В связи с тем, что через Червоное проходит дорога Евпатория – Симферополь, в тылах батальона сосредоточены наши резервы тяжелой техники. Это танковая рота – десять мощных танков Т-72, и одна батарея из шести машин тяжелых огнеметных систем «Солнцепек». На этом участке противник проявлял куда большую настойчивость, чем под Ивановкой, и поэтому понес более значительные потери.
В этот момент ноутбук пискнул, и в правом нижнем углу экрана замигала иконка с изображением почтового конверта, – Извините, товарищ генерал-лейтенант, у нас почта из разведотдела.
К ноутбуку подошел майор Гордеев и в ответ на запрос ввел пароль. Сообщение раскрылось.
– Поздравляю, товарищи, – прокашлявшись, сказал он, – по сведениям, полученным от наших секретов, немецкое командование отправило по дороге из Симферополя на Червоное свой последний резерв – моторизованный полк СС и румынский кавполк. Все, до трусов проигрались, больше мобильных частей в запасе у них нет. Кроме того, служба радиоперехвата эскадры сообщает, что записана и расшифрована радиограмма исполняющего обязанности командующего 11-й армией вермахта. Вот что он сообщает в ОКВ генералу Гальдеру: «Части большевиков, обороняющиеся на подступах к городу Саки, находятся при последнем издыхании под могучими ударами германских войск… Еще один решительный натиск, и они рухнут перед нами. Ввожу в бой моторизованный полк СС и румынский кавполк и даю вам честное слово германского офицера, что к ночи положение в Евпатории будет восстановлено…»
Мои офицеры не удержались, и громовой хохот потряс штабной кунг. Даже я, как ни старался соблюдать серьезность, не мог не рассмеяться.
– Ой, господи, на последнем издыхании… – стонал майор Гальперин, – этот полковник фон Штольц зажигает не хуже Петросяна…
Генерал-лейтенант Василевский и майор госбезопасности Санаев с некоторым недоумением смотрели на наше веселье. Когда все немного успокоились, пришлось пояснить:
– Товарищ генерал-лейтенант, за день боев бригада еще не понесла потерь в боевой технике, а потери в личном составе? Подполковник Ильин, напомните мне…
Начштаба открыл страничку рабочего блокнота.
– Согласно докладам командиров подразделений, общие потери бригады, включая потери при освобождении Евпатории, составили двадцать два убитых и около полусотни раненых. Из них восемнадцать ранено тяжело. Легкораненые не уходят с передовой, изъявляя желание продолжить бой. Кстати, что будем делать с эсэсовцами?
Майор Гальперин, внимательно изучающий карту, поднял голову.
– Эсэсовцев, товарищи, надо сжечь «Солнцепеками», эта зараза только так и лечится. Анекдоты про «хрустящую корочку» и «сгорел на работе» помните? Вот здесь шоссе пересекает глубокий овраг – значит, в боевой порядок они будут разворачиваться прямо за ним. Надо нанести удар по походной колонне. Я сделаю расчеты, учитывающие штормовой ветер. Все должно получиться.
– Товарищ майор, что такое «Солнцепек»? – спросил Василевский.
– Очень мощное оружие, товарищ генерал, дальний потомок ваших БМ-13. На каждой машине по двадцать четыре направляющих для реактивных снарядов калибром 220 миллиметров. Боевые части снаряжены очень мощной огнесмесью. В зоне поражения, которая для одного снаряда составляет тысячу квадратных метров, сгорает все живое. Вот вам, товарищ Василевский, эффект понравится, а немцам не очень.
В этот момент в дверь кунга постучали. Это двое рядовых принесли приготовленные каски, бронежилеты и камуфляжи. Еще несколько минут и генерал-лейтенант РККА Василевский с нашей помощью надел бронежилет и российский армейский камуфляж. То же самое проделал и майор госбезопасности Санаев. Единственно, что они сделали не по уставу, так это оставили открытыми петлицы со знаками различия. Это для того, чтобы наши бойцы видели, что перед ними генерал-лейтенант РККА в сопровождении майора госбезопасности.
С генерал-лейтенантом Василевским на позиции морских пехотинцев с Балтфлота отправлюсь я вместе с капитаном Тамбовцевым. У остальных есть дела и на командном пункте. Правда, Ильин посмотрел на меня обиженно, но дело начштаба управлять бригадой, а не бегать по передовой. Все, надеваю каску и киваю головой гостям:
– Пошли, товарищи!
