— А почему стоим?
— Дорога перекрыта! Эти гады выложили на рельсах целый штабель шпал!
— Давай, Микки, давай!
Лязгнула дверь, и тут же загоготал пулемёт.
— Кузьмич!
— Туточки я, ваш-сок-родь, не сумлевайтесь. Будьте благонадёжны, приголублю со всем нашим старанием!
Авинов застегнул пуговицы и затянул ремень. Потрогал папку.
Не вывалится…
— Евгений Борисыч?
— Я готов.
С гнусавым зудом залетела пуля, прошибая боковое окно.
Стекло посыпалось колко и звонко, в вагон ворвался свежий, очень свежий воздух, донося звуки стрельбы, глухой топот копыт, дикие крики.
Кирилл вооружился сразу и маузером, и парабеллумом, стреляя за окно с двух рук.
Проносившийся мимо всадник схлопотал пулю и обвис в седле. Кусочек горячего свинца вонзился рядом с головой Авинова, расщепив раму.
Стрелка тут же выцелил Исаев.
Манлихер грохнул один раз, и этого было достаточно — чалдон не умел промахиваться.
— Господа офицеры! Выходим! Надо разобрать шпалы!
— Александр Николаич! — закричал поручик. — Вы идите, а я вас прикрою!
Кирилл ссыпался по ступенькам, сразу проваливаясь в снег. Плотный, налитой здоровьем капитан, наверное, тот самый Александр Николаич, прижимался к стенке вагона, держась за плечо и кривя лицо.
— Попало? — спросил Кирилл.
Капитан кивнул, морщась.
— Поручик, прикрывайте! Евгений Борисович! Господа! За мной!
Спотыкаясь и пригибаясь, Авинов побежал к пыхтевшему паровозу, изредка нажимая на курок, чтобы отогнать самых настырных.
А те выли и лезли — всадники в тулупах и треухах, похожие на монголов Батыя, то и дело выносились из степи.
Было ли их действительно много или вокруг поезда кружил один и тот же отряд, уходя во тьму и являясь из тьмы? Бог весть…
Остановившись у паровозной будки, Кирилл крикнул:
— Эй! Живы?
— Живы, ваш-бродь, — послышался слабый голос. — Помощника только царапнуло…
— Сейчас мы разберём шпалы! А вы пары разводите!
— Это мы мигом!
— Гоните в Ростов и шлите подмогу!
— Ага! То есть так точно!
Выстрелив из маузера напоследок, Авинов сунул оба пистолета за пояс и кинулся к шпалам, где уже копошились Петерс и ещё пара офицеров. Третий корчился на снегу.
— Хватайте с той стороны! Оп!
Тяжёлая шпала полетела под откос. За ней вторая, третья…
Тут «люська» смолкла, и «зелёные» словно вдохновились — помчались к поезду, разворачиваясь в подобие казацкой лавы.
— Не стреля-я-ять! — донёсся яростный голос из темноты. — Не стрелять, бисовы детины! Эй, ахвицеры! Нам нужен комиссар Юрковский! И тольки! Выдайте его нам и мы уйдём!
«Зелёные» заорали, засвистели, паля в воздух из винтовок.
Но тут «люська» ожила — застучала с другой стороны, глухо, прикрытая составом, лаская слух.
— Цепляйтесь, господин капитан!
— Сейчас, сейчас… Скользкая!
— Есть!
— Эй, машинист! Путь свободен!
— Ходу, ходу!
Паровоз напустил пару, заелозил колёсами по рельсам и тронулся, потихоньку-полегоньку потянул состав.
Вот только отхода у «бригады путейцев» не вышло — из степи затарахтело сразу с полдесятка «максимов».
Пулемётные очереди, однако, жарили поверх голов, щепя стенки вагонов, колотя стёкла, дырявя крышу.
— Кидай зброю, ваши благородия!
«Зелёные» нахлынули со всех сторон, они скакали рядом с поездом, прямо с сёдел перепрыгивая на площадки, врывались, бегали по вагонам, тащили наружу лежачих и ходячих. Трое бандитов, оскальзываясь, пробежали по крышам, спрыгнули в тамбур и явились «в гости» к машинистам. Поезд встал колом.
— Не стреля-ять!
Вокруг «снятых» пассажиров разом сгрудились десятки свирепых вонючих мужиков, дышащих перегаром, с обрезами и маузерами в руках. Перевес, однако.
Запаленно дыша, Кирилл распрямился.
— Попались, которые кусались! — раздался насмешливый голос.
