Ты мне веришь? - Соболева Ульяна "ramzena" 3 стр.


- Я никогда ни с кем не целовалась, - признается и улыбается, - это ужасно и ненормально, да?

И меня ведет от этого признания, от ее присутствия, запаха, от всего, что является ею. Мне не нужен рядом с ней алкоголь. Я в хлам от нее самой. Лиза гладит пальцами мое лицо, брови, веки, словно обрисовывая контуры и у меня глаза закатываются от наслаждения. Да! Нормально! Это просто охренительно! Я не знаю причин... но мне плевать.

- Ты все еще не сказал, как тебя зовут.

Хотел кличку ей сказать, как и всем другим, и не смог.

- Марк. Дурацкое имя.

- Мааарк, - повторила заворожено и провела пальцами по моим губам. - А ведь это и не важно, твое имя. Тебя могло бы звать, как угодно и я полюбила любое имя. Я тебя увидела первый раз возле двери, когда играла, и подумала, что таких не бывает на самом деле.

- Почему?

Перехватил ее пальцы и прижался к ним ртом, млея от запаха ее кожи.

- Ты такой красивый...

И это говорит мне она. Девочка, которая заставила меня подавиться собственными легкими, едва я ее увидел. Смотрит мне в глаза, не моргая, и я не знаю, что она ищет в моем взгляде, мне всегда казалось, что там пусто. Даже стыдно стало, ведь в ее зрачках плескались все тайны вселенной.

- Я подумала о том, что могу очень сильно полюбить тебя, и мне стало страшно.

У меня в горле что-то застряло. Мне никто и никогда не говорил ничего подобного, особенно вот так, глядя прямо в глаза. Что угодно несли: о том, что я сексуальный, о том, что хотят, чтоб я их трахнул или вообще о себе... но вот так обнаженно о любви - никогда. Сердце судорожно задергалось в груди. Я не подозревал, что оно предназначено для чего-то иного, кроме как качать кровь по организму... а, оказывается, оно умеет дергаться от диких эмоций и колотиться, как ненормальное из-за кого-то. Привлек ее к себе, надавливая большим пальцем на подбородок.

- Теперь Я съем твои пузырьки.

Дал отпить из своего бокала и тут же накрыл ее рот своими губами, а второй рукой сжал грудь под тонким свитером, она задрожала, а я сильнее набросился на ее мягкие губы, не давая опомниться, забираясь под тонкую ткань, стягивая лифчик слегка вниз и отыскивая пальцами сосок. Он тут же сжался в тугой камушек, а я слегка сдавил его и толкнулся в ее язык своим языком, прижимая ее сильнее к себе. От возбуждения хочется рычать. Кажется, я сейчас кончу прямо в штаны. Она так нежно постанывает, что меня всего трясет, и я уже скольжу под юбку, веду ладонью по стройной ножке вверх, под резинку капроновых колготок, под шелковые трусики. И меня не остановит сам дьявол. Слегка уперлась ладошками мне в грудь.

- Я... я никогда раньше, - выдохнула мне в губы, - я тебя ждала.

И от этого понимания дрожь по всему телу проходит. Правильно. Моя потому что. Убираю руку и лицо ее раскрасневшееся глажу. Не здесь ласкать буду. Дома. На постели. Всю заласкаю. Руками, губами, языком. Кричать научу для меня.

- Долго ждала? - спрашиваю, как завороженный.

Кивает и глаза закрывает, прижимаясь лицом к моей груди.

- Марк, ты будешь меня любить?

Конечно, маленькая, я уже тебя люблю. Как ненормальный. Разве можно тебя не любить? Ты и есть сама любовь в самом чистом ее проявлении.

Внизу играет заводная музыка, и Лиза вдруг вскакивает, и я впервые вижу на ее щеках такой яркий румянец.

- Давай потанцуем. Научишь меня танцевать?

И я учу, я кружу ее по танцплощадке, она смеется и прижимается ко мне всем телом, а я невыносимо хочу увезти ее домой и показать ей там, как я могу любить ее. И это совсем не страшно. Она вдруг подскочила к окну и громко закричала.

- Там снег. Мааарк! Там, кажется, идет снег! Идем на улицу! Быстрее!

Выскочила наружу, но вместо снега лил холодный противный дождь. И она разочаровано протянула голые руки под капли.

-  Или дождь... Марк, ты когда-нибудь целовал девушку под дождем? Как в кино?

