Она выхватила своего вопящего младенца из люльки как раз в тот момент, когда над ним завис трепещущий кленовый лист, и прижала его к груди. Кленовый лист вынужден был броситься к следующей люльке, где сачок Мастера Паукка попытался накрыть его и промахнулся.
– Он умалишенный, – сказала мать в следующей кровати. – Вызовите помощь.
– Уже, – сказала мать в кровати напротив. – Я позвонила дважды.
– Бесполезно! – сказали несколько матерей.
И несколько матерей закричали на Мастера Паукка, чтобы он убирался, иначе они подадут на него в суд.
Тем временем души одна за другой ускользали от Мастера Паукка и исчезали в младенцах. Остались всего две: самая старая и самая новая. Самый старый лист по-прежнему оставался чахлым, хотя и немного подрос, но он явно был растерян и слаб. Все его попытки проникнуть в младенцев были робкими и медлительными, и каждый раз, когда к нему несся сачок Мастера Паукка, он был способен только трепыхнуться обратно к потолку, где завис самый новый и самый большой лист, возможно, пытаясь подсказать старому листу, что делать.
Старая душа снова робко спустилась, когда Кот и Тонино бросились помочь ей. Мастер Паукк ринулся назад поймать ее. Но затормозил до полной остановки, когда дверь палаты с грохотом раскрылась и приводящий в трепет голос спросил:
– И что, скажите на милость, всё это значит?
Это была настоятельница. Они бы поняли, кто она такая, не будь даже громадного накрахмаленного головного убора, строгости темно-синего одеяния, большого серебряного креста, висевшего на груди, или ее шести футов роста. Это было просто очевидно. Сила ее личности была такова, что, когда она прошла по палате, почти все младенцы перестали плакать.
Большая душа, которая была Габриэлем де Виттом, поспешно нырнула от потолка и едва успела исчезнуть в единственном еще плачущем ребенке. Матери, которые сидели, торопливо легли обратно, а та, которая взяла своего ребенка на руки, виновато сунула его обратно в люльку и тоже легла. Кот и Тонино, чувствуя себя такими же виноватыми, как остальные, замерли и постарались сделать вид, будто навещают новорожденного брата или сестру. Плоский рот Мастера Паукка распахнулся, как если бы настоятельница наложила на него чары. Но Кот не думал, что это магия. Когда холодный взгляд настоятельницы прошелся по нему, он понял: дело только в силе личности. Ему захотелось провалиться сквозь пол.
– Я не желаю знать, что вы здесь делаете, любезный, – сказала настоятельница Мастеру Паукку. – Я просто хочу, чтобы вы забрали свой сачок и своих грязных уличных мальчишек и ушли. Немедленно.
– Очень хорошо, мэм, – раболепно склонился Мастер Паукк.
Его волосатое обезьянье лицо виновато скривилось. На мгновение показалось, что он сделает то, что велено, и уйдет. Но чахлая растерянная старая душа, которая несчастно зависла наверху у потолка, внезапно решила, что у настоятельницы она будет в безопасности. Она спустилась трепещущей спиралью и приземлилась на ее громадный головной убор, где удобно устроилась, хрупкая и дрожащая, на самом высоком накрахмаленном кончике. Мастер Паукк пристально уставился на нее круглыми обезьяньими глазами.
– Уходите, любезный, – велела настоятельница.
Лицо Мастера Паукка съежилось.
– Я получу хотя бы эту, – услышал Кот его бормотание, и он совершил один из своих бросающих жестов: – Замри!
Настоятельница моментально застыла неподвижно, как статуя. Большинство младенцев снова начали плакать.
– Хорошо, – сказал Мастер Паукк. – Никогда не одобрял монахинь. Отвратительные религиозные создания.
Он встал на цыпочки, чтобы прихлопнуть сачком сидевшую на насесте старую душу. Но головной убор настоятельницы был слишком высок для него. Он колыхался и дребезжал, когда Мастер Паукк ударял по нему, а сама настоятельница раскачивалась, и вместо того, чтобы прихлопнуть душу, сачок отбросил ее в сторону – в люльку с близнецами. Оба как раз ревели.
Кот видел, как душа с облегчением нырнула, но не заметил, который из близнецов ее получил, поскольку Мастер Паукк сердито оттолкнул его и попытался отцепить люльку от кровати.
