До оврага, из которого началась эта атака, из немцев не добежал почти никто. Прозвучала команда прекратить огонь. И тишина… Нет, ветер, конечно, воет, проносясь со страшной силой над нашими головами, но к нему мы уже привыкли.
Опускаюсь на дно окопа, в тишину и благодать, достаю из-за отворота шапки последнюю заначенную папиросу. Хлопаю себя по карманам. Ой, блин, а вот спички где-то посеял. Может, выпали, пока спал в хате? Рядом присел осназовец, автоматический карабин меж колен, в зубах белая дымящаяся сигарета.
– Эй, братишка, – окликнул я его, – будь другом, дай прикурить!
– Пожалуйста, дедуля, – сложив ладони лодочкой, он щелкнул зажигалкой. Торопливо прикурив свой «Казбек», я втянул горячий и ароматный дым. Закружилась голова.
– Хорошо мы им дали! – выдохнул я вместе с дымом.
– Угу! Хорошо! – мой сосед зажал папиросу зубами в углу рта. – Мы немного отдохнем и опять давать пойдем! – его пальцы быстро-быстро набивали патронами странный сдвоенный магазин карабина. – Была команда, – прохрипел он, затягиваясь между словами, – быть готовыми к маршу к двадцати двум тридцати, – он постучал себя пальцем по уху. – Наш капитан сообщил только что.
Я был настолько удивлен, что не успел ему ничего ответить. У этого осназа что, рации есть у каждого бойца? И такие маленькие, что их просто не видно. Так вот почему они иногда вроде бы разговаривают сами с собой!
А как это должно быть удобно командиру: не надо надрываться и повышать голос. Как жаль, что таких раций совершенно недостаточно для того, чтобы снабдить ими все части Красной Армии. С этими мыслями я, по примеру своего соседа, сдвинул папиросу в угол рта и начал набивать патронами опустевшие в бою магазины. Ничего, пригодится воды напиться. За этим занятием меня и застал товарищ Топчиев.
– А, Борисов, как дела? – остановился он рядом со мной. – Где остальные?
– Товарищ капитан, атака противника отбита. Тьфу ты! – выплюнул я окурок папиросы. – Те из наших, у кого ППД, остались в резервной группе, во второй линии. Капитан осназа сказал, что пока они держат немца дальше ста метров, стрельба из ППД – это напрасный перевод патронов, еще пригодится чего-нибудь штурмовать. Те, у кого «светки» и «авээски», как и я, в первой траншее…
– Значит, так, лейтенант Борисов, готовьтесь, – капитан Топчиев махнул рукой. – Приказом представителя Ставки генерал-лейтенанта Василевского, наш разведотряд придан для усиления сводной бригаде осназа. Готовность к наступлению в двадцать два тридцать.
– Василевский? Здесь? – я растерянно посмотрел в спину убегающему капитану Топчиеву.
– Да был он здесь, часа два назад! – мой сосед закончил набивать последний магазин, сунул его в один из множества карманов странного жилета и встал. – С ним еще комбриг наш был и другие шишки из штаба. А это значит, что товарищ Сталин уже в курсе вопроса, и все будет тип-топ!
Я тоже поднялся.
– Товарищ Сталин всегда в курсе…
В этот момент откуда-то сзади докатился грохот, лязг, и по дороге, что была метрах в двухстах севернее нас, пошли танки. В слабых отблесках еще полыхающего на немецкой стороне пожара были видны только их уплощенные силуэты с длиннющими пушками чуть ли не корабельного калибра. И тяжкое дрожание земли под ногами тоже подсказывало – идут отнюдь не легкие танкетки. Один раз в жизни мне довелось видеть роту КВ-1 на марше, так вот, судя по массе, шло нечто ничуть не меньшее, а судя по орудиям, даже и значительно большее.
Услышав команду «К машинам!», я сперва пошел быстрым шагом, а потом побежал туда, где стоял командирский танк капитана Рагуленко, с которым мы уже прошли весь путь от высадки в Евпатории до этого самого момента.
Мне уже временами казалось, что так оно все и должно было случиться, что мы воюем вместе не девятнадцать часов, а чуть ли не с самого начала войны. Вот взревел один двигатель, за ним другой… Рота готовилась к маршу.
6 января 1942 года, 06:25.
