В этот момент снаряд одного из «красных» танков угодил в башню ближайшего к Степану «тэ-двенадцатого» — и со звоном срикошетировал, оставив выбоину.
Грохнула пушка Т-12, тоже не бог весть какого калибра, но броню Mk-V толщиной всего в полдюйма она просаживала.
Башня развернулась, метясь в просвет между «ромбусами», и шваркнула обычной гранатой.
Остальные «дюжинки» ударили по пехоте шрапнелью.
После короткой остановки Т-12 тронулись, покатились неторопливо, словно приглашая за собой.
— Четвёгтая гота, за танками, в атаку!
— Ур-ра-а-а! — грянула четвёртая рота…
На плечах бегущих красноармейцев дроздовцы ворвались в Харьков.
Рядом с первым батальоном наступал третий, полковника Владимира Манштейна, потерявшего руку в бою.
Красные прозвали его Безруким Чёртом.
Впопыхах, на бегу, Котов не сразу заметил, что бежит уже не по дороге, а по пыльной мостовой окраины.
По сторонам замелькали бедные вывески, показывались и отходили приземистые дома, тонувшие в вишнёвых садах.
Т-12 с ходу, с гулом одолел деревянный мост через Лопань у харьковской электрической станции, расстреливая из пулемётов драпавших бойцов РККА.
Тут из-за угла с рычанием вылетела серая бронированная машина с красной надписью по борту: «Товарищ Артём».
Броневик открыл огонь по батальону у электрической станции, в упор не замечая танк у себя под носом.
Подпрапорщик Валнога со связкой ручных гранат стал подбираться к бронеавтомобилю, прячась под откосом на набережной.
— Валнога! — крикнул взводный. — Этта… Не суйся! Танкисты его уделают!
«Дюжинка» выстрелила почти в упор и… промахнулась!
— Говорил же, — завопил Валнога, — так сподручнее!
Он уже выбрался на набережную, но тут броневик опознал, наконец, танк. Скрежетнув передачей, дал задний ход и дунул по Старо-Московской.
— Батальо-он! — вскричал полковник Туркул, показываясь верхом. — Строиться! Шаго-ом… марш!
Дроздовцы шустро построились и с песней двинулись на Сумскую, к Николаевской площади.
Навстречу выбегали харьковцы, плача, смеясь, радуясь.
Батальон шагал узиной, а вокруг шатало людские толпы.
Люди целовали офицеров, даже коней их, мозолистые руки солдат.
Батальон уже выходил на Николаевскую площадь, и тут из-за угла снова выкатился «Товарищ Артём», пересекая колонну. Переранил огнём «максимов» подводчиков-мужиков и лошадей, да и скрылся в переулке.
Т-12 рывком подкатил к переулку и замер, покачиваясь.
Короткая пушка грянула, и снаряд догнал-таки зловредный броневик.
Тому надо было дать ход вперёд, а «Товарищ Артём» сдал назад, упираясь в столб электрического фонаря и стреляя изо всех стволов.
Он толкал и гнул железный столб, тут-то его и накрыло.
Когда дым рассеялся, бронеавтомобиль молчал.
Зато началась редкая пальба сверху.
— Валнога! — гаркнул Сорока. — Хватай свои гранаты — и по чердакам!
— Робята, за мной!
Наверху отыскали стрелков, четырёх большевиков с наганами. Положили всех.
Степан с Шереметевым и Букеевым стали подходить к броневику, прижимаясь к стенам домов.
— А танкисты-то! — воскликнул Граф. — И здеся оплошали! Не попали совсем, только осколками и посекли!
Букеев был снисходителен:
— Молодые ишшо, научатси…
Котов резко распахнул бронированную дверцу. Никого!
Только кое-где кожаные сиденья кровью смочены, да куча горелого тряпья валяется. Смылись «товарищи».
На своём «росинанте» подскакал капитан Иванов.
— Бежали-с?
— Так точно, ваше высокоблагородие! Бежали.
— Тогда так… Тут гядом, на Сумской, лавка москательная…
Минут через пяток дроздовцы закрасили алую надпись «Товарищ Артём» и вывели белым: «Полковник Туцевич».
Котов, поглядывая на Рудака, тщательно обводившего глянцевые буквы, приметил деда жидовской наружности. Тот бочком-бочком приблизился и сказал тихонечко:
— Я таки знаю, где команда с броневика.
— Где?
— Тут они, в переулке, на чердаке третьего дома.
— Стёпка! Граф! За мной!
Пашка Валнога первым влез на чердак со своею связкой гранат. Два выстрела из револьвера были ему за «здрасте». Тут уж Павел осерчал и, одна за другой, швырнул на чердак три гранаты.