– Хотя бы эту я получу! – кричал он. – Я начну всё сначала, но у меня будет одна!
– Не будет! – воскликнула мать близнецов.
Она вылезла из кровати и двинулась на Мастера Паукка. Она была огромной. У нее были огромные руки, словно ими пахали и жали поля, месили тесто и натирали белье во время стирки, пока они не стали сильнее, чем у большинства мужчин. Остальное ее тело скрывалось в широкой белой ночной рубашке с оборками вокруг шеи, а над оборками виднелось на удивление красивое и очень решительное лицо.
Кот глянул на нее и почтительно протянул ей свой сачок, когда она прошагала мимо. Она поблагодарила его кивком и рассеянно перевернула сачок задом-наперед, так что сеть оказалась рядом с рукой.
– Отпустите люльку, – велела она, – иначе я заставлю вас сильно пожалеть.
Мастер Паукк поспешно повесил люльку обратно на кровать и попятился.
– Давайте будем благоразумны, мадам, – сказал он в самой своей слащавой и умиротворяющей манере. – У вас тут два чудесных ребенка. Что, если я дам вам за них золотую монету?
– Никогда в жизни не слышала ничего более отвратительного, – громадная леди размахнулась древком сачка, держа его обеими руками.
Мастер Паукк успел только завопить:
– Тогда две золотые монеты!
Ручка сачка со свистящим треском встретилась с его головой. Шляпа слетела с него, обнажая коричневый скальп с редкими волосами, и он с криком пошатнулся. А потом пошатнулся еще раз и упал на настоятельницу. Кот и Тонино едва успели удержать ее в вертикальном положении, подперев по бокам, когда Мастер Паукк с воем сполз вниз.
И когда он сползал, его обнаженная голова ударилась о серебряный крест, висевший на груди настоятельницы. Раздался странный хрустящий звук, за которым последовал сильный запах. Мастер Паукк весь передернулся и с гулким шлепком рухнул на пол. Кот обнаружил, что смотрит вниз на старое коричневое мертвое существо – настолько высохшее и сморщенное, что оно могло быть мумифицированной обезьяной. Оно выглядело так, словно умерло века назад.
Первым порывом Кота было встревоженно осмотреться в поисках души Мастера Паукка. Он не хотел, чтобы она пробралась в какого-нибудь ребенка. Но, похоже, если у Мастера Паукка и была душа, она ушла давным-давно. Кот ничего не увидел и не почувствовал. Он снова опустил взгляд на коричневое мумифицированное существо и с дрожью подумал: «Если таков злой кудесник, я не хочу быть похожим на это!» И тут он обнаружил, что вспомнил, кто он такой и что он тоже кудесник. И его внезапно настолько поглотили чувства и воспоминания, что он не мог пошевелиться.
Младенцы вокруг плакали во весь голос, а большинство их матерей аплодировали. Мать близнецов сидела на кровати и говорила, что чувствует себя довольно странно.
– Неудивительно! – сказала настоятельница. – Вы прекрасно справились, моя дорогая. Хороший быстрый удар – один из лучших, что я когда-либо видела.
Тонино по другую сторону от настоятельницы сделал то, что, как понял Кот, надо было сделать еще часы назад: закричал во весь свой сильный чистый голос:
– Крестоманси! Крестоманси, явитесь быстрее!
Пронесся порыв теплого воздуха, как от проходящего поезда, а вместе с ним – странный пряный запах из совершенно другой вселенной, и Крестоманси возник в палате почти лицом к лицу с настоятельницей.
Выглядел он крайне странно. По-видимому, на Конклаве Магов требовалось, чтобы Крестоманси был одет в обтягивающую белую блузу до бедер и невероятно мешковатые черные брюки. Из-за этого он казался выше настоятельницы и гораздо тоньше.
– А, матушка Джаниссария, – произнес он. – Добрый вечер. Кажется, мы встречались в прошлом году.
– На канонической конференции, и меня зовут матушка Джастиния, – ответила настоятельница. – Я невероятно рада видеть вас, сэр Кристофер. У нас тут небольшая проблема.
– Вижу, – сказал Крестоманси.
Он опустил взгляд на останки Мастера Паукка, а потом посмотрел на Кота и Тонино. Затем он обвел пристальным взглядом палату, воющих младенцев и таращившихся матерей, и на его лице начало появляться одно из самых озадаченных его выражений.
