Так, теперь у нас на очереди ещё один любитель пулемётов…
По приставной лестнице Авинов взобрался на чердак.
Дальше он шагал бесшумно, под ногами лежал толстый слой опилок.
Пулемётчика он обнаружил спавшим — закутавшись в тулуп и надвинув малахай, тот дрых, привалившись к тёплой трубе.
Спи спокойно, дорогой товарищ… Пок!
Бандит лишь вздрогнул во сне и поник, расслабляя лицо, и не только.
Быстро обыскав его, Кирилл обнаружил в одном из карманов тулупа наган и кучку патронов к нему. Пригодится…
Крадучись, Авинов выбрался к лестнице и спустился вниз.
Избу он обошёл задами, протиснувшись между срубом и конюшней. За домом была сложена гигантская поленница. Обойдём…
А вот и второй пункт нашего следования — эта изба стояла немного наискось, и засевшему на чердаке пулемётчику не была видна площадка перед входом в амбар.
Однако, чтобы выйти к саням, было необходимо пройти мимо, рискуя попасть под перекрёстный огонь — отсюда и во-он с того чердачка. Но всему свой черёд.
Привычным манером забравшись на чердак, Кирилл обнаружил, что пулемётчик не спит — худой, кадыкастый вьюнош, чавкая и причмокивая, поедал солидный ломоть хлеба с изрядным шматом сала.
— И как в тебя столько вмещается? — мягко проговорил Авинов.
Вьюнош с полным ртом дёрнулся, пуча глазки, давясь.
Бесшумный выстрел положил конец его мучениям.
Спустившись, Кирилл направился к третьей избе.
Тут возникли проблемы — приставная лестница отсутствовала. Видимо, ход на чердак вёл прямо из сеней.
Ну что ж, из сеней так из сеней.
Авиновым в этот момент владела холодная решительность, изрядно помогавшая ему в бою.
Иногда её затмевала ярость или боевой азарт — вот тогда и возникали всяческие проблемы, ибо эмоции для воина излишни.
Осторожно поднявшись на высокое крыльцо, он подошёл к двери — и тут же отпрянул, услыхав шаги.
Став так, чтобы створка прикрыла его, когда распахнётся, Кирилл замер.
«Зелёный» вывалился на крыльцо, будучи в изрядном подпитии и делая широкие жесты.
Он с такою силой грохнул дверью, что та едва не пришибла Авинова. Благо Кирилл вовремя выставил ладонь.
— Б-быв-вали дни в-в…сёлые, — мычал бандюга, — н-неделями не пи-ил!..
Шатаясь и спотыкаясь, он спустился по лестнице, замер, покачиваясь и шаря свободной рукой в воздухе (в другой была винтовка), пока не нащупал столб, поддерживавший навес над крыльцом.
— М-мы-кола! — взревел он. — Ты х-де?
И пошёл, выписывая вензеля да волоча за собою винтовку.
Кирилл осторожно выскользнул из-за двери и остолбенел — прямо перед ним, в проёме застыл бандит.
Голый по пояс, с накинутой на плечи дохой и с парой револьверов за ремнём.
«Зелёный» вытаращился на белого офицера, тот — на него, но молодость и дисциплина победили.
Подельник батьки Махно рванул из-за пояса наган, но парабеллум уже стрелял. Пок!
Подхватив обвисшую тушу, Авинов с трудом затащил её в сени. Чертовски мешала папка, елозившая по животу, но делать нечего. Затащив мертвеца в чулан, Кирилл поднялся по узкой лестнице на чердак.
Стропила тут стояли знатные, из обтёсанных брёвен.
Окно чердачное было закрыто, чтобы не дуло, пулемёт «максим» стоял рядом. А где пулемётчик?
Краем уха расслышав шорох, Кирилл резко пригнулся, бросая тело в сторону.
Топор в руках крепкого мужика грохнул об половицы, застревая в доске.
Вырывать обратно своё орудие мужик не стал, метнулся к винтовке, висевшей на крюке. Пуля вошла ему в спину.
Бандит выгнулся, взмахивая руками, будто пародируя птицу, и рухнул.
А «комиссар Юрковский» выдохнул.
— Чёрт бы тебя побрал, урод… — прошептал он.
Выщелкнув обойму, Авинов вставил полную.
Торопливо спустившись с лестницы, он вышел на крыльцо.
Час от часу не легче!
Бандюги решили, что самая пора развлечься.
Двое с винтовками за спиной тащили упиравшуюся девушку в длинном сером платье сестры милосердия.
