— Пиши! — велел он. — Пиши обо всех своих преступлениях. И об обмане моего отца, и о сговоре с отступницами, и о попытке отравить императрицу, и о том, что убила ни в чем не повинных поваренка и служанку. Кстати, кто их убил по твоему приказу? Их имена тоже напиши.
Шиа взметнула настороженный взгляд.
— Что? — хмыкнул Ашезир. — Хочешь жизни своему сыну, пиши.
И она написала. Перечитав, Ашезир удовлетворенно кивнул и пододвинул ей второй пергамент.
— Теперь переписывай все то же самое.
И снова женщина послушалась: ну а куда ей деваться?
Ашезир помахал листами в воздухе, высушивая чернила, затем скрутил листы в трубку и убрал их в кожаный футляр.
— Благодарю, о, служительница Ихитшир. Мои подданные проводят тебя в покои, где ты оправишься от своей хвори.
— Ч-что со мной будет? Дальше что будет? — спросила Шиа.
Она что, не поняла? Вроде Ашезир ясно дал понять… Неужели такая недогадливая? Тогда через пару-тройку лет надо подумать о замене. Ну или даже раньше: глупые союзники куда опаснее умных врагов.
— Ты признание написала? Да. Стоит мне показать его вельможам… — Ашезир сделал многозначительную паузу. — Но я не желаю видеть ни тебя, ни твоих внуков и сына обезглавленными или повешенными. Живыми вы мне приятнее. Просто отныне делай то, что я скажу — и все будет хорошо. Сейчас придешь в себя, а потом с честью, обласканная божественным потомком, вернешься в свой храм. А внуков пришли ко двору. Я их пристрою. Теперь уяснила?
— Да, божественный.
Лицу жрицы вернулось осмысленное, даже коварное выражение. Может, не стоит ее менять? Понятно, что ее слабое место, как и у многих женщин — дети и внуки. Пока они в руках Ашезира, она будет верна…
Но дальше что? Что делать с отступницами, на них как найти управу?
Сейчас он ничего не придумает: завтра военный смотр, а значит, этим вечером нужно дышать целебными отварами, уткнувшись лицом в деревянный таз и изнывая от скуки. Это чтобы завтра не опозориться перед войском: а то бывало, что в разгар скачки он начинал задыхаться и сползал с коня. То, что простительно принцу, непозволительно для императора. У потомка бога нет права на слабость.
* * *
Воинский смотр прошел неплохо. Ашезир даже выдавал воинственные кличи — в груди не спирало, в горле не першило, в носу не щипало. Повезло, что стоял лютый холод, в котором ни одной пылинки не было, даже прошлогодние листья и семена-сережки заиндевели и сосульками застыли на ветках.
Он вернулся во дворец, когда темнота уже несколько часов царила над Шахензи. Думал позвать Хризанту, чтобы вознаградить себя за дневной успех, но понял, что ни на что не способен, даже на развлечения.
Спать. Только спать.
Он не стал противиться усталости: пусть ляжет раньше обычного, зато и встанет раньше и отдохнувшим.
Быстро переодевшись в ночную рубаху, Ашезир отправился в кровать.
Уютная полудрема покачивала на волнах, дневные мысли и тревоги смешивались с сонными видениями… Тело дернулось, будто подскочило на ложе, а сон стал слаще.
Перед взором проносились зеленые травы, цветущие поля, а он не задыхался, мчась за стройной девицей. У нее почему-то были синие волосы. Она бежала легко, едва касаясь земли. Потом вдруг остановилась и затопала. Ашезир уже догнал ее, обхватил… Она же все топала, ударяя пятками о землю.
«Прекрати!» — хотел он крикнуть, но язык не двигался, а стук продолжался.
И продолжался, и продолжался…
Ашезир вскочил, помотал головой.
Какой неприятный сон!
Стук продолжался… Он исходил из смежной комнаты.
Данеска! Ну чего ей надо?!
Ашезир слез с кровати, потер глаза и поплелся к двери. Все-таки дурацкий закон, что император (да и принц тоже) только сам может открыть эту проклятую смежную дверь…
— Данес… — начал он и осекся.
Перед ним стояла не Данеска, а та ее рабыня-прихоть, которая совсем недавно попала ему под руку.