Вооружённая толпа задвигалась, пропуская невысокого коренастого человека в овчинном полушубке, в высокой папахе, не прятавшей длинных волос, и в галифе, заправленных в сапоги.
— Здравия желаю, господа-товарищи! — громко сказал он, помахивая нагайкой. — Кидайте зброю — и строиться!
Офицеры, поминая чёрта, швыряли в снег револьверы и винтовки. Выстроились в ряд.
Их было не более двадцати человек.
Тут замершие, опустевшие вагоны лязгнули сцепками, колёса у паровоза бешено прокрутились, цепляясь за гладкие рельсы, и состав тронулся, наращивая скорость, — машинист с помощником пытали судьбу, использовали предоставленный шанс.
— А поезд как же, батько? — крикнули из толпы.
— Да на хрен он тебе сдался? Баб там всё одно нет… А девку мы прихватили!
Поскрипывая сапогами по развороченному насту, «батько» прошёлся вдоль строя.
Свет нескольких керосиновых фонарей, угодливо зажжённых его подручными, не потребовался — луна была ярка на диво, освещая тёмную массу людей и коней, исходившую паром.
— Меня можете звать Нестором Ивановичем, — провозгласил вожак. — Я командир Революционной повстанческой армии! Понятно вам? И мне поручено найти и доставить одного из вас — капитана Юрковского из 3-го Офицерского генерала Дроздовского стрелкового полка! И тольки. Кто тут Юрковский? Выйти из строя!
И тут все офицеры дружно сделали шаг вперёд.
Сердце у Кирилла заколотилось от гордости и пережитого страха.
— Вона как… — протянул Нестор Иванович. — Ишь ты их! Ла-адно… Недосуг мне разбираться, кто из вас кто, да и холодно. Грицько! Кантуй всех господ офицеров по саням — и ходу. А то водка стынет!
«Зелёные» убрали из саней пулемёты от греха подальше и с дурацкими поклонами пригласили господ «ахвицеров» садиться.
Меховые шубы в гужевом транспорте не обнаружились, но соломы хватало.
Белогвардейцы погрузились, нахохлясь и тулясь друг к дружке.
Поезд уже далеко был. Вот красный фонарь на концевом вагоне мигнул искоркой и погас.
Петерс, Кузьмич и Авинов залезли в одни сани.
К ним присоседился тот самый поручик, что охаживал вражин из «льюиса», назвавшийся Михаилом.
— Разговорчики! — тут же последовал окрик. — Трогай, Степан!
Лошадки мохноногие бодро потянули сани, следом двинулся многочисленный эскорт, глыбистыми тенями обтекая сани.
В лунном сиянии бликовали уздечки и стволы винтовок.
Евгений Борисович пришатнулся к Кириллу и сказал шёпотом:
— Это Махно! Но малым отрядом. Видать, Троцкий его подговорил!
— Подкупил, скорее.
Революционная повстанческая армия держала в напряжении весь юго-восток Малороссии, образовав в степи «Вольную территорию» со столицей в Гуляй-поле.
Пока махновцы били немцев, отбирая награбленное ими добро, Корнилов смотрел на них почти как на союзников.
Но когда к Екатеринославу двинулись Слащов и Шкуро, «Революционная повстанческая армия Украины» переключилась с оккупантов на белогвардейцев.
А такое не прощалось.
— Оружие есть? — шепнул Петерс.
— Парабеллум в бурке, — тихо ответил Авинов.
— А у меня в повязке! Браунинг!
— Живём, ваш-сок-бродь, — заключил Исаев.
Глава 6
ОСОБАЯ РОТА
Сообщение ОСВАГ:
Казаки 1-й Донской армии под командованием генерала А. Каледина выбили 2-ю германскую кавалерийскую дивизию из Луганска и заняли город.
Большевики, дождавшись отхода немцев, провозгласили Украинскую Социалистическую Советскую Республику и перешли в наступление по всему фронту — 1-я Украинская советская армия, разгромив два куреня Серожупанной дивизии петлюровцев, с боем взяла Новгород-Северский и Волчанск. 2-я и 3-я Украинские советские армии заняли Белгород и начали наступление на Харьков, ведя бои с петлюровцами.
В ночь на 11 декабря в Харькове вспыхнуло большевистское восстание, поддержанное Советом немецких солдат. 12 декабря красные вошли в Харьков.