5 января 1942 года, 16:47. Аэродром Саки
Капитан Александр Тамбовцев
Когда полковник Бережной сказал, кто будет с ним сопровождать генерала Василевского на передовую, то я чуть не поперхнулся. Но что поделаешь, приказ есть приказ, сам ведь напросился на возвращение в контору, точнее, на фронт. Надел броник, взял автомат и каску – капитан Тамбовцев годен к употреблению. Полковник Бережной тоже вооружился автоматом, только у него, по старой памяти, АКМ калибра 7,62 мм, машинка посолидней, чем моя «ксюша» – недомерок.
Стали рассаживаться. Майора ГБ Санаева посадили впереди, рядом с водителем, мы же с полковником разместились сзади, взяв генерал-лейтенанта Василевского в «коробочку».
Когда машина уже была готова тронуться с места, Бережной вежливо кашлянул, привлекая внимание наших гостей.
– Товарищи, прошу запомнить правила действия в чрезвычайных ситуациях. Если мы наткнемся на немцев, что совсем не исключено, то надо знать, что эта машина может выдержать огонь всех видов стрелкового оружия, которое есть в настоящий момент у противника. Чтобы достать нас, им понадобится противотанковая пушка или граната аналогичного назначения.
Товарищ Санаев, посмотрите – рядом с вами в лобовом и боковом стеклах имеются амбразуры, стекла бронированные, так что безопасность представителя Ставки гарантирована. Ваш ТТ, мягко говоря, несерьезное оружие. Автомат Калашникова вам пока еще незнаком. – Бережной задумался. – А с МП-40 вы дело имели?
Майор Санаев вполоборота повернулся к Бережному и ответил с усмешкой:
– Приходилось.
Полковник кивнул:
– Вот и отлично. Семеныч, отдай товарищу майору свой трофей. Да не жадничай, тут этого добра навалом.
Водитель, кряхтя, вытащил из-под сиденья немецкий автомат и подсумок с магазинами.
– Вот, товарищ майор, держите. Было бы неплохо, если бы эта штука нам в пути не понадобилась. А для хорошего человека ничего не жалко. – Он повернулся к Бережному: – Товарищ полковник, ну что, поехали?
– Погоди, Семеныч! – Бережной посмотрел на Василевского: – Товарищ генерал-лейтенант, поймите меня правильно – мы обязаны сделать все для обеспечения вашей безопасности. Вы для нас особо охраняемый объект. Кроме всего прочего, нас сопровождает еще одна такая же машина с охраной. Я вам гарантирую, что это самые лучшие специалисты в этой области нашего времени. Теперь, Семеныч, поехали. Давай сначала до Червоного, а там мы уже сами, пешочком.
На въезде в Червоное наш путь пересекла броня. Рота танков Т-72БА1 на марше и на наших современников производит неизгладимое впечатление. А уж на людей того времени… Для непросвещенных в боевой технике поясню – шифр Т-72БА1 означает, что старенькая 72-я модель прошла глубочайшую модернизацию и доведена до уровня современного Т-90.
Конечно, генерал-лейтенант Василевский, да и майор ГБ Санаев видели кое-что поболее, чем наши «семьдесятдвойки». Достаточно вспомнить пятибашенные монстры Т-35, на которых москвичи насмотрелись на парадах. Т-72 хотя и были скромнее по размерам, но их длинноствольные пушки, приплюснутые башни, навеска приборов и активной динамической защиты вызывали уважение. Тяжелые машины, приземистые и окрашенные в серо-желтый пустынный цвет, были похожи на стадо доисторических ящеров, каким-то чудом попавших в 1942 год. Броню танков густо облепили моряки из батальона капитан-лейтенанта Бузинова. Позади Т-72 двигались «Уралы» с боеприпасами, заправщики и опять машины с моряками… Семеныч остановил машину, и мы молча наблюдали проходящую мимо нас колонну техники.
– Кранты фрицам! – сказал Семеныч, выруливая на шоссе вслед за замыкающим «Панцирем». Ага, хотя немецкая авиация и считается подавленной, но колонну нашей невосполнимой техники мы обязательно сопровождали зенитным прикрытием.
