Капитан Топчиев резко остановился.
– Кто это? – спросил он у сопровождавшего нас сержанта.
– Общество добровольных вооруженных татарских помощников Третьего рейха. Предатели, одним словом, – пожал плечами тот.
– Понятно! – передернув плечами, капитан двинулся дальше, оглядываясь по сторонам.
Когда мы подошли к совещающимся командирам, сержант отрапортовал:
– Товарищ капитан, прибыла группа разведчиков Черноморского флота во главе с капитаном Топчиевым.
От группы командиров отделился коренастый командир средних лет. Странная круглая каска была сдвинута на затылок, из-под расстегнутого на груди бушлата была видна наша морская душа – тельняшка. Он был значительно старше нашего капитана и, очевидно, уже успел повоевать. Лицо его пересекал тонкий шрам, как от осколочного ранения. Козырнув, он представился:
– Капитан Рагуленко, командир второй роты морской пехоты отдельной десантно-штурмовой бригады особого назначения. И не задавай лишних вопросов, капитан Топчиев, бригада подчинена напрямую Ставке Верховного Главнокомандования, и все, что вам нужно о нас знать, вам расскажут уже после операции. А пока нам нужна прямая связь с командующим вашего отряда капитаном 2-го ранга Буслаевым Николаем Васильевичем. Нам необходимо согласовать дальнейшие действия, во избежание потерь от огня своих же.
– Товарищ капитан, – сказал наш командир, – капитан 2-го ранга Буслаев находится на тральщике «Взрыватель», и прямой связи с ним у нас нет.
– Вот черт! – выругался командир осназовцев. – Я так и знал, что где-то здесь зарыт каменный топор! Товарищ Топчиев, прошу вас, – командиры осназа расступились, давая нам место возле карты города. – Вот, смотрите. Тут, в центре, высадился батальон капитан-лейтенанта Бузинова. Фронт высадки первого эшелона вашего десанта фактически совпадает с набережной и улицей Революции. Ваша группа находится на крайнем левом фланге высадки… – Капитан Топчиев кивнул, и Рагуленко продолжил: – Наш батальон в составе двух рот морской пехоты с техникой и батареи плавающих самоходных гаубиц высадился на пляжах курортной зоны. В центре, на набережных, наши машины просто не смогли бы выйти на берег.
Сейчас мы с вами на самом правом фланге нашего батальона. Наша задача: взаимодействуя с вашим левым флангом, то есть с вами, капитан, занять курортную зону, освободить лагерь военнопленных и в районе Нового города соединиться с третьей ротой, которая будет высаживаться в районе Пересыпи.
Общая задача – захват и удержание Евпатории. И ни один немец, румын или пособник фашистов не должен уйти из города. Ну, если только под конвоем.
Как мне показалось, капитан Рагуленко явно что-то недоговаривал. Но услышав слова «отдельная бригада особого назначения», я решил не задавать лишних вопросов. У них служба такая. Сказано взаимодействовать – будем взаимодействовать, а об остальном пусть у начальства голова болит.
В этот момент наш командир кивнул. Он явно пришел к такому же выводу. Товарищ Рагуленко махнул кому-то рукой, и моторы танков завелись, стрельнув в нашу сторону горячим солярным выхлопом.
– Ну что же, товарищи, добро пожаловать на броню. И вперед, на врага.
5 января 1942 года, 01:35
Корреспондент ИТАР-ТАСС
Тамбовцев Александр Васильевич
Я таки сбежал на войну. Как мальчишка, которому не сидится дома. Произошло это следующим образом. Прикинувшись ветошью, я стал помогать своим коллегам из съемочной группы канала «Звезда» подтаскивать кофры и баулы к вертолету Ка-27ПС, который должен был доставить тележурналистов на БДК «Калининград». А потом, когда вертолет уже был готов оторваться от палубы «Адмирала Кузнецова», внаглую забрался на борт «вертушки». Андрюха Романов, увидев мой рывок, жизнерадостно заржал и похлопал меня по плечу. А Ирочка Андреева растерянно пробормотала:
– Александр Васильевич, и вы с нами?
– Ага, – коротко ответил ей я, устраиваясь поудобней на сиденье вертолета.
Лететь было всего где-то пять минут. Вот мы уже зависли над палубой БДК. Бортмеханик распахнул боковой люк и приготовил люльку. Поскольку на палубе десантного корабля нет места для посадки вертолета, то нам предстояла малоприятная процедура спуска.