Волосы её были распущены, девушка — почти девчонка — яростно извивалась, пытаясь хотя бы лягнуть насильников, но те лишь хохотали.
Из конюшни, откуда доносилось фырканье коней, вышел парень с завитым и напомаженным чубом.
Надо полагать, уж он-то считал себя писаным красавцем, хотя маленькие поросячьи глазки, заплывшие жиром, широкий, вздёрнутый нос, удивительно похожий на свиной пятак, полное белое, по-бабьи округлое тело никак не сочетались с канонами мужской красоты.
— Эй! — окликнул он «кавалеров». — Я в доле!
— Ещё чего! — остудил его хотения один из провожатых. — Пробу батько снимет, понял?
— А чего это завсегда ему? — оскорбился «красавчик».
— А ты иди, спроси его самого! — присоветовал второй конвоир. — Он тебе сразу даст ответ!
— Ага! — радостно согласился первый. — Шашкой рубанёт поперёк или всадит тебе в пузо ха-ароший заряд дроби!
— Этта он могёт! — загоготал второй. — Чего лягаешься, курва?
От пощёчины головка девушки метнулась, и волосы закрыли её лицо.
— Пустите! — закричала она. — Пустите меня! Ну что я вам сделала?! Мама-а! Мамочка!
— А тебе ничего и делать не придётся! Мы сами всё сделаем!
— Га-га-га!
— Гы-гы-гы!
«Кавалер», что стоял справа от девушки, был гораздо выше её.
Он стоял, заливаясь дурацким смехом, разевая рот, полный белых зубов.
Чтобы не дрогнула рука, Кирилл поставил локоть на резные перила крыльца. Пок!
Пуля вошла хохотуну в рот, вколачивая зубы в мозг и выпрастывая их на стену конюшни.
Качнувшись, он сложился пополам и растянулся на снегу, щедро сдобренном навозом.
Второй из провожатых сперва обалдел, потом стал искать взглядом стрелка.
Девушка сообразила первой и дёрнулась прочь из его объятий.
Тот выпустил её руку, и медсестричка упала. Теперь пуля девушку не заденет… Пок!
Конвоир отшагнул в последний момент, хлопая по деревянной кобуре с маузером, и пуля угодила ему в плечо. Пок!
Теперь в печень. Ему хватит.
«Красавец» всё это время медленно отступал к конюшне.
Когда упал второй из «кавалеров», он стал неуклюже оборачиваться, чтобы броситься в ворота, но не успел. Пок!
Пуля вошла ему в бочину, просаживая сердце. Готов.
Авинов бросился к ошалевшей девушке, загодя проговаривая слова утешения, причём исключительно в тех выражениях, которыми «зелёные» не пользуются:
— Сударыня, дайте вашу руку! Всё хорошо, слышите? Наденька!
— Д-да, да, — бормотала девушка, колотясь в ознобе. — В-вы офицер?
— Дроздовец. Капитан Авинов. Честь имею!
Надя сразу протянула ему руку, Кирилл крепко сжал её своей пятернёй, мимоходом подбирая трофейный маузер.
— Быстрее, мадемуазель, быстрее… Если вся местная шваль повалит во двор, я не отстреляюсь!
Бегом они обогнули амбар, и Авинов с ходу вырвал из петель замок. Распахивая дверь, он следил за тем, как бы кто сдуру не выстрелил в него, поэтому сразу крикнул:
— Не стреляйте! Это я, господа!
— От это я понимаю! — охнул Кузьмич.
— Наденька! — залучился Александр Николаевич.
— Молодец, Кирилл! — сиял Петерс. — Молодец!
— Пулемётчиков я снял и ещё кой-кого, так что… — быстро проговаривал Кирилл, отмахиваясь от похвал. — Ах да! Тут, за углом, пулемёт «льюис», возьмите кто-нибудь.
— Я возьму! — крикнул Михаил, бросаясь за «Люськой».
— К саням, господа! К саням! Кузьмич!
— Сделаем, ваш-сок-родь! Вона и ефрейтор тож из деревни. Запряжём!
— Побежали тогда! Только тихо! У местных пьянка, но могут вернуться те, что отъехали. И тогда у нас будут проблемы…
Выбраться к конюшне было несложно.
Сани стояли здесь же, задирая оглобли, приткнувшись задками к бревенчатой стене. «Максимы» оставались в санях, но «целились» в серые брёвна конюшни.
Чтобы ими воспользоваться по назначению, надобно было сперва отъехать. Ну это дело недолгое…
Пока офицеры убирали со двора трупы, занося их в конюшню, Исаев с Данилиным выводили лошадей, фыркавших недовольно.
