- На полигон, к полковнику Бахметьеву, - ответил я.
- Родственники? – поинтересовался майор.
- Считайте, что так, - согласился я. Нам сразу разрешили сесть в машину.
- На экскурсию, что ли? – не унимался майор, обернувшись к нам.
- Да, товарищ майор, хотим посмотреть, как здесь ребята тренируются. Может, тоже захотим.
- Похвально, только у нас набор с двенадцати лет. Вам, по сколько?
- Уже десять, - гордо сказал я.
- Солидно! – согласился майор. Нас завезли в воинскую часть, не стали высаживать на КПП, майор попросил дежурного лейтенанта позвонить полковнику, чтобы встречал племянников.
Полковник встретил. Мы стояли перед ним, с рюкзачками за спиной, опустив головы. Полковник выговаривал, в основном мне, что девочек он не собирается тренировать, здесь мужское общество, и мы можем отправляться восвояси, потому что он, полковник Бахметьев, привык к подчинению и выполнению приказов, а не к самодеятельности.
Выговорившись, он спросил:
- Всё ясно?
- Так точно, товарищ майор! – отдав ему пионерский салют, ответил я, - Разрешите идти?
- Куда? – удивился полковник.
- Восвояси, - вздохнул я.
- Никаких «восвояси»! Будете работать, раз пришли! Учиться дисциплине! И никаких скидок на то, что некоторые из вас девочки! – решил наш «дядя». – Спортивную одежду взяли?
- Шорты и майки, как на стадионе занимаемся, - смущённо ответил я, - посмотрим, в чём ребята тренируются, купим в «Военторге».
- Где же вы возьмёте форму, на свой рост? – ухмыльнулся полковник, - Думаете, мы призываем десятилетних детей? Если покажете себя, придётся заказывать на вас форму по размеру… Напра-во! Шагом марш! – полковник сам повёл наш маленький строй из маленьких людей куда-то на территорию. А я подумал, что полковник уже немного сожалеет, что взялся тренировать такую мелкоту, как мы. Особенно, когда привёл на небольшой участок полигона, оборудованный под тренировочную площадку ля подростков, где стояли, выстроившись в шеренгу, ребята.
Меня порадовало, что эта площадка была оборудована всем, о чём я мечтал: и различными спортивными снарядами, и полосой препятствий с четырёхэтажной стеной, изображающей стену жилого дома. Недалеко находился стадион с дорожками для бега.
Больше я ничего разглядеть не сумел, потому что нас подвели к ребятам. Где только набрали таких? По словам майора, здесь были двенадцатилетние пацаны, а мне приходилось смотреть на них, задрав голову. Ещё и ухмыляются…
- Взво-о-од! Смирно! – скомандовал лейтенант, вероятно, инструктор у ребят, - Товарищ полковник! Курсанты построены для учебной тренировки! Командир взвода лейтенант Кузнецов!
- Вольно! – козырнул полковник.
- Вольно! – скомандовал лейтенант. Курсанты были одеты в трикотажные шорты и майки защитного цвета, в кедах, не в кроссовках. Надо бы поискать в «спорттоварах», может есть в продаже что-то похожее на кроссовки. То, что не в сапогах, понятно: такие сапоги ещё поискать надо, да и легче пацанам в кедах.
- Знакомьтесь, ребята, с пополнением: курсанты Александр, Зосима, и… - вопросительно посмотрел он на нас.
- Алёна… - пропищала девочка, - Елена! – уже решительнее сказала наша подружка.
- И Елена! Прошу любить и жаловать. Не вздумайте обидеть кого. Переодевайтесь, ребята, и в строй. Лейтенант, проводите ребят в раздевалку, я проведу с курсантами инструктаж.
Лейтенант проводил нас под трибуны стадиона и сказал:
- Женской раздевалки, как и душа, у нас нет, так что, разбирайтесь сами, - он завёл нас в небольшую раздевалку, приспособленную для пацанов, показал два свободных шкафчика:
- Извините, больше нет. Если полковник решит вас оставить, сделаем ещё. Пока делите эти. Переодевайтесь, и бегите в строй, не задерживайтесь.
Мы быстро переоделись. Алёна с Зямой, ожидаемо, разделили один шкафчик, мне выделили отдельный. Друг друга-то мы не стеснялись, могли быть проблемы с более старшими ребятами. Не скажу за Лену, а мне не хотелось переодеваться вместе со всеми, сверкать своими шрамами.