Сумасшедшая, поймал ее своей курткой и прижал к себе, жадно ища ее губы. А она повторяет мое имя, и мне кажется, что ее голосом оно звучит так, как никогда не звучало.

-  Уже целую... Поехали ко мне!

-  Поехали. К тебе.

Опьяневшая от шампанского, такая красивая, что мне хочется ослепнуть, чтоб так не резало глаза красотой. Я был так поглощен ею, что не заметил, как во двор въехал джип, из него вышли люди Потемкина и он сам.

Пока отец тащил орущую и рыдающую Лизу к машине, его ребята считали мне ребра ногами и ломали нос и пальцы. Потемкин запер дочь в машине. А сам подошел ко мне, наклонился, схватив меня, харкающего кровью и ничего не видящего из-под заплывших век, за шиворот.

-  Еще раз, подонок, увижу возле нее - кожу сниму лоскутками! Кости наживую из тебя вытаскивать буду! Чтоб не смел даже дышать в ее сторону, ничтожество!

-  Да пошел ты!

Плюнул в него кровью и получил оглушительный удар по голове. Сквозь марево боли кричала Лиза. Я или слышал, или мне казалось, что я ее слышу.

Часть 3

В себя пришел в больнице. Рядом Осадчий с пакетом с мандаринками и Олег. Проклятый самодур уволил обоих. Пашка что-то говорил о новой работе, которую нашел для меня, а я смотрел в окно и думал о том, что за эти две недели она ни разу не пришла и не позвонила. Вначале утешал себя, что у нее нет номера и она не знает где живу. Потом сам же на себя психовал. Было б желание, узнала бы. Папа игрушку забрал и новую подарит. Оклемался я где-то через пару недель. Весь город уже оброс новогодней мишурой, в каждой витрине и в каждом окне по елке, а я с побитой рожей работу ищу. Нашел-таки, в одном зачуханном ресторане на Днях рождениях в шапке клоуна прыгать и всех доставать. Зато под гримом моих синяков не видно. В зеркало смотрю и, ухмыляясь сам себе, напеваю голосом из знаменитой арии, которую так любил Родионович

«Да, я шут... я циркач, так что же...

Пусть меня так зовут вельможи,

Как они от меня далекиииии...»

- Эй, мистер Икс, за тобой пришли.

Гошка сунул голову в гримерку.

- Не знал, что ты еще и поешь. Давай, вставай. Ждут тебя. Важные люди пожаловали по твою душонку.

Когда внизу увидел людей Потемкина, заболело ребро. Видать, пришли отвесить добавки.

- Я вроде отступные не просил. Рассчитали, так рассчитали.

- Идем, клоун! - Гном в своем репертуаре.

- Я, может, вначале грим смою?

- И так сойдет. В самый раз.

Один-один, засранец. Но я отомщу. И дурным голосом заголосил:

- Как они от меня далекииии... никогда не дадут рукииииии!

В машину загрузился сам... но сердце все же начало подрагивать от одной мысли, что вдруг ее увижу снова. Издалека. Хотя бы в окно. Увижу эту высокомерную сучку, которая поиграла со мной в любовь и тут же обо мне забыла. Да,... просто увидеть. Одним глазом. Все это время только о ней и думал. Ночами с закрытыми глазами лежал и вспоминал, как прикасался к ней, как целовал. И что говорила мне... мне - тому, кто не раз девкам напевал и не такое, чтоб ноги раздвинули, а сам повелся на ее: «Я подумала о том, что могу очень сильно полюбить тебя, и мне стало страшно». На самом деле страшно было мне. Каждую ночь понимать, что без нее жизнь стала совершенно серой, как этот проклятый декабрь без снега.

Джип привез меня не домой к Потемкину, а в какой-то офис. И я как-то не совсем уверенно решил, что у меня слишком запоминающийся прикид, чтобы прибить прямо здесь. И намеренно улыбался разукрашенным ртом секьюрити и на ресепшене отвесил реверансы. Скорчил рожу в стиле "Оно" в камеру и пошлепал в лифт.

В офисе меня ожидал Его Сиятельство Потемкин. Восседал в кресле за столом, но, когда я вошел, он соизволил встать. Наверное, прикончит лично. Только не пойму, зачем такая отсрочка была.

- Добрый день, Марк.

Опачки, он запомнил мое имя? Это плохо или хорошо?