Первая рота батальона «Балтика»
Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов
До конца жизни не забуду этот головокружительный ночной марш. От наших позиций под Червоным до Симферополя сорок километров. Прошли их мы как на параде, за полтора часа. Ровно в полночь передовые танки мехбригады с бойцами из батальона капитан-лейтенанта Бузинова на броне уже вошли в город. Что самое интересное, немцы нас совершенно не ждали. Говорят, что бойцы на двух передних танках были одеты в немецкую форму, что позволило без шума, не поднимая тревоги, уничтожить пост фельджандармерии на въезде в город.
Разведка бригады, можно сказать, осназ в квадрате. Благодаря им различные тыловые учреждения гитлеровцев были застигнуты врасплох. И не только они. Войдя в город, рота, к которой была прикомандирована наша группа, повернула на юг и, не пересекая железной дороги, двинулась вдоль путей в направлении Севастополя. У нас был приказ – закрепиться на правом берегу реки Альма, с удержанием на левом берегу плацдарма вокруг железнодорожного моста.
Но на подъезде к станции Чистенькая – это на окраине Симферополя – навстречу нам вывернул немецкий воинский эшелон. Нам, разведчикам, было известно, что немцы сейчас спешно пытаются залатать две дыры в своем фронте. Первую – под Феодосией, а теперь еще и под Евпаторией. Хотя этот эшелон, скорее всего, вез войска на Керченский полуостров. Для переброски войск под Евпаторию немцы использовали исключительно автотранспорт – слишком уж невелики тут расстояния.
Хотя о чем я? Мы уже в Симферополе, а значит, сбылся кошмар немецких генералов, и их группировка, осаждающая Севастополь, отрезана от основных сил. Теперь бы еще нашим – в Севастополе – прорваться навстречу. И все будет вообще замечательно. Но это я забегаю вперед, а тогда все выглядело совсем не так.
Представьте себе ночь, штормовой ветер, вытянул руку – и не увидел пальцев… И вдруг прямо в лицо яркий свет – это из-за поворота навстречу нам вывернул паровоз и светит своим прожектором. Мгновенная команда спешиться, и мы горохом посыпались с притормозивших боевых машин. Ну да, осназовцы научили нас – как говорить правильно. Это боевые машины пехоты. А танки – настоящие танки – прошли впереди нас. Я думал, что отражение ночной атаки под Червоным было самым страшным эпизодом, который я видел на этой войне. Ага, щаз, как любит говорить капитан Ругуленко, разогнались!
БМП чуть отвернули башни в сторону путей и ударили вдоль состава шквалом огня и металла. В отсветах снарядных разрывов было видно, как во все стороны полетели обломки вагонов. Конечно, будь на нашем месте линейная стрелковая рота РККА, вооруженная сотней «мосинок», десятком ППД и тремя-четырьмя «дегтярями», то немцы, скорее всего, отделались бы легким испугом.
Но здесь был не тот случай. При такой огневой мощи, как у этого механизированного морского осназа, у немцев был только один путь к спасению – выпрыгивать из движущегося на приличной скорости состава на дальнюю от нас сторону насыпи и пытаться скрыться между домами. Я не знаю, скольким из них удалось это сделать, но мне кажется, что они все так и остались в вагонах, не успев даже схватиться за оружие.
Ситуация усугубилась еще и тем, что при обстреле по какой-то причине включилась система экстренного торможения. Проще говоря, кто-то сорвал стоп-кран. Или шальной снаряд перебил воздушную магистраль – бывает! Паровоз, свистя изрешеченным котлом, нехотя остановился, не доезжая буквально нескольких метров до нашей машины. Состав пылал по всей длине от первого до последнего вагона. Гудящее пламя пожирало деревянную обшивку вагонов. Если там и оставались раненые, то им было суждено сгореть.
После того, как на моих глазах в порту Одессы немецкие пикировщики потопили санитарный транспорт с ранеными и эвакуируемыми семьями комсостава, жалости к немцам у меня не осталось. Теперь вот они мертвы и больше никого не убьют, не ограбят и не изнасилуют. Наше созерцание горящего поезда было прервано командами: «Рота на броню!» и «Вперед, марш!»