Проверив, плотно ли держится повязка на ноге, я заклеил лейкопластырем номер на плече, и мы побежали строиться.
Ожидаемо мы заняли левый фланг. Я, Зяма, и маленькая Алёнка.
- Что у тебя с рукой? – спросил полковник. – Я заметил ещё позавчера.
Я быстро прикрыл плечо рукой:
- Ничего особенного, некрасивый старый ожог, не хочу, чтобы его видели. Зажил давно.
- А с ногой?
- Ссадина… Почти не беспокоит, товарищ полковник! – вытянулся я.
- Ну, смотри, если что, беги в медпункт. Куваев, покажешь мальчику, где медпункт!
- Есть! – отозвался мальчишка, у которого на майке был пришит знак отличия, напоминающий сержантские лычки.
- Приступайте к занятиям! – разрешил полковник.
- Есть! Напра-во! По стадиону, бегом, марш!
Так началась наша служба. Разминка, потом упражнения на растяжку, прыжки и бег на стометровке.
Нас проверяли ненавязчиво, не специально, а, как бы, исподволь. Особо не нагружали, но и послабления не давали. Я решил не высовываться, что говорили, то и делал. Сказали, подтянуться на турнике десять раз, десять и подтянулся. Зяма, к слову, не отстал от меня. Видно было, что мог и ещё, но не посмел делать подтягиваний больше меня. Алёнка, правда, подтянулась только восемь раз, чуть не расплакавшись от досады, но она вдруг стала всеобщей любимицей, её поддержал и успокоил даже наш суровый инструктор.
Я уже думал, напрасно мы её жалели и не таскали с собой на утреннюю зарядку. Завтра тяжело ей будет.
Испытывать меня никто не собирался, а то я уже приготовился к борьбе, как в лагере, где я как-то сломал руку одному мальчику. Видимо, давали время втянуться в режим.
Тем более, что разнообразных упражнений набралось немало: тут и прыжки через коня, бег по бревну, лазание по канату, упражнения на брусьях, на турнике несколько подходов, и не только подтягивание. Алёнке наш инструктор умудрился разработать индивидуальную программу, несмотря на приказ командира «не делать скидок на слабый пол». Как тут не делать скидок, когда перед тобой такая малютка?!
К полудню сделали перерыв, умылись, и, строем, с незатейливой песней, пошли в столовую.
Когда становились перед входом, я заметил, что на площадь высыпали все свободные от службы солдаты и офицеры. Сначала я подумал, что что-то случилось, потом до меня дошло, что это они выбежали поглазеть на нас.
- Это что, всегда так? – спросил я у мальчишки, своего соседа по строю.
- Сегодня что-то особенно много! – прошептал мальчик, и я подумал, что майор разнёс весть, что прибыли на службу племянники полковника. Вон, какие умильные лица состроили.
После обильного обеда нас отправили отдохнуть в выделенную специально для детей, спальню, где уже приготовили кровати для нас.
Так что Алёнка осталась с нами.
Рядом со спальней была умывальная комната, где мы смогли умыться и вымыть ноги.
Здесь мы все перезнакомились. Ребята оказались просто замечательные, никто не задавался, не хвалился своей силой и умением. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы сразу влились в команду. А были здесь ребята аж по тринадцать лет! Для нас они были взрослыми, совсем не похожими на тех доходяг, с которыми мы развлекались в пустыне. Ребят было десять, с нами – тринадцать! То есть, если увидят мой номер, никто не удивится.
Мы с Зямой также ещё не набрали нормальный для нашего возраста вес, мяса на костях почти не было, наша коричневая и не совсем целая шкура вызывала недоумение у мальчишек, но никто не стал задавать неприятных вопросов, а маек мы старались не снимать. Тем более, что к нам заглянул дежурный офицер и велел ложиться спать, через час построение.
Присутствие девочки в спальне никого не удивило: почти у всех были сёстры и братья, с которыми они делили одну комнату.
После тихого часа мы размялись и вновь приступили к спортивным тренировкам.
В принципе, мне понравилось, почти не было упражнений, которые бы противоречили моим личным занятиям по достижению выносливости, гибкости и скорости. Когда надо будет, попрошусь заниматься индивидуально, а пока хватает и утренних занятий. Посмотрим, насколько Зяму утомит сегодняшний день, он мне нужен будет в будущем деле.