Наши машины мы оставили в центре села, рядом с притормозившими танками. Еще полсотни метров, последние хаты, и мы спрыгнули в ход сообщения, который выводил нас прямо к передовой. Впереди шел полковник Бережной, за ним майор Санаев, потом генерал-лейтенант Василевский. Замыкал процессию ваш покорный слуга. Насколько поворотов, и вот мы в зигзагообразной траншее. Встреченные нами бойцы морской пехоты были одеты в такие же, как у нас, камуфляжные куртки. Проходя мимо, они устало козыряли начальству.
Майор Санаев посмотрел под ноги и присвистнул от удивления: дно окопа было сплошь усыпано зелеными плакированными гильзами, в основном от автомата АКС-74 калибра 5,45 мм. В сплошной серо-зеленой массе нет-нет, да и мелькали ярко-желтые гильзы «мосинок». Чуть дальше, на изломе траншеи, находилась позиция тяжелого пулемета «Корд» и груды гильз калибра 12,7 мм. Покачав головой, майор привстал на приступочку, с которой бойцы вели огонь, отбивая атаки.
– Ну, ничего себе! – вырвалось у него, когда он осмотрел поле боя. – Товарищ генерал-лейтенант, вы только посмотрите!
Я тоже выглянул из-за бруствера. Все подступы к нашим позициям были усеяны трупами, одетыми в серо-зеленые шинели. В некоторых местах убитые лежали в несколько слоев. На глаз было сложно определить, сколько немцев полегло здесь, пытаясь взять этот рубеж, но их было много, очень много. И ни один из них не сумел подойти к траншее ближе ста метров. Казалось, что здесь в полном составе лежит 50-я пехотная дивизия вермахта, хотя, конечно, это было не так. Ее остатки занимали позиции примерно в полутора километрах впереди, как раз по тому самому оврагу, который должен был стать рубежом развертывания для эсэсовского моторизованного полка и румынских кавалеристов.
Нас заметили, и над головами просвистело несколько пуль. Бережной спрыгнул на дно окопа и отряхнул руки.
– Лепота! Еще одна-две такие атаки, и у немцев просто не останется солдат.
Василевский только кивнул. Он-то прекрасно знал еще по Германской войне, что такое позиционный тупик. Как об этом могли забыть немецкие генералы – не укладывалось у него в голове. Скорее всего, они гнали вперед свои войска на пушки и пулеметы морских пехотинцев из XXI века, рассчитывая на очевидную малочисленность обороняющихся и повинуясь грозным приказам из штаба группы армий «Юг», которых в свою очередь пинали в спину ОКХ и лично Адольф Алоизыч. Василевский посмотрел на Бережного.
– Товарищ полковник, с ротным командиром бы поговорить…
– Товарищ генерал-лейтенант, это несколько своеобразный ротный, – полковник Бережной замялся, – даже для нашего времени… В бою он выше всяких похвал, но вот после… И шутки у него, мягко сказать, специфические, и начальство, бывало, пошлет далеко и надолго. Потому и начальство тоже отвечало ему взаимностью.
Генерал-лейтенант Василевский повернулся к полковнику Бережному и вежливо заметил:
– Самое главное, товарищ полковник, что он немцев послал далеко и надолго.
Полковник Бережной остановил пробегающего мимо рядового, жующего на ходу кусок хлеба с салом:
– Боец, где ваш ротный?
– А, кхаппитан Рахулэнко? Он там! – солдат неопределенно махнул рукой вдоль траншеи. Услышав знакомую фамилию, я вздрогнул. Видимо, судьба не случайно раз за разом сводила нас.
Капитана Рагуленко мы нашли там, где в пехотную траншею был врезан выступающий окоп для БМП. Капитан сидел в приоткрытом десантном люке и меланхолически курил, видимо, мерзкую на вкус трофейную немецкую сигарету. Увидев полковника Бережного, он отбросил сигарету в сторону и спрыгнул на землю.
– Товарищ полковник, во вверенной мне роте все нормально. Убитых трое, раненых двенадцать, в том числе эвакуированных пятеро. С рассвета и по сей момент отбито двенадцать атак противника, потери которого точному подсчету не поддаются. Боекомплект, в среднем, израсходован на две трети. Личный состав в тонусе, боевой дух высок. Докладывал капитан Рагуленко. – закончив рапорт, капитан пошатнулся, ухватившись за створку десантного люка.