У реки Альма, к которой мы вышли около двух часов ночи, повторилось все то же самое, что уже было под Червоным. Выслать вперед передовой дозор в составе одной машины и усиленного отделения, а остальным лопаты в зубы и копать – отсюда и до рассвета, ибо утром начнется. Что начнется? Да немцы со страшной силой будут рваться на волю из той мышеловки, в которую для них превратились позиции под Севастополем. А там осаждала город ни много ни мало хотя и потрепанная, но армия. Мы по сравнению с ней – как бульдог рядом со слоном. А посему – копать, копать, копать! Особенно тщательно укреплялся и маскировался тет-де-пон на левом берегу реки.
Но мы успели. Перед самым рассветом, когда покрытое тучами небо уже стало на востоке сереть, капитан Рагуленко собрал всех средних и младших командиров.
– Итак, товарищ Суворов сказал, что каждый солдат должен знать свой маневр, – начал он, – а посему…
– Товарищ капитан, – раздался голос старшины Осадчего из моей группы, – а ведь генералиссимус Суворов нам не товарищ…
– Во-первых, товарищ старшина, – назидательно сказал капитан Рагуленко, – перебивать командиров нельзя. А во-вторых, какие у вас претензии к Александру Васильевичу Суворову? Всю свою жизнь он честно служил России, от капрала Семеновского полка дослужился до генералиссимуса. Ел из солдатского котла. Воевал так, что одного его имени до расслабления кишечника боялись все окрестные короли и султаны. Вот послушай, старшина, что говорил Александр Васильевич: «Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключал доброе имя мое в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию». Хорошо сказано? А вот как он умер, так сразу у царя случилась незадача – Аустерлиц.
Но исторические экскурсы отложим на потом, – подвел итог капитан Рагуленко, – а сейчас текущая обстановка. Как вам уже известно, таких механизированных рот в составе бригады четыре. Наша с вами задача удерживать атаки противника на Симферополь вдоль линии железной дороги. Наши соседи справа, в составе двух рот, вытеснили остатки разбитых 22-й и 50-й дивизий вермахта вдоль морского побережья за линию реки Альма. Наш сосед слева, вторая рота нашего же батальона, час назад оседлала Салгирский перевал и теперь спешно укрепляется.
И самая хорошая новость – ветер начинает стихать. И пусть волна еще не позволяет работать самолетам с «Кузнецова», но с аэродрома Саки ударные вертушки в воздух уже подняты. Так что без поддержки сверху мы не останемся. Короче, товарищи, держать хвост пистолетом!
Да, а ведь до наших в Севастополе осталось километров тридцать, не более. Уже отчетливо слышен хриплый гул канонады, усилившейся перед самым рассветом. Это товарищи стараются прорваться навстречу нам.
6 января 1942 года, 06:05.
Немецкие позиции в Бельбекской долине
До рассвета осталось каких-то полчаса. Немецкому часовому хочется спать. Как только станет светло, иваны начнут свои сумасшедшие, изматывающие атаки на позиции германской армии. Но пока на той стороне все спокойно. Монотонно воет ветер, и дождь барабанит, как заведенный, по брезентовому пологу. Под ногами хлюпает жидкая грязь. За ночь резко потеплело, и теперь все вокруг раскисло. Еще немного, и начнется проклятая русская распутица. Солдат зевает и пытается очистить сапоги от налипшей на них глинистой дряни. Кажется, что к каждой ноге привязали по гире. Непривычное ухо не уловило, что в вой ветра добавился еще один свистящий звук. Это Смерть уже взмахнула своей косой.
Пилотам ударных вертолетов в приборы ночного видения хорошо просматриваются все землянки и блиндажи, в которых сейчас отдыхают немецкие и румынские зольдатики. Машины разошлись широким веером, выбирая цели. Первый залп 80-мм фугасно-объемно-детонирующими НАРами был как небесный огнь и вихрь, сошедшие на Содом и Гоморру.
Скользящие в полумраке над землей хищные винтокрылые тени были везде. Они оставляли за собой развороченные воронки вместо блиндажей и трупы немецких солдат. Гулкий грохот разрывов докатился и до советской стороны, одновременно с приказом представителя Ставки генерал-лейтенанта Василевского немедленно провести на Бельбекском направлении разведку боем. Восьмая бригада морской пехоты стремительным рывком ворвалась на разбитые вражеские позиции.