Учуяв кровь, кони испуганно захрапели.
— Но-но, не балуй! — строго сказал Кузьмич, успокаивая животное.
— Первые сани, как запряжёте, — говорил Авинов, — выводите к амбару. Ротмистр, вы как с пулемётом?
— Справлюсь, — улыбнулся тот, уже с четверть часа как вышедший из обычной своей угрюмости.
Казаки-атаманцы с есаулом не стали дожидаться, пока им запрягут, и сами взялись за дело.
— Быстренько, быстренько… — суетился Александр Николаевич.
И тут везению стал конец приходить.
Сначала из одной избы, потом из другой появились махновцы.
Их было немного, человек пять-шесть, и вышли они с мирными намерениями — кому отлить охота пришла, кому покурить да погутарить с «коллегами».
Однако никто не выходил безоружным, хоть наган, но имелся под рукой — жизнь приучила не полагаться на тишь да гладь.
Бандиты не сразу разглядели офицеров, когда же заметили, очень удивились.
А тут и сам Махно нарисовался — вышел на крыльцо, руки в боки, мигом разобрался в ситуации и крикнул:
— Взять их!
Первая пуля, выпущенная Авиновым, досталась батьке. Пок! Пок! Вторая добила Нестора, вообразившего себя то ли Емельяном, то ли Робином.
Перекинув парабеллум в левую руку, Кирилл вооружился маузером — таиться уже было незачем.
На него опять накатило, как на того древнего воина-берсерка, которому всё нипочём.
Сколько всего махновцев?
Двое вышли следом за батькой, один на ступеньках качается, винтовка в руках.
Ещё трое посреди двора торчат, озираются — то на офицеров глянут, то на крыльцо. А батьки уже нет, некому проверить исполнение приказа!
Четверо — нет, пятеро приближаются от дальней избы, тоже с винтарями да с обрезами. И кто-то зашевелился на чердаке…
— Кузьмич!
Старая школа! Исаев и сам уже приметил пулемётчика, пристраивавшегося в окне избёнки.
Выстрел из прихваченной ординарцем трёхлинейки снёс полчерепа любителю стрелять очередями.
Михаил выскочил вперёд, скашивая из «люськи» махновцев, торчавших во дворе.
На троих пули изорвали одежду, отмечая попадания, остальные порскнули в стороны.
Бах!
Качавшийся на ступенях выстрелил в поручика и попал.
Пок!
Качавшегося крутануло на месте, как пародию на балерину, и снесло на перила.
Бах! Ду-дут!
Авинов с Исаевым выстрелили почти дуплетом. Кузьмич своего уложил наповал, а Кириллу пришлось добавить.
Пок!
Всё, патроны вышли. Парабеллум в бурку, кроем махновцев из маузера и нагана.
Бах! Бах!
Вылетевший из сеней бандит завертелся юлой, словив пулю, и перевалился через перила в снег.
Ду-дут! Ду-дут!
Махновцу пробило грудину и разорвало кожух со спины, брызгая кровью и розовыми клочками лёгких. Его подельник корчился рядом, суча ногами.
Сбоку от Кирилла присел Петерс, выцеливая врага из обреза.
Бабах!
Есть, попал! Бандюга выгнулся дугою, роняя винтовку, и покатился сбитой кеглей.
Ду-ду-дут!
Ротмистр, молодец! Развернул сани и садит из «максима»!
Бах! Бах! Ду-дут!
Это уже не наши…
— Кузьмич! Они за конюшней!
— Вижу, ваш-бродь…
Ду-дут!
Ага, готов! И тут пулемётная очередь прошлась от крыльца дальней избы веером, скашивая Александра Николаевича и одного из атаманцев, откалывая щепки от столба, державшего навес над крыльцом, расколачивая бутыль с мутным самогоном, забытую в санях.
Дико заржала лошадь в конюшне, видать, и ей досталось.
Ду-дут!
— Готов, ваше благородие. Отстрелялся!
От конюшни к конюшне перебежал, пригибаясь, махновец.
Бах!
Упал и откатился. Жив, стервец.
Ду-дут!
Чуть не попал, гад…
— Есаул! Подсоби!
— Может, гранатой?
— А докинешь?
— А чего ж…
И полетел «подарок» за амбар…
Грохнуло здорово. Вой подтвердил, что кому-то там резко поплохело.
— Господа офицеры! Отходим!
— Выезжайте, выезжайте! — крикнул ротмистр. — Я прикрою и сразу за вами!