Не дав время возмутиться, девица затараторила:
— Божественный, императрицы до сих пор нет! А она говорила, что к закату вернется! Она с утра ушла… Но никто меня не слушает, ведь с ней охранник! Но императрица всегда возвращалась в обещанное время!
Первым побуждением было отвесить рабыне оплеуху, но слова «всегда возвращалась в обещанное время» заставили передумать. Данеска и впрямь часто бывала несносна, но если обещала быть в определенное время у себя, то была. А тут ночь на дворе… В это время Хинзар уже спит. Значит, она не с ним. Либо с ней что-то случилось, либо она по-глупому попыталась сбежать к брату-любовнику. В любом случае надо выяснить.
— Куда она с утра отправилась?
— Так с принцем куда-то, божественный.
— Ясно, — буркнул Ашезир и захлопнул дверь перед лицом девицы.
Все это чепуха, наверное… Мало ли где Данеска. С нее станется и стоять на летней террасе, смотреть на звезды.
А может, и не чепуха…
Спросить у Хинзара, когда в последний раз видел Данеску?
Нет, пока бесполезно будить мальчишку. Наверняка жена найдется где-то во дворце. Рабыня просто побоялась искать императрицу в столь позднее время. Неспроста же другие слуги, рабы, да и охранники не волнуются.
Размышляя об этом, Ашезир поймал себя на том, что натянул штаны, надел верхнюю рубаху и вот уже вдевает руки в зимний кафтан из толстой шерсти,
Ну ладно, раз уж оделся, надо поискать. То-то смеху будет, когда найдет! Сам же первый и посмеется.
Увы, посмеяться не пришлось. Все, кто видел Данеску, видели ее выходящей из дворца вместе с принцем. Вернулся принц один…
Куда идти? Поискать жену в саду? На подворье? Среди ледяных скульптур, которые ей так нравились? Или сразу спросить у Хинзара?
Но что мальчишка может сказать? Что императрица решила остаться снаружи?
Ашезир подозвал стражника и вместе с ним вышел из дворца.
Мишени, установленные у стены, продырявлены стрелами — ясно, Данеска здесь была, но сейчас ее тут нет. У внешних ворот, ведущих на площадь столицы, ее не видели. Среди ледяных статуй, где нежные любовники прятались от родителей, а изменники — от супругов, тоже.
Еще есть ледяной лабиринт, но там у нее точно блудить не получилось бы: вход туда и выход оттуда охранялись, кто попало ни войти, ни выйти не мог…
Да где же она?! Где?!
Легкая тревога переросла в волнение, волнение — почти в панику.
Ашезир все-таки вошел в ледяной лабиринт — от безысходности.
Стражник освещал путь факелом, хотя в этом не было нужды: тем и великолепен лабиринт, что огни за его стенами проникают сквозь лед, освещая.
Они прошли больше половины туннеля.
Все, хватит, пора обратно. Тут тоже ничего…
— Возвращаемся, — бросил он стражнику.
Тот послушался, развернулся, но вдруг вскрикнул:
— Божественный! Там!
Ашезир обернулся: за поворотом и впрямь что-то темнело. Он шагнул в ту сторону.
Данеска!
Лежит лицом вниз — на ледяном ложе, в окружении ледяных стен. Мертва?
Он позже это выяснит! Нет времени припадать к ее груди или подносить ко рту лезвие кинжала!
— Помоги! — крикнул он стражнику.
Вместе они вынесли Данеску из лабиринта, занесли во дворец, а затем и в покои Ашезира. С теми, кто стоял на охране ледяного туннеля, он разберется позднее, сейчас точно не до того.
— За лекарем, быстро! — крикнул Ашезир и, не дожидаясь ухода стражника, принялся раздевать Данеску.
Заиндевевший, подбитый мехом плащ, несколько слоев теплой шерстяной одежды…
Как она умудрилась замерзнуть?
Не сейчас… Не сейчас об этом думать!
Раздев жену, он бросил у камина суконное одеяло, положил ее на это ложе, затем скинул кафтан, верхнюю рубаху, ботинки и, пнув смежную дверь, распахнул.
Данескина прихоть была там — сидела, прислонившись к кровати, распахнув испуганные глаза.
— Сюда иди. Быстро! — велел Ашезир.
Она послушалась, но как-то несмело.
— Раздевайся! Живо.
В это время Ашезир уже сам разделся.