Расписание занятий оказалось очень простым: в неделю один выходной, когда ребята могли уезжать домой, в остальное время они оставались на казарменном положении. Для нас сделали исключение, хотя я был бы рад остаться здесь.
Почему бы не остаться?! Кормят, спать укладывают, позволяют заниматься нужным делом, не отвлекая на всякие глупости, типа колки дров и таскания воды! Хотя и в этом что-то полезное есть…
Только Алёнка вряд ли бросит своё хозяйство. Даже для маленькой женщины любая, но своя, конура, предпочтительнее любой благоустроенной казармы.
В течение недели менялись занятия, кроме общефизической подготовки будем обучаться различным видам боевых искусств, проводить спарринги, также преодолевать полосу препятствий, даже проводить учебные бои. Не знаю, правда, есть ли здесь и сейчас пейнтбол, или стрелять будем условно, как все дети? Пах-пах! Ты убит!
Но и это неплохо, под руководством опытных инструкторов можно многому научиться. Тем более, стрелять мы тоже будем.
После ужина мы пошли переодеваться, предварительно надо было сходить в душ. Так-как мы уезжали домой, тем более, с девочкой, нам великодушно предложили помыться первыми.
Алёнка быстро разделась и убежала в душевую, мы задержались, ожидая её.
Но скоро её весёлая мордашка появилась в дверях:
- Вы что не идёте? Здесь отдельные кабинки!
Мы разделись тоже. Кабинки отдельными назвать можно было с натяжкой: перегородки между рожками. Злодейка хихикнула, выглянув из своей кабинки, и снова спряталась.
Ничего, главное, не поворачиваться к ней спиной. То, что было пониже спины, меня смущало даже больше изуродованного лица. Там и неаккуратно выжженный номер, на половину ягодицы, и выхваченные собаками части мышц, вместо которых остались впадины.
Так что, постаравшись помыться быстрее всех, закрыл рукам себя сзади и побежал вытираться.
Быстро одевшись, я распутал намокшую повязку на ноге, вынул из рюкзака захваченную с собой небольшую аптечку в виде йода, ваты и бинта.
Рана снова открылась. Обработав йодом, перевязал её чистым бинтом, и тут прибежали смеющиеся Зяма с Алёной.
- Перестаньте беситься! – поторопил я их, - Ребята ждут! Ты как, Лена? Не тяжело было?
- Нормально! – ответила девочка, вытираясь, - Дома бывало тяжелее, когда вас не было, всё самой приходилось делать… - девочка сразу расстроилась, подумав, что скоро она опять останется одна.
Но скоро они с Зямой снова развеселились, и по дороге на остановку бегали, забыв, что целый день занимались спортом. А у меня разнылась нога. Даже захромал. Или оттого, что сильно нагрузил, или завтра пойдёт дождь. Я усмехнулся: старик, что ли, кости к дождю ноют!
Когда уже шли домой, от остановки, нас окликнул какой-то парень:
- Ребята, а где здесь улица Черёмуховая? – я оглянулся, и увидел Жорку. Первым порывом было броситься к нему в объятья, но потом передумал, решил дать ему шанс узнать себя. Неужели не узнает?
- Какой дом вас интересует? – немного хриплым голосом спросил я, - А то мы идём на эту улицу, можем проводить.
- Пятый номер, - достав из кармана бумажку, сказал мой брат.
- Мы тоже там живём, - сказал я, - пойдёмте, мы покажем, - и пошёл вперёд, хромая.
- Что, Сань, нога сильно болит? – спросила Алёнка.
- Да, дома посмотришь? – спросил я её.
- Конечно! – с готовностью согласилась девочка.
- Ребята, а вы случайно не знаете такого парнишку, Сашу Милославского?
- Случайно знаем, - ответил я спокойно. Мою настоящую фамилию ни Зяма, ни, тем более, Алёнка, не знали, поэтому они удивились, откуда я знаю этого мальчишку.
- На стадионе познакомился, - ответил я. – Пойдёмте, - обратился я Жорке, подождёте у нас. Когда он придёт, я схожу за ним, - Жорка согласился.
Что у них за привычка, не снимать в квартире обувь?! Жорка хоть постарался вытереть ботинки об сырую тряпку, брошенную Алёной у порога, отец и её проигнорировал.
Конечно, когда находишься в розыске, каждая секунда дорога, а тут – обуваться! Но всё равно, мне было обидно за Алёнкин труд.
Мы с Зямой разулись у порога, Алёна налила в тазик тёплой воды из бачка, стоящего на плите, и мы с удовольствием помыли в нём натруженные за день ноги.