Отступая, Кирилл плюхнулся в сани к ротмистру.
Туда же сунулся Петерс — и Надя.
— Наденька, пригнитесь! Здесь стреляют!
Первые сани выехали за распахнутые ворота, разгребая полозьями нечистый снег, за ними вторые и третьи.
— Ходу!
Евгений Борисович залихватски свистнул, подбадривая коней, стегнул кнутом, и те вынесли сани прочь.
Ротмистр сидел, сжавшись, за пулемётом, пуская экономные очереди.
— Ушли! — воскликнула девушка. — Ура!
— Уходим! — поправил её Петерс.
— Смотрите! — вскрикнула Надя. — Вон там! Ой как их много…
Авинов резко обернулся — огибая хутор, взрывая снег копытами, неслась та самая полусотня, что покидала логово по своим бандитским делам.
Конники неслись вдогон, стреляя на скаку, — пули так и свистели вокруг.
— Ротмистр!
— Патронов мало! Подпущу поближе…
Когда махновцы одолели снежную целину, и усталые лошади ощутили под ногами дорогу, они тут же прибавили скорости.
Сани не могли соревноваться с ними в быстроте…
Ротмистр пригнулся и короткими очередями стал прореживать вражью конницу.
«Зелёные» падали с сёдел, но живых было куда больше, чем павших. И они нагоняли.
Вот заглох пулемёт, и пуля, словно дождавшись этого, сразила пулемётчика.
Ротмистр завалился на бок, Надя наклонилась к нему, но тот уже ничего не видел.
— Он умер!
— Вижу!
Проклятие! У него в обойме всего четыре патрона!
Оставить половину — на себя и девушку? Очень мелодраматично!
А папку махновцам подарить? Обойдутся…
Некий калмык раздухарился до того, что решил аркан забросить. Раскрутил с гиканьем — и схлопотал свинцовый катышек из маузера. Будешь удобрением, друг степей…
Бах! Бах!
Щелчок. Всё?
Махновцы стали обходить сани справа и слева, и в этот самый момент с дороги ударили пулемёты.
Кирилл встрепенулся — и удивился.
На санях, что ушли вперёд, стояли «максимы», а это долбят «гочкисы». Откуда?..
— Наши! — завопила Надя. — Наши!
Впереди, освобождая дорогу, съезжали в степь броневики — полугусеничные «Остин-Путиловец-Кегрессы».
Они легко и быстро шли по снегу, заходя махновцам во фланг и расстреливая тех плотным пулемётным огнём.
На дороге между тем развернулись ещё два броневика — «Руссо-Балт М» с парой пулемётов и полуторадюймовой пушкой Максима — Норденфельда, а рядом — «Гарфорд-Путиловец», вооружённый тремя «максимами» и трёхдюймовой противоштурмовой пушкой образца 1910 года.
Водитель «Гарфорда» поставил машину боком, чтобы было удобнее развернуть башню, и орудие грохнуло, целясь по хутору.
Махновцы сбились в кучу, закружились, словно не зная, куда им деваться, и попадали под перекрёстный огонь доброго десятка пулемётов.
— Так вам и надо! — завопила Надя.
Кирилл захохотал, сбрасывая напряжение, на радостях облапил девушку, а та неожиданно пылко ответила ему, впиваясь в его губы жадным ртом.
Сани сбились в кучу, лошади недовольно фыркали, нюхая бензиновый выхлоп, а из бронированных недр «Остинов» лезли улыбчивые бойцы в кожаных «шведских куртках» и шароварах, в очках-консервах, поднятых на кожаные же каскетки с назатыльником и наушниками.
Что-то подозрительно знакомое было в этих бойцах…
Не может быть. Его текинцы?!
— Саид! — негромко позвал Кирилл.
Широкая спина туркмена в кожаной куртке с суконным воротником закаменела на какое-то мгновение, а после он подскочил и с зычным рёвом кинулся к Авинову.
— Сердар вернулся! — орал текинец, плюща от счастья широкое смуглое лицо.
Облапив Кирилла, Саид Батыр закружил любимого командира, словно младшего братишку.
— Раздавишь! — просипел Авинов.
Текинец бережно опустил его наземь, но это было лишь началом испытаний — услыхав вопли Саида, из бронеавтомобилей повалили остальные джигиты, бойцы Текинского полка, некогда охранявшего самого Корнилова.
Диковатые и простодушные туземцы, пасшие скот в Каракумах и в предгорьях Копетдага, они были по-настоящему преданы Лавру Георгиевичу, почтительно называя его «Уллы Бояр», Великим Бояром.