— Что… вот прямо так?.. А императрица где?..
— Раздевайся, дура! — крикнул Ашезир.
Девка отпрянула. Кажется, даже приготовилась сопротивляться. Уже подмывало самому разорвать на ней одежду и бросить горячее тело к Данеске, но — о чудо! — рабыня наконец уяснила что к чему. Увидела госпожу у камина и тут же стянула свои платья, бросив их здесь же, у ног.
— Со спины укладывайся, — велел Ашезир.
Она улеглась, он тоже. Сверху прикрыл и себя, и жену, и рабыню шерстяным покрывалом.
Теперь жизнь Данески не зависела от лекаря: жена либо отогреется от их с рабыней тел, либо нет. Зато здоровье зависело от него… может быть, зависело. Бедная Данеска! Сначала ее травили, потом Ашезир заставлял ее пить изгоняющие жизнь травы. Теперь она лежала на льду неизвестно сколько времени животом вниз…
Выжила бы… а уж наследников как-нибудь найдут. Только бы выжила! Даже не ради союза с каудихо, а просто так…Не хотелось этой дурочке смерти, да и братишка к ней привязался. И сам Ашезир, если подумать.
Ее тело — ледяное, его — горячее. И тело безымянной рабыни, надо думать, тоже горячее.
Вошел лекарь — русоволосый рябой муж. Язвенную хворь он пережил и, как говорили, сам себя вылечил. Видимо, неспроста считался одним из лучших.
Оглядев их, лекарь хмыкнул, кивнул и уселся на узкую скамью у стены, прижав к груди закрытый деревянной крышкой кувшин. Горячее питье пригодится, если Данеска придет в себя. Только бы пришла…
Ашезир зажмурился, затем открыл веки — и встретил взволнованный взгляд рабыни. Редкий случай, когда невольница так тревожится о едва знакомой госпоже. Видать, Данеска была более чем добра к девке.
— Как тебя зовут? — спросил Ашезир.
— Илианка… — шепнула рабыня, выглянув из-за плеча Данески.
— Милое имя… Только грей императрицу лучше, а то отправишься на потеху воинам.
— Да мне уже все равно, — процедила девка. — Если императрица умрет, я сама убьюсь. Я не собираюсь кончить, как моя мать…
— А что было с твоей матерью? — спросил Ашезир так тихо, чтобы лекарь не разобрал слов.
— То и было: куча воинов. Слишком много их было, вот она и не выжила…
— А ты?
— Что я?
— Ну… воины иногда не слишком разборчивы, им без разницы взрослая женщина или… — Ашезир многозначительно поднял брови.
— А меня тогда один из них продал… за невинность больше монет давали, я уже говорила.
— А, ну да, помню, говорила… — пробормотал Ашезир, чтобы хоть что-то сказать: беды Илианки или ее матери его сейчас не особенно тревожили. — Как императрица со спины? Такая же ледяная?
— Не… Вроде теплее…
— Что же ты молчала? Лекарь!
Тот приблизился.
— Рабыня говорит, — Ашезир вскочил и кивнул на Илианку, — ее тело стало не таким холодным. Может, влить императрице твое питье?
— Пока не очнется, смысла нет, божественный. Все равно не проглотит. Вот если хотя бы пальцем пошевелит, тогда можно попробовать.
— Ладно… — Ашезир рухнул обратно на ложе у камина.
От нечего делать сначала смотрел на короткие оборвавшиеся волоски, которые полукольцами топорщились вокруг головы Данески, потом на темные ресницы рабыни, так часто хлопающие, будто она хотела спать. Может, и впрямь хотела: ночь все-таки. Ашезир и сам едва не засыпал, несмотря на тревогу.
Данеска застонала. Он и рабыня наперебой закричали.
— Очнулась!
— Питье давай!
Лекарь подлетел, приподнял голову Данески и осторожно влил ей в рот горячий напиток. Она сглотнула и сказала: «пить».
Ашезир засмеялся от облегчения.
И рабыня засмеялась.
* * *
Голос Хинзара…
— Догони, ну, догони!
Она побежала на голос.
Золотистый свет струился сквозь полупрозрачные стены ледяного лабиринта, скользил по полу, Данеска видела впереди переливчатый свод и поворот сразу за ним. А потом… потом… Что потом?
— Данеска!