Первой за борт, тонко пискнув, отправилась наша Ирочка. Я взглянул вниз. Поднятый винтами смерч растрепал ее черные вьющиеся волосы. Я шел вторым. Уж не помню, в каком году последний раз я так болтался в воздухе. Кажется, это было в 2003-м, на Кавказе. Только тогда меня не спускали, а поднимали, и над головой у меня висел увешанный вооружением Ми-8АМТ. Спустив Андрюху вместе с его драгоценной камерой, вертолет наклонил нос и быстро ушел в сторону крейсера «Москва».
Кроме нас на борту были еще пассажиры, только вот на «Москве» есть посадочная площадка, и они прибудут на место с определенным комфортом, как белые люди.
Пока Ирина приводила в порядок свои растрепанные кудри, к нам подошел офицер морской пехоты.
– Товарищи журналисты, командир роты морской пехоты капитан Рагуленко Сергей Александрович, – представился он. – Прошу следовать за мной.
По крутым и узким трапам мы спустились в просторные недра этого железного монстра-танковоза. Воздух пах солярой, машинным маслом и еще чем-то неуловимым, отчего у настоящего мужчины начинает щекотать в носу, и ему хочется встать по стойке смирно. Перед дверью одного из кубриков офицер остановился.
– Значит, так, товарищи журналисты, согласно приказу нашего адмирала, я отвечаю за вашу жизнь, здоровье и безопасность. Так что прошу слушать меня, как отца родного.
С этими словами он распахнул дверь кубрика, который оказался импровизированной ротной каптеркой. Чего там только не было: маскхалаты, каски, бронежилеты и прочий необходимый бойцу для войны инвентарь.
Через пятнадцать минут мы были экипированы, как настоящие морские пехотинцы: бронежилеты, береты, каски, маскхалаты… Угу, это мои спутники думали, что они похожи на морпехов, но я-то прекрасно понимал, что все мы сейчас выглядим ряжеными на дешевом маскараде.
– Товарищ капитан, – пискнула Ирочка, когда мы вышли из каптерки – бедняга задыхалась под тяжестью бронежилета и каски, – а без этого всего нельзя было обойтись?
– Нет, – коротко ответил капитан, – там, на берегу, стреляют по-настоящему, а береженого, как известно, и бог бережет.
– А не береженого – конвой стережет, – вспомнил я старую уркаганскую пословицу.
Остановившись, капитан Рагуленко указал на трап, который вел еще ниже.
– В кубрик вам идти не обязательно – все равно ребята уже грузятся на машины. Прошу!
Мы спустились на самое дно трюма и пошли вдоль ряда БМП.
– В бой пойдете вместе со мной, на командирской машине есть свободные места, – сказал капитан и повел нас дальше вперед.
Морские пехотинцы, мимо которых мы проходили, в своих камуфляжных комбезах и в бронежилетах были похожи на робокопов. Они занимались непонятными для нас делами, лишь изредка бросая в нашу сторону любопытные взгляды. В основном они постреливали глазами в сторону симпатичной Ирочки.
Наконец мы пришли на место. Боевая машина с большим номером «100» на корме стояла самая первая в ряду. Дальше нее были только плотно закрытые створки десантного люка. Внутри было темно и тесно, под потолком синеватым светом горела лампочка. Я глянул на часы. Два тридцать пять ночи – спецназ ГРУ уже действует в городе. Да и с Манштейном уже должны были начать решать дела. До начала десанта осталось всего тридцать – сорок минут.
Стараясь рационально использовать отпущенное время, я привалился головой к броне и задремал. Солдат на войне спит все то время, которое ему дает на сон противник и собственное начальство. А если он не стремится заснуть по любому поводу – значит, нагрузки недостаточны и надо их добавить еще.
Проснулся я от резкого рывка. Работал двигатель, и машина начала движение. Вот она наклонилась носом вперед и нырнула. Ирочка взвизгнула, мне показалось, что мы вот-вот камнем пойдем ко дну. Но все кончилось хорошо. Выровнявшись, БМП погребла к берегу. Я приник к бортовому триплексу. Открывшаяся по левому борту Евпатория светилась, как новогодняя елка. На улицах города вспыхивали огоньки разрывов, небо расчерчивали цепочки трассеров, кое-где ярко горели дома. Шел бой.
