Нет, решила Рен, так не пойдет. Смяв листок, она выбросила его в ближайшую урну. Уже наловчилась попадать довольно метко. Штук двадцать писем написала Тео и ни одного не отправила. Послала открытку на Рождество. Тео сам не особо верующий, но живет в христианском городе и, наверное, вместе со всеми отмечает эти их странные архаичные праздники. В открытке она написала только: «Счастливого Рождества!» – да пару строк о себе и папе.
Скорее всего, Тео ее уже позабыл, вот в чем беда. А если даже и помнит, вряд ли его заинтересует ее одежда, прическа и все прочее. А восторги по поводу движущихся городов его, надо думать, просто шокируют, ведь он ярый противник движения и вообще весь такой правильный…
А она его не забыла. Какой он был храбрый там, на Облаке-9. И тот прощальный поцелуй на воздушном причале Ком-Омбо, среди промасленных канатов и сваленных грудами стяжек для воздушных поездов, под крики портовых грузчиков и рев двигателей. Рен до этого ни с кем не целовалась. Она толком не знала, как это делается. Например, куда девать носы? Когда они с Тео стукнулись зубами, Рен страшно испугалась, что все делает неправильно. Тео засмеялся и сказал, что все эти поцелуи – странная штука, а она сказала, что, наверное, научится, если будет больше тренироваться, но тут капитан дирижабля заорал: «Все на борт, кому надо!» – и начал отшвартовываться, и они ничего больше не успели…
С тех пор прошло полгода. Тео написал всего один раз. Рен получила его письмо в январе, в обшарпанном караван-сарае в горах Тангейзера. Тео рассказывал, что благополучно добрался до дома, где родные встретили его с радостью, «как блудного сына» (что бы это ни значило). Рен так и не сумела сочинить ответ.
– Да ну его! – вздохнула она и заказала еще кофе.
Отец Рен, Том Нэтсуорти, побывал во многих переделках и не раз смотрел смерти в лицо, но никогда еще он не чувствовал такого леденящего страха.
Он лежал, совершенно обнаженный, на холодном металлическом столе в кабинете специалиста по болезням сердца на втором ярусе Перипатетиаполиса. Над ним покачивалась металлическая голова на длинной суставчатой гидравлической шее, с интересом его разглядывая. Том сильно подозревал, что мерцающие зеленые линзы этих глаз взяты у Сталкера. Наверное, запчасти от Сталкеров нынче достать нетрудно и надо радоваться, что многолетняя война подарила людям хоть что-то хорошее: новые медицинские технологии и такие вот диагностические аппараты. Но когда стальная голова приблизилась к нему вплотную и стало слышно, как за светящимися глазами что-то жужжит и скрежещет, он мог думать только о старом Сталкере по имени Шрайк, который гнался за ними с Эстер через все Охотничьи Угодья в тот год, когда погиб Лондон.
Когда все закончилось и доктор Черновиц, выключив аппарат, вышел из комнатки со свинцовыми стенами, он не смог сказать Тому ничего нового. У Тома слабое сердце. Это из-за той пули, что всадил в него Пеннироял много лет назад, в Анкоридже. Постепенно состояние ухудшается, и когда-нибудь пуля его убьет. Ему остался год-два, может быть пять, не больше.
Доктор поджал губы и, качая головой, посоветовал избегать волнений. Том в ответ только рассмеялся. Как можно воздушному торговцу обойтись без волнений? Разве что вернуться в Анкоридж-Винляндский, но туда путь заказан – после того, что Том узнал об Эстер. Ему-то нечего стыдиться, он не продавал город охотникам Архангельска и никого не убивал на заснеженных улицах, но стыдно за жену, и чувствуешь себя дураком: столько лет с ней прожил и не подозревал, что она врет.
И Рен его не простит, если он сейчас потащит ее домой. Она жаждет приключений, точно так же как и Том в ее возрасте. Ей нравится жизнь на птичьих дорогах, и у нее есть все задатки хорошей авиатрисы. Том будет летать вместе с ней, научит ее выпутываться из всяческих переделок, а когда за ним явится Госпожа Смерть и заберет его в Страну, не ведающую солнца, он оставит дочери «Дженни Ганивер». Пусть Рен сама выбирает, что ей нужно: мирная Винляндия или вольное небо. Новости с востока обнадеживают. Если настанет прочный мир, для торговцев откроется масса возможностей.
