлекая на себя недоуменные взгляды покупателей торгового центра. Побеждает жадное любопытство в лице Машки, которая подкручивает окуляры и присвистывает, закусив губу. — Кажется, объект снова сорвался на пончики.
Я смотрю сквозь панорамное окно торгового центра, как Женя, помявшись немного у кондитерской, украдкой оглядывается и суетливо толкает дверь, пропадая внутри хлебопекарного ада.
— Итого… — тяну с грустью, заглядывая в потрепанный жизнью блокнот. Я его на прошлой неделе нечаянно постирал вместе с ветровкой, поэтому страницы посинели от чернил, а нацарапанные на них цифры слегка поплыли. — Всего неделя воздержания!
— Удручающая статистика. Скоро Винни Пух не сможет вылезти без последствий из дома Кролика, — подхватывает Машка, убирая бинокль в сумку. — Какой слой пыли на коврике для йоги?
— Половина миллиметра, — жалуюсь я.
— Никуда не годится, — выносит вердикт Маша. Она подходит и перелистывает страницы моего блокнота до той, что изрисована вдоль и поперек красным и черным маркерами. — Пора тебе, Пахан, переходить к плану «Б».
*
Я приступаю на следующий же день.
С самым невинным видом лезу к Жене на колени, когда он за завтраком читает «Атлант расправил плечи», сухо целую в скулу и тихо вкрадчиво мурлычу, начиная покусывать мочку его уха:
— Какие щечки кто-то отъел.
— Отстань, Паш… — Женя кобенится, пытаясь поверх моего плеча продолжить чтение, но я не ослабляю напор. Задираю его домашнюю майку и прохожусь холодными ладонями по его бокам. Женя вздрагивает, замирает на минуту, застигнутый врасплох моими жаркими губами, производящими захват его голого плеча под сползшим воротом, и медленно откладывает книгу.
Я внутренне ликую, чувствуя, как притупляется от ласк его бдительность, и способность мыслить трезво постепенно сходит на нет. Глажу руками под майкой и произношу самым удивленным тоном, на какой способен:
— Ого! У нас и животик появился.
— Какой еще животик? — тупо переспрашивает Женя, напрягаясь.
Приходится заткнуть его рот глубоким чувственным поцелуем, чтобы загасить проскочившие в тон нотки подозрительности. Когда Женя послушно расслабляется и вовсю участвует в поцелуе, вжимая меня своим телом в край столешницы, я отстраняюсь и облизываю губы, чтобы беззаботно заметить:
— Ну, ты не волнуйся. Ты мне и с животиком нравишься.
— Да каким еще животиком! — сердится Женя, хмуря светлые брови. — Ты же меня просто пытаешься развести?
Ага.
Чувствую по неуверенности прозвучавшей фразы, что рыбка попалась на крючок. Теперь можно давать и заднюю.
— Конечно, Жень, — склаблюсь, слезая с его колен и скучливо хмыкая. — Это я так, пошутил просто.
— Шутник хренов, — бурчит Женя, тянется к оставшемуся на тарелке пирожку, но в последний момент одергивает руку и задумчиво прищуривается.
*
Благодарю небеса за то, что батя в рейде, а мама на неделю улетела в Сочи, потому что сыновнее одиночество дает мне возможность оставлять Женю на ночь у себя и лицезреть теперь поразительные картины жизни. Серьезно, даже телевизор не нужен, достаточно притвориться спящим и подглядывать тайком за тем, как Женя в панике носится по коридору в поисках своего коврика для йоги.
Тащит его в комнату, приглушенно чихает от взметнувшегося облачка пыли и падает на несчастный коврик спиной, сходу принимаясь яростно качать пресс. Пыхтит, обливается потом, в неуверенности замирает и тут же переворачивается на живот, чтобы перейти к отжиманиям. Получается у него так паршиво, что пыхтение плавно перетекает в приглушенное шипение.
В какой-то момент мне становится нестерпимо его жалко, но, к счастью, Женя занял очень выгодную позицию для того, чтобы заметить спрятанные под моим столом журналы. Разумеется, я не случайно сунул туда предоставленные Машкой стратегические запасы, содержащие фотки стройных парней из реклам нижнего белья.
Женя достает журналы, пролистывает парочку и изменяется в лице.
Мне становится страшно. Не понимаю, что пошло не так, но где-то мой идеальный план дал сбой и в мгновение ока превратил Женю в ходячую иллюстрацию американского триллера. «Техасская резня бензопилой» называется.