- Добрый. Раз вы так говорите.

- Присаживайтесь. Сейчас принесут чай и кофе.

- Спасибо. Я уже пил и то, и другое.

Не присел, и он остался стоять. Потом отошел к окну и развернулся ко мне полубоком. Высокий, худощавый. Аристократичная внешность вполне подходит под его фамилию. Очень холодный внешне. Есть что-то в его облике, внушающее подсознательный страх. Но не мне. Я его не боялся. Мне, скорее, было интересно, чего именно он от меня хочет.

- Моя дочь смертельно больна. У нее миастения.

Как выстрелом в упор в самое сердце. Я судорожно сглотнул и сдавил руками клоунский колпак, чувствуя, как больно сдавило грудину.

- Вначале появились проблемы с речью. Думали, простуда. Она всегда хорошо училась, а тут стала забывать материал, сбиваться на уроках... Болезнь прогрессировала очень быстро. Ее одолевала невероятная слабость, болели все мышцы, она плохо ела. Немело лицо, улыбка стала вымученной. Врачи ставили гайморит, простуженный нерв... Потом пошли другие диагнозы. Энцефалит, шизофрения. Потом и это отмели, но лучше ей не становилось. Лиза стала похожа на тряпичную куклу. Не могла сама встать, спуститься по лестнице. Для нее, так любящей играть, это было сродни смерти. Правильный диагноз нам поставили, когда прошло довольно много времени без лечения и когда Лиза чуть не умерла на руках у меня и у врачей. К сожалению, специалисты мало знают об этой болезни, поэтому правильный диагноз при первичном обращении ставят всего лишь двум из ста больных. Происходит сбой в работе, расположенной за грудиной, вилочковой железы, и этот орган начинает вырабатывать вещества, направленные против собственного организма. Человека одолевает мышечное бессилие, и он перестает нормально ходить, глотать и в конце концов дышать, что приводит к страшной мучительной смерти. Можно было сделать операцию... но у Лизы сильная анемия, и врачи не дают нам гарантию, что операция пройдет успешно. Шансы у моей дочери выжить после хирургического вмешательства ненамного больше, чем без него. Для нее опасно все. Любое заражение инфекцией может привести к летальному исходу. Банальный грипп может ее убить. Вот почему я никого не подпускал к ней, не позволял выходить. Она моя единственная дочь! Она - все, что у меня есть. А ты! Ты у меня ее отобрал! Из-за тебя она пошла на такой риск! Знала, что нельзя, что это может привести к смерти! И все равно с тобой сбежала! Из-за тебя она подхватила пневмонию, которая сейчас ее убивает.

Обернулся ко мне, сжимая руки в кулаки.

- Моя девочка умирает. Врачи не дают ей много времени! И я... я пришел просить тебя навестить ее. Это ее желание. Чтобы последние дни ты был рядом.

Он говорил, а я слышал его, как сквозь вату. Перед глазами моя золотоволосая девочка-картинка, играющая на фортепиано, заглядывающая мне в глаза:

«Марк, ты будешь меня любить?»... и от дикой боли сводит все тело судорогой.

- Я заплачу. Сколько скажешь. Миастения не заразна. Лиза в частной клинике на улице Гвардейской... Тебя будут отвозить и привозить.

Он лихорадочно что-то черкал на чеке. Протянул мне, а я выхватил и разодрал на мелкие кусочки.

- Да пошли вы на хер! Не все в этой жизни можно купить!

Развернулся и, не чувствуя ног, направился к двери. У меня отнимались даже кости. Я почти ничего не слышал и не видел.

На Гвардейскую добрался своим ходом. Кое-какие деньги у меня были. За работу у Потемкина и я еще подработал у Гоши.

***

Толкнул дверь палаты и остановился на пороге. Сердце вспыхнуло и тут же истлело в пепел. Какая она маленькая там, среди белых простыней и трубок с капельницы. Волосы по подушке разметались и тонкие ручки поверх одеяла лежат. Еще более прозрачная, чем раньше. И мне стыдно... мне так стыдно, что я посмел тронуть эту хрупкость своими грязными лапами. Прав Потемкин. На все сто прав. Убить меня надо было за это.

За мной медсестра следом прискакала.

- Маску наденьте! Нельзя без маски.

А Лиза на постели приподнялась и обессиленно упала на подушки, закашлялась, а потом мое имя прошептала и уже громче:

- Не надо маску. Какая уже разница. Уберите эти маски.