— Сдаёмся! — крикнули из облака удушливого дыма.
Один за другим вышли трое «ревматов», революционных матросов, в непременных тельняшках и кожаных куртках, чёрные от копоти, все в крови и в машинном масле.
Допрос был кратким. Начальником броневика оказался ближайший помощник харьковского палача, председателя ЧК Саенко. Он был коренаст, кривоног и очень силён.
— Пошли, — скомандовал Котов.
— Куда их? — не преминул спросить Шереметев.
— На кудыкину гору. Помнишь, ты про одно занятное место рассказывал?
— Про какое? А-а! Где стена кирпичная?
— Ну. Далеко это?
— Да не! Здеся рядом!
— Веди.
На улице на матросов набросилась толпа. Их колотили тростями и зонтиками, плевали на них и царапали.
Какой-то дед тряс Степану руки и, рыдая, говорил взахлёб:
— Куда вы их ведёте? Расстреливайте на месте, как они расстреляли моего сына! Мою дочь! Они не солдаты, они палачи!
— Успокойся, отец, — твёрдо сказал Котов. — Мы их к «стене плача».
И дед мигом утешился, ощерил свои мелкие зубки, словно загрызть хотел чекистов.
«Стена плача» находилась на просторном, заброшенном дворе, куда выходили какие-то мастерские и высокий забор маленькой церквушки, сложенный из красного кирпича.
Степан подошёл к ней и содрогнулся — вся стена была в выбоинах, в чешуйках засохшей крови, с прилипшими волосами многих-многих жертв.
Дроздовцы молча поставили «ревматов» к стене.
— А де ж ваше бла-ародство, суки белые? — оскалился начальник бронеавтомобиля.
— А мы не их благородия, — спокойно ответил Котов, — мы простые солдаты.
Договорив, он вскинул маузер и выстрелил. Грянули три выстрела вдогон, после — ещё один, чтобы добить.
— Уходим, — хмуро сказал Степан.
Он прошагал по переулку, вышел на узкую, покатую Старо-Московскую, и ни на секунду его не посетило сожаление о содеянном, о том, что расстрелял «своих».
Какие они ему свои? Ему Сорока свой, Граф — свой, и Букеев, и Рудак, и Оргулов, и Бобрин. Они такие же, как он, крестьяне.
Отвоюются, получат землицы надел, десятин эдак тридцать, избу срубят, женятся и станут жить-поживать да добра наживать.
Вторая и четвёртая роты стояли на Николаевской площади, штаб батальона разместился в гостинице «Метрополь».
Сам генерал Дроздовский назначил полковника Туркула комендантом города. Антон Васильевич разместился со всей своей комендатурой в «Гранд-отеле».
Батальоны отдыхали в казармах на Старо-Московской улице.
В больницах Харькова и в гимназиях, наскоро оборудованных под госпитали, лежали раненые.
Броневики, грузовые и легковые автомобили раскатывали по Сумской, Университетской и Рымарской.
Всю ночь на Николаевской площади не расходилась толпа, и Котов не раз просыпался от глухих раскатов «ура».
Дня через три прибыл сам Корнилов, и Степану довелось участвовать в параде на той самой площади.
Толпы собрались громадные, все дамы в белых платьях, после торжественного молебствия Верховному правителю поднесли икону и хлеб-соль…
…А неделю спустя 1-й батальон выходил из Харькова на Белгородское шоссе — полковник Туркул получил приказ выступать на Богодухов.
Фите.
Сообщаю, что в известной вам папке для бумаг, доставленной капитаном Авиновым, отсутствует первый, не пронумерованный и не заверенный печатью лист.
Находится он у Троцкого, ознакомиться с ним пока не удалось, но, по косвенным данным, он содержит список месторождений полезных ископаемых с указанием их точных координат.
Это подтверждается повышенным вниманием британского правительства к данной теме: Ленин подписал несколько договоров о концессиях в отвоёванном большевиками Поволжье, куда уже направлены две группы геологов — наличие больших запасов нефти в Самарской и Уфимской губерниях подтверждено, нынче ведутся буровые работы.
В настоящее время Предреввоенсовета Троцкий с английскими военспецами разрабатывает план наступления по всему Южному и Украинскому фронтам. Для этого укрепляются 1-я и 2-я Конные армии и формируются механизированные корпуса — «для глубокого потрясения фронта противника».
Нынешние танковые батальоны (по 50 танков в каждом) объединяются по четыре, составляя танковую дивизию. Дивизии также придаётся стрелковый полк, артиллерийский полк, несколько рот бронеавтомобилей и т. д.