Полковник Бережной с подозрением посмотрел на капитана.
– Ты что, пьян?
– Никак нет, товарищ полковник, – ответил капитан, – просто устал как собака. На ногах уже почти двое суток. В другое время после такого пара шотов – и в люлю. Но это война, увы. Вот ребята тоже кемарят, кто как может, пока затишье и фриц не шевелится. Люди очень устали. Прошу вашего разрешения с наступлением темноты разместить личный состав в хатах, за исключением, естественно, караула.
– В хатах, говоришь? – Бережной махнул рукой. – А, ладно, вот только караулы выставляй на один час и двойные. И будь постоянно на связи, возможны резкие изменения обстановки. Вот еще что, с тобой хочет поговорить представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал-лейтенант Василевский Александр Михайлович.
– Товарищ генерал-лейтенант! – те, кто раньше знал капитана Рагуленко по прозвищу Слон, ни за что бы не поверили, что он встал навытяжку хоть перед генералом, хоть перед фельдмаршалом. Но тут перед ним стоял не тучный обитатель «Арбатского военного округа». Эту породу, как и тараканов, не вытравишь никакими реформами. Тут стоял один из легендарных маршалов Победы.
Василевский кивнул:
– Вольно, товарищ капитан, от лица командования Красной Армии благодарю вас за службу.
– Служу Советскому Союзу! – ответил подтянувшийся капитан, пожимая протянутую Василевским руку. – Ну, или трудовому народу – не помню точно, с какого года служить стали Советскому Союзу…
– С тридцать шестого, – мягко поправил его майор Санаев, – вам простительно.
– Ну, тогда все правильно, – полковник Бережной пожал плечами. – Просто мы, как люди старой советской закалки, отвечаем как умеем.
– Товарищ полковник, – с прорезавшимся вдруг кавказским акцентом сказал Санаев, – вы еще в штабе обещали рассказать нам о том, почему «товарищи» вдруг оказались под Андреевским флагом?
– Товарищ майор, – вполголоса произнес полковник Бережной, – расскажу, только не здесь. Сначала вернемся в штаб. Эта информация только для… – Бережной ткнул пальцем вверх. – Потому что имеет важность не меньшую, а может, даже и большую, чем чисто военные вопросы. А тут не только наш личный состав, но и прикомандированные бойцы из морской пехоты Черноморского флота.
– Согласен, товарищ полковник, – майор ГБ осмотрелся по сторонам, – вы совершенно правы.
Генерал-лейтенант Василевский, с интересом выслушав обмен мнениями между Бережным и Санаевым, снова повернулся к ротному.
– Товарищ капитан, меня интересует, что вы можете сказать о сегодняшнем бое? Как вы оцениваете свои действия и действия противника?
Надо сказать, что даже в такой экстремальной ситуации капитану Рагуленко не изменило его обычное специфическое чувство юмора.
– Бой был как бой, товарищ генерал-лейтенант. Такое чувство, что немец еще не понял, что произошло. И если в Евпатории организованная оборона рассыпалась за полчаса, то здесь… Позиции нашей роты немец атаковал нагло, в рост, большими массами. А у нас, товарищ генерал-лейтенант, простите за сравнение, огневой мощи… Ну, в общем, как у дурака махорки. Станкачи, крупняки, пушки БМП, станковые гранатометы – утвари для убийства просто завались. Сами же видите. Да и окопы к первой атаке отрыть успели, а это, сами знаете, не пузом на снегу лежать. Ну, мы их и наказали за наглость. Одна атака – мы их покосили! Вторая, третья, четвертая… И так двенадцать раз. С час назад была их последняя атака, и пока тишина.
– Знаю, товарищ капитан, – кивнул генерал-лейтенант Василевский, – сам был на вашем месте четверть века назад.
– Сюда прямо по шоссе идет моторизованный полк СС и румынский кавполк, – сухо сказал полковник Бережной, – это последний резерв 11-й армии.
– За что я люблю вас, товарищ полковник, умеете придать бодрость всего двумя словами. – Рагуленко потер ладони. – Как говорил Василий Иванович Чапаев, «хрен с ним, подавай и СС…» Только боеприпасов нам подбросили бы, а?