Вот несколько трассирующих пуль пролетели и над нашей головой. Свиста их я, конечно, не слышал… Но все равно неприятно.
– Кандауров, – донесся голос капитана Рагуленко, – пулеметные гнезда видишь?
– Так точно, тащ капитан, – ответил из башни наводчик.
– Дай ему осколочно-фугасным прямо в лоб…
Их переговоры едва были слышны из-за шума двигателя, но я все равно все понял. Два раза бухнула стомиллиметровая пушка, и настырный пулемет оставил нас в покое. Еще несколько минут, и гусеницы БМП зацепили дно Каламитского залива. Резко рванувшись, командирская БМП выскочила на пляж. Вслед за ней на берег вышли и остальные машины роты. Распахнулись десантные люки, и морпехи горохом посыпались на берег. Спешились и мы.
– «Скала», я «Слон», вышел на берег в точке Д. Прием.
Капитан Рагуленко чуть склонил голову, видимо, слушая в наушниках ответ.
– Так точно, вас понял, действую по плану.
Отключив связь с командиром батальона, капитан вызвал своих взводных.
– Первый взвод со мной, остальные по параллельным улицам. Контакта друг с другом не терять, вперед не вырываться и не отставать.
Опустив на глаза ноктоскопы, бойцы короткими перебежками, от укрытия к укрытию, двинулись вперед. Следом за ними тронулись с места и БМП.
Мне тоже выдали такой приборчик, слегка похожий на театральный бинокль. Ночь в нем превращалась в мутные сероватые сумерки. Тихо урчащие на малых оборотах БМП ползли следом за нами.
Нашим объектом для захвата была портовая электростанция. Кривая улочка Старого города вывела нас, считай, к самым ее воротам. Электростанцию охраняли румыны. Их легко было узнать по высоким кепи, похожим на недоделанные буденовки. Перед проходной из мешков с песком было сложено пулеметное гнездо, в котором в полной боевой готовности сидели три мамалыжника.
– Поехали! – выдохнул капитан и взмахнул рукой. На фоне артиллерийского обстрела, который вела «Москва» по каким-то целям в городе, выстрелы из «калашей» с пэбээсами прозвучали неслышно. Румыны бесформенными кулями осели в пулеметном гнезде. Первые две пары морских пехотинцев рванули к воротам, словно олимпийские спринтеры. Вот они уже под стеной проходной. В деревянной будке светилось окно. Очевидно, внутри находился парный пост. Что было дальше, нам с Ириной рассказывали сами участники событий, потому что ни на какой штурм капитан, конечно, нас не отпустил. Это от адмирала можно удрать на войну, а от такого волчары – нет.
Убедившись, что все спокойно, сержант Тамбиев тихонько подергал дверь проходной – заперто. Недолго думая, он постучал, и что вы думаете – румыны открыли. Ну как же можно не открыть, ведь прямо перед дверью сидят их пулеметчики. И кругом все тихо, поблизости не было никакой стрельбы.
Увидев вместо боевого товарища размалеванное жутким ночным камуфляжем лицо уроженца далекой Бурятии, молоденький румынский солдатик с перепугу сомлел, словно институтка, увидевшая гусара. Что, в общем-то, и спасло ему жизнь. Предназначенная ему пуля из пистолета с глушителем угодила в лицо толстому борову, сидевшему за конторкой. По всей видимости, тот был унтером или даже фельдфебелем – нижних чинов с такими габаритами не бывает ни в одной армии мира.
Еще одна пуля досталась смуглому типу в штатском, с белой повязкой на рукаве, дремавшему в углу в обнимку с винтовкой. Сержант прислушался. Стояла тишина. За его спиной в помещение беззвучными тенями проникали товарищи. Полицаю для контроля выстрелили в голову. Сомлевшему румынчику затолкали в рот его же кепи и стянули за спиной руки его собственным ремнем. Немного подумав, сержант расстегнул ему штаны и опустил их до колен. Теперь если он очнется и попробует бежать, то со связанными руками и спущенными штанами далеко не уйдет.
Ну, а дальше все было делом техники. Бойцы рассыпались по плохо освещенному двору, убивая всех, кто был одет в румынскую форму или кто носил на рукаве белую повязку «шуцмана». Ночью, молча, без криков «ура», но с ледяной яростью людей, которые знают, что делают святое дело. Да и немного там было: еще один румынский офицер и пара солдат, а остальные полицаи.