1-й мехкорпус будет состоять из двух танковых дивизий, мотоциклетного полка, тыловых, ремонтных и пр. служб.
Созданный и возглавляемый Троцким Совет броневых частей («Центробронь») ведёт всю работу по оснащению Красной армии танками, броневиками, грузовыми автомобилями, управляет всеми автоброневыми частями РККА, а также ведёт обучение краскомов.
К маю Троцкий надеется сформировать 2-й мехкорпус — поставки танков Mk V, Mk V*, Mk V**, Mk B, Mk C, Mk VII и Mk VIII идут полным ходом.
Продолжается массовая мобилизация, создаются бомбардировочные и истребительные авиаполки. К лету под ружьё встанут не менее двух с половиной миллионов бойцов.
Наступление назначено на 15 мая, начнётся оно с Орловско-Курской операции.
Глава 15
ОРЛОВСКИЙ КОТЁЛ
Сообщение ОСВАГ:
Западная армия под командованием генерала С. Маркова перешла в наступление, поддержанная кораблями Балтийского флота.
1-я бригада линкоров, возглавляемая вице-адмиралом М. Бахиревым, блокировала Рижский залив, вынудив интернироваться крейсера, эсминцы и военные транспорты, принадлежащие Англии, Франции и САСШ.
«Марковцы» из 2-го Царскосельского стрелкового и 62-го пехотного Суздальского генералиссимуса князя Суворова полков продвигались на Аллендорф, Лемзаль и Венден. 63-й пехотный Углицкий генерал-фельдмаршала Апраксина полк вёл наступление на Валк и Лубань.
Наши доблестные войска наступали при поддержке русских танков Т-12 в количестве четырёх бронедивизионов. Грозные блиндированные машины были собраны на Путиловском и Ижорском заводах.
Рабочиё Питера — путиловцы, ижорцы, обуховцы — собирались на митинги, горячо поддерживая и одобряя лозунг, брошенный в массы генералом Корниловым: «Всё для фронта, всё для победы!»
Под Ронненбургом и Ерлаа части Западной армии столкнулись с ожесточённым сопротивлением поляков из 1-й армии генерала Стефана Маевского, а также немцев из Железной бригады. Латыши бежали, не делая и единого выстрела.
Наголову разбив противника, добровольцы заняли Ригу к 23 апреля. Самозваное правительство Карлиса Ульманиса поспешно переехало на пароход «Саратов», стоявший в порту Либавы под охраной английской и французской эскадр.
В то же время большевики заняли территории восточнее Волги, продвинувшись к Гурьеву и овладев нефтяными запасами Эмбы.
Всю весну Кирилл прокуковал в Харькове, на паровозостроительном заводе РПиМО. Таких производств, как здесь, по России было немного.
Кроме ХПЗ имелись Коломенский, Путиловский, Брянский, Сормовский и Луганский заводы, однако сволочная братоубийственная война расстраивала все великие планы Авинова — половина предприятий находилась в руках у красных, а Белой армии срочно нужны были танки.
Вот подполковник Авинов и носился по цехам — из теплового, где изготавливали двигатели, в сталелитейный, где катали хромо-никелевую броню, оттуда к управляющему, затем за проходную контору, в Петинку — там, на пустырях между Кирилло-Мефодиевским кладбищем и товарной станцией Юго-Восточной железной дороги, строились дома на двадцать четыре квартиры для семейных рабочих, бараки на сто коек для холостых, бесплатная баня и школа.
С утра — в Харьковский технологический институт, вечером — в комендатуру… Как белка в колесе!
А вся закавыка была в том, что харьковцам выпало наладить выпуск нового танка — тяжёлого Т-13.
С Т-12 вообще бы проблем не было — уж коли в Новороссийске освоили производство этого «сухопутного броненосца», то в Харькове, с его-то базой, и подавно.
А вот с Т-13 вышли заморочки.
Хотя этот танк армии нужен был, как говорится, до зарезу.
В Ставке Главнокомандующего составили концепцию манёвренной войны, когда быстроходные средние танки прорываются через вражеские рубежи, а их поддерживает подвижная пехота, артиллерия и авиация.
Постоянный манёвр частей, взаимная поддержка огнём, рассекающие удары в глубину позиций, отработка действий малыми группами, оснащение их пулемётами и автоматами, постоянной связью и предоставление инициативы командирам — такова была новая тактика, в применении которой танки занимали почётное место.
Танки будут вступать в дуэли, будут проникать далеко, действуя на широком пространстве глубоко во вражеских тылах всё то время, пока тяжёлые танки подавляют очаги упорной неприятельской обороны, обойдённые их средними собратьями.