– Кажется, немного поздно для больничных посещений, – произнес он. – Может, кто-нибудь расскажет мне, почему мы все здесь?
Он приподнял бровь и сделал почти незаметный жест, от которого все младенцы перестали плакать и мирно заснули.
– Так-то лучше, – сказал он. – Тонино, объясняй.
Тонино рассказал всё четко и ясно. Было несколько раз, когда Кот мог бы вставить более подробные объяснения, но он едва в состоянии был произнести что бы то ни было, поскольку его охватил стыд. Дело не только в том, что он, кудесник с девятью жизнями, позволил Мастеру Паукку наложить на себя чары, заставившие его забыть, кто он такой – а он знал, что должен был заметить чары: наверняка, они находились внутри того наемного кэба, – но факт состоял в том, что он, Кот, был так поглощен обидой на Тонино, что чуть не довел их обоих до гибели.
Он чувствовал себя еще хуже из-за того, что Тонино постоянно повторял, что Кот прекрасно действовал и сумел использовать магию, несмотря на чары Мастера Паукка. Кот не думал, что это правда. Самое большее, что он мог сказать про себя: он был рад, что пожалел пойманные души и помог спасти их. И, пожалуй, он был рад обнаружить, что в конце концов Тонино ему нравится. Тонино всё это время был таким спокойным и стойким – идеальный товарищ. И Кот подозревал, что дублирующая магия Тонино сделала вдвое больше, чем его собственная.
– Значит, Габриэль де Витт умер, – грустно произнес Крестоманси.
– Не совсем, – ответил Тонино, обведя жестом спящих младенцев. – Он где-то здесь.
– А, да, но полагаю он – или она – теперь не знает, кто он такой, – ответил Крестоманси и вздохнул: – Значит, Невилл Паукк скрывался во временном пузыре, собирая души всех Крестоманси, так? И, вероятно, убивая подмастерьев, чтобы в ожидании продлевать свою жизнь. Большая удача, что он украл вас двоих. В противном случае мы бы его никогда не поймали. Но теперь, когда это произошло, полагаю, лучше избавиться от его останков: по-моему, они источник инфекции. Сколько лет этой больнице? – спросил он настоятельницу.
– Около семидесяти, – удивленно ответила она.
– А знаете ли вы, что здесь было до того, как ее построили?
Она пожала плечами, зашуршав головным убором:
– Думаю, просто зеленые поля.
– Отлично, – сказал Крестоманси. – Тогда я могу отправить его в прошлое, не перемещая его. Немного нехорошо по отношению к человеку, который наткнется на него в поле, но это соответствует тому, что я помню. Его должны найти мертвым во рве где-то неподалеку от Далвича. Будьте любезны, все отойдите назад.
Кот, Тонино и матушка Джастиния шагнули назад. Прежде чем они успели закончить движение, вокруг обезьяноподобного существа на полу появилось голубое сияние, и Невилл Паукк исчез. От него осталась быстро испаряющаяся лужа с сильным запахом больницы.
– Дезинфекция, – объяснил Крестоманси. – А теперь нам всё еще надо позаботиться о восьми душах. Кот, ты можешь вспомнить, в каких детей они вселились?
Коту стало еще более стыдно, чем раньше. Все дети казались ему одинаковыми. И всё так перемешалось, когда души бросались в разные стороны.
– Понятия не имею, – сознался он. – Один из близнецов, но не знаю который. И всё.
– Они разлетались повсюду, – объяснил Тонино. – А их матери не знают?
– Большинство людей не могут видеть души, – сказал Крестоманси. – Это требует магии. О, хорошо. Придется пойти сложным путем.
Он повернулся и щелкнул пальцами. Немного подальше в палате внезапно возник молодой человек, который исполнял обязанности секретаря Крестоманси. Он явно не привык к такого рода вызовам. В этот момент он завязывал пятнистый галстук-бабочку и чуть не выронил его. Он вытаращился на матерей, младенцев, настоятельницу, а потом на перепачканных и взъерошенных мальчиков и попытался сделать вид, будто видит подобное каждый день.
– Том, – сказал ему Крестоманси, – будьте другом, соберите имена и адреса всех матерей и каждого ребенка, здесь присутствующих.
– Конечно, сэр, – ответил Том, пытаясь выглядеть эффективным и понимающим.
Некоторые матери посмотрели возмущенно, а матушка Джастиния спросила:
– Это действительно необходимо? Мы здесь предпочитаем конфиденциальность.