Я на автомате маску все же забрал и к ее постели подошел, сел рядом. Смотреть на нее не могу. Кажется, я сам сейчас сдохну у ее ног... это моя вина. Я не должен был... из-за меня все.

- Я так тебя ждала... так ждала.

И стало еще паршивей, всю душу наизнанку вывернуло. Я ее холодную ручку схватил и лицом к ней прижался, отогревая своим дыханием. Глотая нескончаемые комки в горле. Чувствуя, как разрываюсь на куски и истекаю кровью.

- Знала, что придешь.

Она знала, а я не знал.

- Возьми меня на руки, Марк. К тебе хочу... я каждый день вспоминала твои ладони и то, как ты ими ласкал меня.

- Нельзя... наверное, - слабо возразил я.

А она улыбнулась, и от ее улыбки там, где сердце, все разодралось на ошметки. Захотелось завыть. Но я стиснул челюсти.

- Мне теперь все можно... абсолютно все. В этом есть своя прелесть.

Протянула ко мне руки, и я поднял ее с постели. Двигая капельницу и устраивая Лизу у себя на коленях. Боже! Какая она легкая. Почти невесомая.

-  Я теперь счастливая. С тобой... столько лет мне все запрещали. Столько лет запирали в комнате... а теперь я живу. Отнеси меня к окну, Марк, пожалуйста.

Я прижал ее к себе и до крови прокусил щеку, чтобы не рычать, не реветь в голос от отчаяния и неверия. Чтоб не орать «нет», разрывая горло. Этого ведь не может быть. Она такая красивая, юная, талантливая. Она сама жизнь? О какой смерти мы тут говорим! Она не может умереть.

Принес ее к окну а она голову мне на плечо положила и водит пальчиком по моей щеке.

- Мне сон приснился... моя мама села рядом со мной на постель и сказала, что, если на Новый Год выпадет снег, я не умру Значит, еще не пришло мое время. Он ведь выпадет, правда?

Я посмотрел на лужи, на грязь и слякоть. Какой снег... его до середины января нет в прогнозе. Не зима, а болото. Но я повернулся к ней и, отвернув от окна, прижался губами к ее лбу, не сдержав стон. Маленькая моя... сердце сжимается. Конечно ей страшно и мне до боли, до судорог страшно.

- Конечно, выпадет, моя девочка. Обязательно будет снег. Ты мне веришь?

Склеры невыносимо обожгло солью, но я проглотил огненный комок и посмотрел ей в глаза. На худеньком личике они казались такими большими. Такими светлыми.

- Верю... Я тебе верю.

Он выпадет. Этот проклятый снег обязательно выпадет. И сам себя ненавижу за эту ложь. Не выпадет! Не бывает чудес! Всю неделю +5 будет!

***

Я шел по улице, наступая на лужи, и ревел. Не мог сдержаться. И пусть кто угодно сотрясает воздух, что мужчины не плачут. Читай книги на Книгочей.нет. Поддержи сайт - подпишись на страничку в VK. Хорошо. Значит, я не мужчина. Потому что меня разрывало на части такой адской болью, что казалось, я ее просто не выдержу. Иду мимо витрин магазинов и не знаю, куда иду и какой в этом смысл... Остановился напротив книжной лавки, закурил, глядя на витрины и на свое отражение. Плачущий клоун, Казанова, потерпевший полное фиаско, неудачник. Я никогда не верил в счастье... а когда поверил, оно начало просачиваться сквозь мои пальцы.

Затуманенный взгляд просочился сквозь стекло. На полках сказки стоят, гирлянды развешаны, елка мерцает. Кто- то еще верит в чудо... а мое умирает там в больнице, и я ни черта не могу сделать. Взгляд зацепился за книгу с обложкой с деревом, на котором висит один единственный лист. Автор О'Генри... И я когда-то этот рассказ читал...

Словно ударом под дых... Я выкинул сигарету и схватил свой сотовый, лихорадочно набирая номер Осы.

- Мне нужно продать мой сотовый. Знаешь кого-то, кто купит?

- Ты чего?

- Мне очень надо!

- Зачем?

- Потом скажу. Так знаешь?

- Я куплю.

- Отлично. Когда?

- А когда надо? Могу после Нового года.

- Нет! Мне надо вчера!

- Понял. Деньги кину на карту. Сотовый отдашь после праздников.

Назад Дальше