Потом, пройдя в комнату, где за столом расположился Жорка, перебирая газеты, снял футболку, выставляя напоказ перед братом изуродованную спину и выжженный номер.
Заметил мимолётно брошенный на меня взгляд, не более.
- Алён, посмотри ногу, пожалуйста, - негромко попросил я. Алёна вылила воду из тазика в ведро и подошла ко мне. Я сел на нашу кровать, положил ногу на табурет, развязал бинт.
Опять рана открылась, кровоточит.
- Не стоит тебе столько бегать, наверное, - нерешительно сказала Алёнка, внимательно осматривая мою рану.
- Я могу потерять навыки, - возразил я.
- Ты можешь остаться без ноги, - ответила мне Алёна, и я вздрогнул, вспомнив, как мы отрезали ногу Мотьке. Завтра пойду в медпункт, решил я.
Жорка тем временем пересмотрел все газеты, и наблюдал за тем, как Алёнка обрабатывает мою рану, ничего не спрашивая. Не давал советов, и то хорошо, потому что девочка не церемонилась, и я только из-за того, что здесь сидел мой брат, не издал ни звука от дикой боли, когда она отрезала отмершие ткани и обрабатывала рану йодом и прочими едкими медикаментами. Наконец она намазала ногу мазью Вишневского и перевязала рану чистым бинтом.
Вытерев обильный пот со лба, я сидел, с радостью ощущая, как уходит боль.
- Когда Санька придёт? – не выдержал Жорка, поглядывая на часы.
- Кто его знает, - уже без притворства прохрипел я, потом, прочистив горло, добавил:
- Он часто задерживается на работе.
- Тогда ладно, - вздохнув, поднялся брат, - передайте ему, что я завтра зайду, пусть ждёт. И ещё. Передайте ему вот это письмо, - Жорка положил на стол конверт и направился было к выходу, но я встал и взял конверт. И, увидев обратный адрес, забыл про боль, кинулся к окну, дрожащими руками разорвал конверт, вынул листок, вырванный из ученической тетради, и, с трудом ловя глазами строчки на прыгающем листке, жадно вчитался в слова.
«Милый, любимый Сашенька! Как я рада, что ты прислал мне письмо! Почти год я сходила с ума, не зная, что с тобой, не зная, что думать. Или ты разлюбил меня, или уже нет тебя в живых? У меня всё валилось из рук, плохо стала учиться, а ты, оказывается, думаешь, что я теперь не захочу тебя видеть.
Какой ты глупый, Сашка! Я просто хочу, чтобы ты был рядом, причём тут твои шрамы? Я люблю тебя!» - тут меня побеспокоили:
- Так ты Сашка?! – воскликнул Жорка, разворачивая меня к себе лицом, - Ты Сашка?! Что с тобой случилось? Почему ты такой? Где ты был?!
- Ты дашь мне письмо дочитать? – хмуро спросил я брата. Жорка изумлённо смотрел на меня.
- Ну, что смотришь? Не нравлюсь? А тебе бы понравились, если бы я тебя не узнал при встрече?
- Тебя трудно узнать, Сашка! – Жорка вдруг привлёк меня к себе. Я сначала пытался вырваться, но потом уступил брату.
- Прости, братишка! – шептал Жорка, гладя меня по корявой колючей голове.
- Хватит, - грубовато сказал я, выворачиваясь из его объятий. Отвернувшись к окну, я прижал к лицу письмо Ниночки, вдыхая ещё не выветрившийся её запах. Поняв, что дочитать милое письмо мне сейчас не дадут, я сложил его и засунул поглубже в карман, чтобы, не дай Бог, не потерять!
- А я за тобой приехал, - сказал Жорка. Я вопросительно посмотрел на него.
- Твоя мамка умерла, - сообщил он мне новость. Алёнка вскрикнула. Я уткнулся лбом в стекло окна, вспоминая последнюю встречу с матерью. Убийцы. Когда её забирали, она была сердита, но вполне адекватна, почти здорова. Что с ней сделали? Почему она окончательно сошла с ума? Какой негодяй больной женщине принёс весть о страшной гибели любимой дочери? Тоже мой таинственный братик?
- Где её похоронили? – не поворачиваясь, спросил я.
- Тебя ждём, не хоронили ещё.
- Я не поеду. Надеюсь, маму похоронят рядом с дочкой? Потом зайду на кладбище.