– Абсолютно необходимо, – ответил Крестоманси и повысил голос так, чтобы его услышали все матери: – Некоторые из ваших детей вырастут с очень сильной магией. Возможно, у них также появятся странные воспоминания, которые могут испугать и их, и вас. Если это случится, мы хотим иметь возможность помочь им. Мы также хотим как полагается обучить их пользоваться своей магией. Но поскольку никто из нас не знает, какие дети получат эти дары, нам придется присматривать за всеми. Так что мы дадим каждому присутствующему здесь ребенку правительственную субсидию в пятьсот фунтов в год до тех пор, пока ему или ей не исполнится восемнадцать. Это вас устроит?
– Имеете в виду, они получат деньги, есть у них магия или нет? – спросил кто-то.
– Именно, – ответил Крестоманси. – Конечно, они будут получать субсидию, только ежегодно приходя в Замок Крестоманси для магического тестирования.
– Мой, возможно, в любом случае обладает магией, – пробормотал кто-то еще, – отец моей матери…
– Что ж, я беру деньги, – сказала мать близнецов. – Я уже ума не приложу, как дать им всё, что нужно. Я не рассчитывала на близнецов. Спасибо, сэр.
– Пожалуйста, мадам, – Крестоманси поклонился ей. – Том посвятит вас в дальнейшие детали.
Том, который как раз наколдовал себе блокнот и ручку, посмотрел умоляюще и встревоженно. Крестоманси проигнорировал его.
– Он способен справиться, – сказал он Коту. – Ему за это платят. Вам с Тонино, похоже, нужна ванна и сытная еда. Давайте вернемся домой.
– Но… – начал Кот.
– Но что? – спросил Крестоманси.
Кот не знал, как выразить стыд, который он испытывал. Он был совершенно уверен, что начинал превращаться в кого-то вроде Невилла Паукка, но не осмеливался сказать это Крестоманси.
– Я ничего не заслуживаю, – ответил он.
– Не больше, чем эти близнецы заслуживают пятьсот фунтов в год, – весело заметил Крестоманси. – Не знаю, что грызет тебя, Кот, но мне кажется, ты прекрасно справился в опасной ситуации, не зная, что можешь полагаться на помощь магии. Подумай об этом.
Тонино рядом с Котом вскрикнул. Кот поднял взгляд от пола и обнаружил, что они находятся в большом центральном вестибюле Замка Крестоманси, стоя в пятиконечной звезде под люстрой. Вниз по мраморной лестнице им навстречу неслась Милли.
– О, ты нашел их! – вскричала она. – Я так беспокоилась. Мордехай позвонил сказать, что посадил их в кэб, а кэб исчез в конце улицы. Он был ужасно расстроен. И Габриэль де Витт умер сегодня вечером, ты слышал?
– Некоторым образом, – сказал Крестоманси. – В каком-то смысле Габриэль по-прежнему с нами, – он перевел взгляд с Милли на Кота и Тонино. – Ох. Все так замучились. Вот что. Как только пройдет корь, я могу снять виллу с бассейном на юге Франции. И оттуда Тонино сможет вернуться в Италию. Ты хотел бы, Тонино?
– Да, но я не умею плавать, – ответил Тонино.
– Я тоже, – сказал Кот. – Но мы можем научиться.
Тонино лучезарно улыбнулся ему, и Кот с радостью обнаружил, что Тонино по-прежнему ему нравится – и даже сильно.
Сотый сон Кэрол Онейр
Кэрол Онейр была самой молодой в мире пользующейся спросом сновидицей. Газеты называли ее Чудо-Дитя. Ее фотографии регулярно появлялись во всех ежедневных газетах и ежемесячных журналах. На них она либо сидела с мечтательным видом в кресле, либо нежно прижималась к своей маме.
Мама очень гордилась Кэрол. Как и издатели Кэрол – фирма «Мечта волшебника». Они продавали ее изделия в больших ярко-синих кувшинах, перевязанных вишневой атласной ленточкой, похожих на те, из которых появляется джинн в сказках. Но также можно было купить Общедоступную Подушку Кэрол Онейр – ярко-розовую в форме сердца; Сонные Комиксы Кэрол; Шляпную Ленту Снов Кэрол Онейр; Браслет Чар Кэрол Онейр и полсотни других дополнительных продуктов.