Выйдя от врача, Том сразу почувствовал себя лучше. Когда над головой раскинулось вечернее небо, кажется невозможным, что ты умрешь. Город, тихонько покачиваясь, катился на север по скалистому побережью Великих Охотничьих Угодий. Наравне с ним по серебристой в лучах заката поверхности моря двигался рыбачий городок, а вверху кружились чайки. Том полюбовался на них с обзорной площадки, потом спустился на лифте на нижний ярус и прошелся по рынку возле воздушного порта, вспоминая, как впервые оказался в этом городе двадцать лет назад, с Эстер и Анной Фанг. В одном из этих ларьков он купил Эстер красный шарф, чтобы ей не приходилось все время прикрывать рукой искалеченное шрамами лицо…
Нет, не надо думать об Эстер. Каждый раз он вспоминает, как они расстались и что она сделала когда-то, и начинает сердиться, так что сердце трепыхается в груди. Он больше не может себе позволить мысли об Эстер.
Том направился к порту, мысленно репетируя, что он расскажет Рен о своем походе к доктору («Не о чем беспокоиться, даже операция не нужна…»). Возле Олд-тек-аукциона Пондишери он остановился, пропуская толпу выходящих из здания торговцев. Ему показалось, что он узнал одну женщину – довольно красивую, примерно его возраста. Видимо, на аукционе она сделала удачную покупку: в руках у нее был тяжелый на вид сверток. Она не заметила Тома, и он пошел дальше, стараясь вспомнить ее имя и где он мог ее встретить раньше. Кэти? Нет, Клития! Клития Поттс, вот как ее зовут.
Он обернулся, вытаращив глаза. Этого никак не может быть! Клития была ученицей в Гильдии историков, на год старше самого Тома, и погибла вместе со всеми лондонцами, когда МЕДУЗА уничтожила город. Не может она сейчас разгуливать по Перипатетиаполису! Видно, память шутки шутит.
А как похожа…
Том пошел за ней. Она быстрым шагом поднималась по лестнице на следующий уровень, к причалам с дирижаблями.
– Клития! – крикнул Том.
Она обернулась. Он вдруг вне всяких сомнений понял, что это действительно она, и засмеялся от радости и удивления.
Снова позвал:
– Клития! Это я! Том Нэтсуорти!
Мимо, бесцеремонно отпихнув Тома, прошла компания воздушных торговцев и заслонила обзор, а когда они удалились, женщины на прежнем месте уже не было. Том бросился к лестнице, не обращая внимания на предупреждающее покалывание в груди. Как могла Клития пережить МЕДУЗУ? Может, была тогда не в городе? Он слышал, что кое-кто из лондонцев спасся, но все они были из Гильдии купцов и во время взрыва находились в других городах. На Разбойничьем Насесте Эстер встретила того ужасного инженера, Попджоя, – ну так он был глубоко в Подбрюшье, когда включилась МЕДУЗА…
Том кое-как протолкался по забитой народом лестнице. Клития мелькнула вдали и скрылась между причалами долгосрочных стоянок. Винить ее не приходилось, после того как Том заорал ей вслед. Наверное, она его не узнала издали. Решила, что какой-нибудь псих или торговец-конкурент разозлился, что она перебила у него артефакт на аукционе. Том поспешил за ней, чтобы все объяснить. Она взбежала по еще одной лестнице на седьмой причал. Там был пришвартован небольшой, изящных очертаний дирижабль. Том приостановился на первой ступеньке и прочел написанные мелом на доске сведения: корабль назывался «Археоптерикс», занесен в реестр Воздушной Гавани, капитан – Крюис Морчард. Затем двинулся дальше, следя за тем, чтобы не сделать ничего пугающего – не побежать, не заорать и так далее. Конечно, имея за плечами обучение в Гильдии историков, Клития Поттс без труда нашла себе место у торговцев предметами олд-тека. Несомненно, капитан Морчард взяла ее на должность специалиста по закупкам – потому Клития и пришла на аукцион.
Наверху лестницы Том остановился перевести дух. Сердце в груди стучало, как отбойный молоток. В сумерках «Археоптерикс» казался огромным. Дирижабль был окрашен в камуфляжные цвета: гондола и нижняя половина баллона – небесно-голубые, верхняя часть – мешанина зеленых, коричневых и серых пятен. В лужице бледного электрического света возле сходней стояли двое из экипажа, с виду потрепанные, словно кладоискатели с Поверхности. Том услышал, как один спросил Клитию:
– Ну что, купила?