Так вот средний-то, Т-12, существовал, а тяжёлого не наблюдалось. Вот и надо было их наклепать побольше.
Весом под две тысячи пудов, надёжно бронированный, с пушкой-трёхдюймовкой, с супергетеродинной радиостанцией, Т-13 мог — и должен был! — стать достойным ответом красноармейским «ромбусам».
Ближе к маю что-то стало получаться. Это как в комнате, заваленной мусором, где все вещи разбросаны, на столе гора грязной посуды, а табуретки переломаны. И что? Глаза боятся, руки делают.
Совсем немного времени проходит, а всё уже расставлено по своим местам, посуда перемыта, пол подметён, а табуретки отремонтированы. Любо-дорого.
Ранним утром 16 мая, по гудку, Авинов пришёл на завод и поспешил в сборочный цех.
В просторном помещении, где в ряд выстроились остовы будущих танков, разносилось гулкое эхо голосов. Рабочие переговаривались:
— Иннокентию вроде фатеру дают. Слыхал?
— Слыхал… Повезло Кешке!
— Все жребий тянули…
— Я и говорю — повезло!
— Семёныч, здорово!
— Здорово, коль не шутишь.
— Новую докторшу видал?
— Да как бы я увидал? Чай, не хвораю.
— Сплюнь!
— Ипполит Матвеич, наше вам! Закурить есть?
— Свои иметь надо.
— Ну дай дымануть! Я свои дома оставил.
— На, на…
— Белые, говорят, Курск взяли, скоро в Орёл войдут.
— Говоря-ят…
— В газетах пишут!
— Ты ж вроде за красных был!
— Я, паря, всегда за себя был. Ясно? За бабу свою, за сына, за дочек.
— Скорей бы Москву взяли…
— Да-а… Тогда войне сразу конец!
— Кирилл Антонович пожаловали! Здрас-сте!
Авинов поздоровался со всеми, а старым рабочим уважение оказал — пожал их мозолистые руки.
— Кирилл Антоныч! — воззвал Митяй, молодой, но упорный в работе мастеровой. — Нашли мы, отчего ТПУ барахлило, — там штырьки ослабли, контакт был плохой.
— Исправили?
— А то!
Тут чинное начало рабочего дня было нарушено — явились текинцы. После того как Особой Службе подчинили всю 1-ю автобронероту, джигитов вокруг Авинова крутилось множество.
Тогда, дабы Саид, Махмуд и прочие не заскучали, Кирилл разрешил им осваивать танки. И что же?
Двух месяцев не минуло ещё, а текинцами уже можно было укомплектовать экипажи ровно двух бронедивизионов!
Конечно, боевого опыта у «танкистов» не было, но это дело наживное.
— Сердар! — взревел Батыр. — На «семёрке» башня только вручную крутится! Электропривод — кирдык…
— Чего — кирдык? — обиженно заговорил Ипполит Матвеич. — Я седьмой нумер сам отлаживал! А ну пошли, басурманин…
— Пошли! — ухмыльнулся «басурманин».
— Ваш-сок-родь! — крикнул Исаев. — Тут до вас!
«Кому там ещё спокойно не сидится?» — недовольно подумал Кирилл.
Обойдя широкую корму Т-13, он столкнулся с заморенным офицером — капитаном в щегольской форме с аксельбантами адъютанта.
Молодецки щёлкнув каблуками, офицер чётко отдал честь.
— Капитан Тер-Азарьев, — представился он, — адъютант его высокопревосходительства генерала Врангеля. Вам пакет!
Авинов вскрыл переданный приказ и пробежал глазами скупые строчки. Генерал требовал немедленно грузить все танки, какие на ходу, броневики, грузовики и срочно отправлять на фронт, на станцию Навля.
Вместе с экипажами, боекомплектом, запасом топлива и так далее.
Кирилл похолодел. Врангель бывает вспыльчив, но он далеко не трус. Если уж он требует немедленного исполнения, значит, на фронте всё очень и очень серьёзно.
— Передайте Петру Николаевичу, — сказал Авинов, — что мы приступаем к погрузке бронеотряда тяжёлых танков Т-13, бронедивизиона средних Т-12 и 1-й Особой автоброневой роты.
Капитан удалился почти бегом, а Кирилл оглядел своих текинцев и невесело скомандовал:
— Выходи строиться!
Эшелон под автобронетехнику был подан — четырёхосные платформы, которые выдерживали до двух тысяч пудов, и теплушки на две оси, бравшие семьсот пятьдесят. На первые грузили танки, на вторые закатывали грузовики и бронеавтомобили.