Тем временем БМП взвода въехали во двор. Капитан Рагуленко обвел взглядом собравшихся во дворе рабочих электростанции.
– Значит, так, товарищи. Пункт первый: поздравляю вас с освобождением от оккупантов и с восстановлением советской власти. Пункт второй: организация отряда рабочей самообороны. Мы тут с бойцами немного намусорили. На территории вашего предприятия и в окрестностях валяется некоторое количество румынского и немецкого стрелкового оружия. Прошу собрать все это стреляющее железо, среди которого имеются два пулемета, и самостоятельно охранять электростанцию до полного восстановления советской власти. На этом торжественный митинг разрешите считать закрытым.
– Что, вот так просто взяли и освободили? – спросил высокий худой техник средних лет.
– Да, просто освободили! Нас, понимаете ли, сложно освобождать не научили, – усмехнулся капитан. – Может, ты, приятель, знаешь, как это – сложно освободить?
Двор грохнул дружным смехом.
– Значит, так, товарищи, разбирайте оружие и занимайте посты. У вас своя работа, у нас своя. По городу еще не убитые немцы с румынами бегают, да предатели всякие. Они еще и жить хотят. А это совсем неправильно… Товарищи командиры и сержанты, собираемся у моей машины, маленький разбор полетов.
И в этот момент за забором послышался крик:
– Стой, кто идет?
5 января 1942 года, 03:35. Евпатория
Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов
Я подошел к подрагивающей и тихо урчащей командирской машине. Кто бы знал, как надо на нее забираться? Но была не была – глянул, как ловко запрыгивают на броню «пятнистые» осназовцы, поставил ногу на гусеницу, уцепился за протянутую руку в странной кожаной перчатке с обрезанными пальцами и…
Вот я уже наверху, грею свою задницу на теплой крышке моторного отсека. А приятно, черт побери, особенно в такую холодную ночь.
Рядом устраиваются бойцы осназа. Оказывается, они только кажутся такими широкоплечими, потому что на них надето что-то вроде противопульной кирасы и очень любопытные жилеты со множеством карманов, набитых всякой всячиной. Но в основном они нагрузились боеприпасами. Это какой же умный человек придумал такую удобную вещь? Ведь в подсумках на ремне много всякого не утащишь, а тут, считай, втрое-вчетверо носимый боекомплект увеличить можно. За такую выдумку и Сталинской премии не жалко.
Пригрелся я, сидя на теплой броне, и уже начал было кемарить и тут слышу звонкий девичий голос:
– Товарищ командир, будьте добры, руку дайте!
Смотрю вниз, и что я вижу! Стоит красавица писаная, щеки румяные, глаза черные, каска эта круглая чуть ли не на нос съезжает. И говорит она мне:
– Да, да, молодой человек, это я вам! Подайте, пожалуйста, руку девушке.
Тут мне краска в лицо бросилась, прижал я к себе свою «светку» левой рукой, чтоб не выронить, а правую подал этой красавице. Коротко пискнув, она взлетела наверх.
– Андреева Ирина, военный корреспондент газеты «Красная звезда», – представилась девушка и протянула мне свою узкую ладошку.
– Петр Борисов, старший лейтенант, – я торопливо стянул с руки шерстяную варежку, чтобы пожать ее руку. – Будем знакомы.
Я уже хотел было спросить, кто это у них в редакции додумался посылать с десантом девушку, да к тому же такую красавицу, но тут с оглушительным гулом над нами низко пролетел один из винтокрылых аппаратов. В этот момент кинооператор, который снимал своей камерой все происходящее, опустил аппарат, в два прыжка добежал до нашей машины и запрыгнул на броню, усевшись рядом с корреспонденткой. Стало очень тесно, острый локоток Ирины уперся мне в бок, прямо под ребро. Мотор взревел, машина дернулась, и мы поехали…
Я огляделся. Кроме меня на этой машине оказалось еще восемь моих разведчиков, три корреспондента и три осназовца. Остальные осназовцы быстрым шагом, иногда переходящим в бег, плавно, как кошки, перемещались вдоль заборов и стен домов. Я попытался вспомнить план города, который нам показывали перед операцией.