– Купила, – ответила Клития, кивая на сверток у себя в руках.
Говоривший подошел ей помочь и заметил Тома. Клития, должно быть, увидела, как изменилось его лицо, и обернулась посмотреть, в чем дело.
– Клития? – сказал Том. – Это я, Том Нэтсуорти, ученик третьего ранга из Гильдии историков. Из Лондона. Я понимаю, ты меня вряд ли узнала. Сколько же времени прошло? Почти двадцать лет! Ты, наверное, думала, что я погиб…
Он был совершенно уверен, что Клития его узнала и даже обрадовалась, но тотчас же ее лицо застыло. Она отступила на шаг и оглянулась на двоих у сходней. Тот, что повыше, худой и с бритой головой, положил руку на рукоять меча.
– Мисс Морчард, этот тип к вам пристает?
– Все в порядке, Лурпак, – ответила Клития, махнув рукой, чтобы он оставался на месте.
Затем подошла ближе к Тому и сказала вежливо:
– Простите, сэр, вы меня с кем-то путаете. Я – Крюис Морчард, владелица этого дирижабля. Я никого не знаю из Лондона.
– Но как же…
Том запнулся, растерянно вглядываясь в ее лицо. Это абсолютно точно была Клития Поттс! Она чуть-чуть располнела, как и он сам, и в темных волосах мелькало серебро, словно в них запутались паутинки, но лицо осталось прежним… Только между бровей, где Клития Поттс гордо носила татуировку в виде синего глаза – знак Гильдии историков, – сейчас было пустое место.
Том уже ни в чем не был уверен. В конце концов, двадцать лет прошло… Может, он и ошибается.
Он сказал:
– Прошу прощенья. Вы так на нее похожи…
– Ничего-ничего, не извиняйтесь, – ответила она с очаровательной улыбкой. – У меня лицо такое. Меня постоянно принимают за кого-нибудь другого.
– Вы так на нее похожи, – повторил Том с надеждой.
Вдруг она неожиданно передумает и все-таки вспомнит, что она – Клития Поттс?
Она поклонилась и пошла к дирижаблю. Ее подчиненные, настороженно поглядывая на Тома, помогли ей подняться по сходням с тяжелым свертком. Больше сказать было нечего, поэтому Том еще раз повторил: «Прошу прощенья» – и отвернулся, жарко краснея. Он пошел через гавань к своему причалу. Не успел отойти шагов на двадцать, как сзади заурчали двигатели «Археоптерикса». Том обернулся. Дирижабль поднялся в вечереющее небо и, быстро набирая скорость, полетел на восток.
Любопытно… Том отчетливо помнил: на доске у причала было написано, что дирижабль еще два дня простоит в Перипатетиаполисе.
Глава 3
Загадочная мисс Морчард
Я уверен, это она! – говорил Том за ужином в таверне «Веселый дирижабль». – Конечно, повзрослела, и знака Гильдии нет на лбу, это меня сбило с толку сперва, но татуировку ведь можно свести, верно?
Рен сказала:
– Пап, ты, главное, не волнуйся…
– Я не волнуюсь, мне просто интересно! Если это Клития, как она осталась в живых? И почему не признается, кто она есть?
В ту ночь Том почти не спал. Рен тоже лежала без сна в тесной каюте внутри баллона «Дженни», слушая, как он в три часа утра пробирается от своей каюты на корме в камбуз и тихонько звякает посудой, заваривая чай.
Вначале Рен за него беспокоилась. Она не до конца поверила его пересказу разговора с врачом и была уверена, что ему вредно бодрствовать всю ночь напролет, переживая из-за таинственных воздухоплавательниц. Потом ей пришло в голову, что, быть может, неожиданная встреча ему даже на пользу. Рассказывая о ней за ужином, папа казался живым – Рен его уже много месяцев таким не видела. Апатия развеялась, он снова стал самим собой, переполненный вопросами и гипотезами. Трудно сказать, что на него так подействовало: тайна или возможная ниточка к родному городу или просто ему нравилась Клития Поттс; да и какая разница – хорошо, что ему есть о чем подумать, кроме расставания с мамой, правда же?
Наутро за завтраком Рен сказала:
– Надо разведать. Выяснить, что это за так называемая Крюис Морчард.
– Как? – спросил папа. – Сейчас «Археоптерикс» уже за сотню миль отсюда.