Женя подскакивает как ужаленный, включает в комнате свет, заставляя меня, привыкшего к темноте, часто удивленно заморгать. Он становится у кровати и резким рывком сдергивает с меня одеяло.
— Подъем! — рычит это чудовище, захватившее разум и тело Женьки, и вдруг больно огревает меня скрученным в трубочку глянцем по ягодице. Я возмущенно вскрикиваю, натягивая ткань пижамных шорт на ушибленное место, чтобы не получить по нему еще раз. — Я не понял, это еще что за нафиг?
Женя трясет раскрытым журналом у меня перед носом, и я с ужасом вижу, что напротив каждой модели корявым почерком, тщательно подделанным под мой, написаны комментарии — «ничего так», «секс», «огонь», «я бы трахнул». Я утыкаюсь горящим от стыда лицом в подушку и издаю жалобный стон. Вот это Машка перестаралась. Надо было всего лишь подстегнуть Женю заняться спортом на постоянной основе и перестать злоупотреблять мучным, а не будить в нем бешеную ревность. И как я не догадался заглянуть в журналы?
— «Я бы трахнул»? — кривится Женька.
— Да это не я писал… Это просто был такой прикол… — пытаюсь оправдаться, отползая поближе к металлическому изголовью кровати.
— Я тебя сейчас так по приколу трахну, шутить разучишься! — обещает Женя вкрадчиво и тянет меня за ногу ближе к себе.
— Женя-а-а! — меня переворачивают одним слитным движением — откуда ж столько сил? — и снимают с меня шорты с трусами. Женя замахивается и шлепает меня журналом по ягодицам несколько раз, заставляя вскрикнуть и завертеться в попытке избавиться от щекочущего жжения, которое действует на меня как-то неправильно: я не только до смерти перепуган реакцией Жени, но и начинаю медленно, но верно возбуждаться.
— Иди сюда, стендапер несчастный, — шипит Женя и откидывает журнал в сторону, чтобы смачно шлепнуть меня по ягодице ладонью.
— Аа-ах! — вырывается у меня протяжный вскрик, звучащий так томно, что это заставляет на секунду изумленно замешкаться и Женьку.
Когда он понимает по моим горящим от смущения щекам, что шлепок напрямую связан с тем, что я пытаюсь потереться стояком о сбитую простынь, его дыхание тяжелеет, а зрачки расширяются.
- Ну, держись.
Он ерзает, снимая боксеры, и толкает меня лицом в подушку, а сам пристраивается сзади, приставив открывшуюся головку к разработанному колечку мышц. Женя слегка подается вперед, и стенки моего ануса гостеприимно растягиваются и обхватывают ее.
Перед глазами у меня проносится сноп ослепительных искр. Я впиваюсь руками в края матраса, тяжело дыша, и понимаю, что если сейчас не позволю себя трахнуть, то взорвусь от неудовлетворенного желания.
— Еще раз такое у тебя найду, — произносит Женя предупреждающе, но я сбивчиво его прерываю:
— Не найдешь. Не найдешь, Жень, только пожалуйста…
Женя смачивает большие пальцы в слюне, надавливает ими на края ануса, помогая себе, толкается глубже и загоняет в меня член до самого основания. Я схожу с ума от чувства наполненности, от пульсирующей горячей плоти внутри, которая распирает, заставляет стенки тянуться с непривычки. С таким звериным напором он еще меня не брал.
И все же, ничто не дарит такого удовольствия, как Женька, с силой вколачивающий меня в матрас. Как наши смешавшиеся воедино стоны, как его пальцы, впивающиеся в бедра.
Как собственные крики и волнующее понимание того, что нас слышат, наверное, все соседи. Как чувство подъема и эйфории, которые скручиваются в тугой узел внизу живота. Ощущение наслаждения и сладостного томительного предчувствия кульминации, которое застилает взор и заставляет дышать через раз.
— Женька… — всхлипываю громко.
Его имя звенит мелодией страсти и нежности, набравшей силу кинетической энергией. Оно становится спусковым механизмом, тем, что позволяет Жене напрячься и с гортанным стоном излиться в меня так сильно, что я чувствую его горячее семя глубоко внутри и, глухо застонав, кончаю следом.
Я пытаюсь отдышаться, а Женька выходит из меня, наклоняется, чтобы убрать прядь, от пота прилипшую к моему виску, и нежно целует в краешек блаженно улыбающихся губ.