Немецкая артиллерия, которая сначала открыла по атакующей советской морской пехоте довольно интенсивный огонь, быстро сбавила темп, а потом и вовсе замолчала. Видя успех морских пехотинцев, в наступление перешли 95-я и 25-я стрелковые дивизии. Правый фланг немецкого фронта треснул и начал разваливаться, тем более что ударные вертолеты к ним возвращались не раз и не два. Обстановка под Севастополем стала меняться каждую минуту, пока примерно в десять утра не стало ясно, что немецкий фронт разорван и советские войска быстро продвигаются к Бахчисараю на соединение с Евпаторийской группировкой.
6 января 1942 года, 07:15.
Первая рота батальона «Балтика»
Капитан морской пехоты Сергей Рагуленко
Час назад с позиций за нашей спиной открыл огонь самоходный артдивизион. Судя по звуку выстрелов, «Мсты» били полным зарядом куда-то, чуть ли не по немецким позициям под Севастополем.
Твою мать! Вдребезги и пополам! Всю ночь ребята, как сумасшедшие кроты, рыли окопы, крепили, так сказать, оборону – и вот вам пожалуйте, приказ перейти в наступление. Оказывается, час назад, воспользовавшись ослаблением ветра, наши вертушки поднялись с аэродрома Саки и нанесли фашистам визит вежливости на позиции в Бельбекской долине. Все шестнадцать штук.
Такой «вежливости» гитлеровцы не выдержали. Это же какой живодер придумал – объемно-детонирующими НАРами врезать за полчаса до рассвета по блиндажам со спящими солдатами. Как я понимаю, все, кроме часовых, в этих блиндажах так и остались.
Потом наши героические деды пошли в атаку. И что они увидели? Немецкие позиции разгромлены, всюду изуродованные трупы, бегает пара сошедших с ума недобитков с криками: «Рус, нихт шиссен!»
Короче, немецко-румынский фронт в Бельбекской долине разрезан пополам. Пятая румынская горнопехотная прижата к морю между реками Бельбек и Кача. Остатки 22-й пехотной отжаты к востоку в сторону горы Яйла-Баш, влившиеся в разрыв части Приморской армии захватили возвышенность Кара-Тау и наступают на Бахчисарай. А наши самоходки, стрелявшие час назад, подавили последние дееспособные гитлеровские батареи.
Тут, конечно, поучаствовали и вертушки, как без них, но на северном фасе фронта ни у немцев, ни у румын артиллерии больше нет. Это медицинский факт. Короче, идем на соединение с нашими!
Но есть проблема. Видел я, какими глазами смотрел на нас этот местный лейтенант Борисов – как на полубогов. Это после дня боев под Червоным, а особенно после того, как мы за сорок секунд смолотили в фарш эшелон с двумя пехотными батальонами. Но мы не полубоги и даже не герои. Мы чернорабочие, которым выпало убирать все то немецкое дерьмо, которым сейчас завалена наша земля. Наша работа – убивать: максимум вражеских смертей при минимальном расходе боеприпасов. Нас не устроит их отступление, они должны быть или в плену, или мертвы. А посему только разгромы и окружения. Пусть на нашей земле будет больше крестов, под которыми будут покоиться Курты, Фрицы, Гансы и Паули с Михелями. Железные кресты им ни к чему, обойдутся и деревянными. Во, креативный слоган: «Лучшая награда герою вермахта – крест из русской березы». Все, взревели моторы БМП – мы выступаем!
Крутые горные дороги. Машины с ревом берут каждый поворот. Как положено, колонну сопровождает пара вертушек. Сейчас это «Серийные убийцы», то бишь «Ночные охотники». «Стингеров» у фрицев нет, а из эрликона такую штуку не сразу и собьешь. Скорее она эрликон раздолбает.
В наушниках звучит Высоцкий, военные песни как раз в тему… Вот сейчас в точку – «Солдаты группы Центр». Ну и рожа у меня, наверное, стала! Борисов косится подозрительно. А что он косится? Так я не в машине на командирском месте, а вместе со всеми на броне. С машиной меня связывает только удлиненный шнур шлемофона. Так и обзор получше, и командовать проще. Хрен бы я тогда с эшелоном успел среагировать изнутри машины. Раздолбать бы их мы все равно раздолбали, но вот такого эффекта бы не было, а может, были бы и потери.