2-я Украинская советская армия и Революционная повстанческая армия Украины захватили к середине декабря Полтаву и Лозовую, оставленные немцами, однако продвижение красных в Каменноугольный район было остановлено на линии Юзовка — Горловка — Луганск…
Логово у «Сводного смертельного летучего отряда пролетарского гнева», как называли сами махновцы свою банду, обнаружилось на заброшенном хуторе, верстах в двадцати от железной дороги.
Видимо, просочиться через линию фронта было непросто, летучему отряду это удалось. Основные же силы махновцев оставались в Гуляйполе да в окрестностях этой «столицы» батьки Махно.
Всего этот анархист, выставлявший себя народным героем, собрал под свои чёрные знамёна чуть ли не сорок тысяч бойцов.
Не дай бог иметь такую армию в тылу!
Одно радовало — армией воинство Нестора Ивановича звалось из-за численности, «и тольки», как любил говаривать «батько».
Это был сброд из озверелых крестьян, которых грабили и немцы, и большевики, и петлюровцы. Вот и пошла по степям малороссийским новая пугачёвщина.
Разрозненные банды, кое-как сплочённые авторитетом Махно, не могли противостоять даже одному полку Добрармии, не говоря уже о дивизии, но закавыка в том и была, что махновцы практически не вступали в открытые сражения, а вели партизанскую войну. Правильно говорил Врангель — быстро покончить с «зелёными» вооружённым силам не удастся, только аграрная реформа обеспечит победу.
Получив землю и защиту от властей, крестьяне спрячут обрезы, займутся пахотой да севом.
Кирилл внимательно осматривался, запоминая расположение жилых изб и хозпостроек.
Задерживаться на хуторе он не собирался, надо было тикать, а знать, каким путём «сквозануть», было нелишне.
Все постройки были добротными и здоровенными, свободно вмещавшими целую роту.
Чердаки были утыканы пулемётами, а в промежутках между домами Авинов насчитал не меньше четырёх трёхдюймовых орудий.
Видно их было хорошо — зачинался рассвет, наступало утро, хмурое и серое. Небо, проясневшее ночью, затягивалось тучами.
— Никак снег пойдёт, — сказал Кузьмич.
— Похоже, — кивнул Кирилл.
— Распрягайте коней! — приказал Махно. — Антоха! Поднимай своих! Чтоб каждую животину до блеску вычистили!
— Всё сделаем, батько! — ответил звонкий мальчишеский голос.
Конюшни тоже выглядели вместительными — длинные, приземистые, тёплые.
Было заметно, что две из них строились как коровники.
Ну, что крупным рогатым подходило, то и непарнокопытным сгодилось.
— А вам что, особое приглашение нужно? Вставай, поднимайся… не рабочий народ!
Офицеров без особых церемоний заперли в амбаре, набитом сеном, и даже «буржуйка» тут стояла.
То ли «гостиницу» открыл Нестор Иванович, то ли использовал амбар под арестный дом.
Дюжий бандит, державший под мышкой ручной пулемёт, пробурчал, запирая дверь:
— Глядите мне тут, сено не спалите. Всё равно не выпущу, коптитесь хоть до усрачки…
И захлопнул толстую створку. Загрюкал замок.
— У кого спички, господа? — бодро спросил Александр Николаевич.
— Позвольте мне, ваш-сок-бродь, — согнулся перед печкой Исаев. — Дело привычное…
Вскорости огонь загудел в печи, потянуло теплом.
Александр Николаевич подсуетился, веничек раздобыл, прибрал клочки сена, отмёл подальше от «буржуйки», держа раненую руку на отлёте.
— А то, не дай бог, полыхнёт, — кряхтел он, — и будем тут коптиться…
Авинов оглядел всех — молодого, взволнованного Михаила, седого ротмистра, крепко сбитых штабс-капитанов из соседнего купе, Павла и Володю, трёх лейб-атаманцев из Гвардейской казачьей бригады в синих бескозырках, пожилого есаула с пышнейшими усами, достававшими ему до груди, Петерса…
— Бежать надо, господа, — негромко проговорил он.
— Ещё как надо, — прокряхтел Александр Николаевич, разгибаясь. — Микки, будьте так добры, осмотрите крышу этого… э-э… заведения.
— Есть, господин капитан!
— А мы стены глянем, — кивнул Евгений Борисович.
Осмотр не дал поводов для радости — бывшие хозяева хутора строили на совесть.
Может, и не так чтобы на века, но на жизнь человеческую хватило бы — ни щёлочки нигде. Добротная построечка.
— У кого что есть огнестрельного? — вопросил Петерс, левой рукой вылавливая из повязки браунинг.