– Ты говорил, она что-то купила на аукционе. Вот оттуда и можно начать!
Мистер Пондишери, крупный лоснящийся мужчина, словно еще сильней залоснился и увеличился в размерах, когда, подняв глаза от своих бухгалтерских книг, увидел, как в его тесную контору входят Том Нэтсуорти с дочерью. В этом сезоне «Дженни Ганивер» продала с его аукциона несколько ценных предметов олд-тека.
– Мистер Нэтсуорти! Мисс Нэтсуорти! Как я рад вас видеть!
Он встал и поддернул вышитый серебряной нитью рукав, протягивая пухлую смуглую руку. Том ее пожал.
– Надеюсь, вы оба в добром здравии? Боги небес к вам милостивы? Что вы мне принесли сегодня?
– К сожалению, одни только вопросы, – признался Том. – Не могли бы вы мне рассказать об одной даме, занимающейся археологией? Ее зовут Крюис Морчард, она вчера что-то здесь купила…
– Дама с «Археоптерикса»? – отозвался мистер Пондишери. – Да-да, я ее прекрасно знаю, но, боюсь, я не вправе разглашать…
– Конечно, – сказал Том. – Простите, простите!
Рен, которая ожидала чего-то подобного, достала из кармана небольшой тряпичный сверток и положила на стол перед мистером Пондишери. Аукционист замурлыкал, как кот, разворачивая ткань. Внутри лежал плоский прямоугольник из серебристого металла, инкрустированный крошечными квадратиками с едва различимыми полустертыми цифрами.
– Мобильный телефон Древних, – пояснила Рен. – Мы его купили в прошлом месяце у одного кладоискателя; он даже не знал, что это за штука. Папа хотел сам его продать, но, я думаю, он будет рад сделать это через аукцион Пондишери, если…
– Рен! – воскликнул Том, пораженный коварством дочери.
Мистер Пондишери наклонился чуть ли не вплотную к реликвии, ввинчивая в глаз ювелирную лупу.
– Какая красота! – восхитился он. – Замечательная сохранность! И кстати, с тех пор как объявили мир, в торговле безделушками наступило заметное оживление. Говорят, генералу Наге больше некогда сражаться, он же нашел себе очаровательную молодую жену. Почти такую же очаровательную, как Крюис Морчард… – Он подмигнул Тому – глаз в увеличительном стекле казался огромным. – Ну хорошо! Строго между нами, мисс Морчард в самом деле заходила вчера. Приобрела набор катушек Клейста.
– Зачем они ей? – удивился Том.
– Кто знает?
Мистер Пондишери с улыбкой развел руками, как бы говоря: «Я получаю свой процент, и какое мне дело, зачем клиенты покупают разную дребедень?»
– Пользы от них никакой. Наверное, для дальнейшей торговли, это же ее профессия. Она торгует олд-теком, и неплохо торгует, насколько мне известно. Живет на птичьих дорогах с тех пор, как была еще девчонкой.
– А она не говорила, откуда она родом? – с жадным любопытством спросила Рен.
Мистер Пондишери ненадолго задумался.
Потом сказал:
– Ее корабль приписан к порту Воздушной Гавани.
– Это мы знаем! А где она выросла? Где училась? Понимаете, мы думаем, что она из Лондона.
Аукционист снисходительно усмехнулся и снова подмигнул Тому, ловко убирая старинный телефон в ящик письменного стола.
– Ах, мистер Н., какие романтические мысли бродят в голове у нынешних барышень! Нет, в самом деле, мисс Рен! Из Лондона никого в живых не осталось.
Потом они пили кофе на балконе кафе и смотрели на восток, через бескрайние равнины Великих Охотничьих Угодий. Был один из тех теплых, золотистых весенних дней. Оставленные городами колеи и рытвины заполнила зеленая дымка, а в небе неслись стремительные облака. Далеко на востоке шахтерский городок вгрызался в горную гряду, которая по недосмотру до сих пор оставалась нетронутой.
– Самое странное, – сказал Том задумчиво, – что я точно слышал это имя раньше. Жаль, не могу вспомнить где. Крюис Морчард… Наверное, в прежние времена, на птичьих дорогах…
Он подлил Рен еще кофе.
– Ты, наверное, считаешь – глупо, что я так разволновался из-за ерунды. Просто, как подумаю, что еще один историк до сих пор жив… Через столько лет…