Арсенал этим и заканчивался, за исключением, разве что, гранаты, припасённой вестовым одного из штабс-капитанов, ефрейтором Данилиным. Махновцы «шмонали» со знанием дела.
— Пушки кончились, — сказал ефрейтор, расставаясь с гранатой, — еропланы разлетелись…
— В принципе… — затянул есаул. — Дверь подорвать можно — и на прорыв!
— Не на прорыв, — мягко поправил его Володя, — а на смерть.
— Скорее даже на расстрел, — поддержал Павел. — У них тут пулемётов…
— Я насчитал семь штук, — сообщил Авинов. — К нашему амбару выходят три, и с разных сторон. «Гочкисы», по-моему…
— Обложили, однако…
— И потом, господа, негоже бежать самим, оставляя в залоге у этих бандитов Наденьку!
— Это та сестричка милосердия? Хохотушечка?
— Она, казак. Боюсь, как бы с ней не сделали чего…
— Известно, что делают с девицами.
— Да она молоденькая совсем!
— Я велел машинисту сообщить о нас в Ростове, — проговорил Кирилл. — Как чувствовал… Но стоит ли дожидаться помощи?
— Похорон своих скорее дождёмся, — мрачно пробурчал ротмистр.
— А эти-то, — громким шёпотом доложил сверху Михаил, согнувшийся в три погибели возле маленького окошка, — отъезжают куда-то! Коней только поменяли, и всё… С полсотни их… Да нет, как бы не с сотню!
— Вот что, господа, — решительно сказал Авинов. — Можно попытаться бежать, но это будет крайне опасным предприятием. Я, если выйду, попробую разобраться с пулемётчиками, а, как только кончу, надо будет или коней седлать, или сани запрягать.
— Запряжём, ваш-сок-родь, — заверил его Кузьмич. — Коняка — што? А у этих санки, вроде как тачанки — с «максимами». Отобьёмся, если што.
— Главное — выйти, — сказал ротмистр.
— Я попробую! — тряхнул головой Кирилл.
Подойдя к дверям, он затарабанил в дверь кулаком и крикнул:
— Эй! Откройте!
Прислушался и уловил чьи-то шаги.
— Чё орёшь? — рявкнул знакомый уже верзила. — Али жить устал?
— Да приспичило мне! До ветра сходить выпусти, а? Ну куда я тут денусь? А? Мочи уж нет!
За дверью посопели и проворчали:
— Ладно, хрен с тобой… Всем отойти на пять шагов и дышать носом! А то всех одной очередью кончу!
— Да отошли уже!
Лязгнул замок, и дверь приоткрылась.
Сначала показался дырчатый ствол пулемёта, затем и сам громила. Оглядев Авинова с ног до головы, он спросил:
— Ты, что ли, рвался?
— Я, я! — страдальчески выговорил Кирилл, ёжась.
— Вона сортир! Бегом туда и обратно!
— Ага, ага…
Авинов смешно поковылял, изображая крайнюю стадию удержания жидкости в теле. Дюжий тюремщик загоготал и навесил замок обратно.
Шмыгнув в вонючее отхожее место, изукрашенное погаными сталактитами — или сталагмитами? — Кирилл достал парабеллум и накрутил на него глушитель.
Выглянул в пропиленное «сердечко». Пусто, никого, кроме их «вертухая».
Изба, что стоит напротив амбара… Так, чердак там имеется и окно есть.
И пулемёт был, он сам его видел.
А сейчас что-то не заметно. Чёрт…
Если он сначала завалит мордатого тюремщика, то пулемётчик это сразу увидит.
И сделает выводы, то есть откроет огонь на поражение.
А оно ему надо? Стало быть, что? Ждём-с.
Страж с пулемётом терпел долго — стоял, привалившись к стене амбара, и смолил «козью ножку». Ага, забеспокоился вроде… Сделал шаг к сортиру, постоял, подумал — а стоит ли? — вернулся. Всё, созрел! Решительно бросил самокрутку и зашагал, крича с полдороги:
— Ты шо там, обоссался? Али жопой примёрз?
Авинов промолчал.
Бормоча матерки, «вертухай» рванул на себя дверцу и перешагнул порог. Пок!
Пуля вошла в могучее сердце, останавливая его биение.
У стража хватило сил, чтобы дёрнуть рукой в направлении раны, словно он хотел прикрыть пульсирующую струйку.
А тут и смерть пришла…
Уложив тюремщика прямо на мёрзлое дерьмо, Кирилл выскользнул на улицу, прихватив с собою увесистую «люську».