Над ней лицо Ашезира, чуть сбоку лицо Илианки, а выше — потолок.
Почему? Что с ней?
Свод, залитый красивым, но мутным светом… поворот… звонкий голос Хинзара… обрывок фразы: «принц, надо бежать… предатели… надо бежать».
Кажется, в это время Данеска уже лежала, а в голове гудело, скрежетало… Что было дальше? Ничего…
А до этого?
На голову что-то обрушилось, что-то очень-очень тяжелое… Такое, что она, похоже, потеряла сознание…
— Что со мной было? — спросила Данеска.
Ашезир лишь ухмыльнулся и нервно бросил:
— Я думал у тебя это узнать.
— Не помню…
— Ладно, потом вспомнишь. Пей давай!
Рябой муж — лекарь — чуть не насильно заставил ее сделать еще несколько глотков обжигающего питья. Ашезир же выскользнул из-под одеяла и облачился в ночную одежду. То же сделала Илианка. Данеска осталась одна под покрывалом у камина. Бил озноб, но питье все-таки помогало немного согреться.
— Ну что? — спросил Ашезир врачевателя. — Ей что-то грозит?
— Сложно сказать… От холода уже точно не погибнет. Главное, чтобы дыхание не застудила, но то завтра понятно будет.
— А сейчас?
— Сейчас ее нужно в кровать, укутать одеялами — и пусть спит. А я приду ее проведать на рассвете.
— Хорошо. Тогда помоги, перенесем ее на ложе. Туда, — он кивнул в сторону, — на мое ложе.
Ашезир завернул ее в покрывало, как в кокон, затем его и лекаря руки подняли над полом, комната поплыла, Данеска снова едва не потеряла сознание.
Что же было в лабиринте? Игры… крик Хинзара «догоняй». Возглас какого-то мужа: «предательство». Удар по затылку и темнота…
Данеска очнулась от помраченных мыслей и воспоминаний, лишь когда лекарь и Ашезир опустили ее на кровать. Затем врачеватель ушел, оставив кувшин с ядреным питьем. Ушла и Илианка.
— Ну, что было? — снова спросила Данеска, оставшись с Ашезиром наедине.
— Не знаю. Надеюсь, завтра ты оправишься и все вспомнишь, очень надеюсь…
— Нет! — она приподнялась на подушках. — Сейчас! Меня… меня что-то беспокоит… А помню только удар по голове и еще…
— Неудивительно, что беспокоит, — прервал муж и надавил ей на плечо, заставляя улечься обратно. — Похоже, тебя снова пытались убить…
— Похоже… — пробормотала Данеска. — Вот именно, что только «похоже». Хотели бы убить — убили.
— На что ты намекаешь? — Ашезир нахмурился.
— На то! Скорее всего, я просто была помехой! И я слышала, как кто-то говорил Хинзару о каком-то предательстве…
Ашезир по-прежнему хмурился и молчал. Данеска не выдержала и крикнула осипшим, непослушным голосом:
— Твой брат! Ты видел его сегодня?! — по лицу мужа было ясно, что нет. — Ну так иди и проверь! Сдается мне, что целью была не я.
— Но люди видели, как принц возвращался во дворец… Стражники видели…
— Просто или и проверь, дурак, — прошипела Данеска и передразнила: — «Люди сказали». Лучше своими глазами убедись.
На «дурака» он не обиделся — кажется, едва услышал это слово. Зато сильнее нахмурил брови, сжал губы. В его глазах засверкал горячечный огонь.
Не говоря ни слова, Ашезир натянул штаны, кафтан, обувь — и вылетел за дверь.
Данеска честно пыталась дождаться мужа, ведь и она тревожилась за принца, но сон все-таки одолел.
Проснувшись, она первым делом прислушалась к ощущениям: вроде ничего не болит, разве что першит в горле. В остальном же хоть сейчас встань и пляши.
Она поднялась на кровати и тут же уткнулась взглядом в Ашезира. Тот сидел в кресле, уперев локти в колени, а лицо спрятав в ладонях. По-прежнему одет в те штаны и кафтан, в которых уходил… Неужели даже не ложился?
— Эй… — позвала Данеска. — Что с тобой?
Он поднял голову: его веки были воспаленными, побагровевшими, белки глаз покраснели.
— Мой брат… — просипел Ашезир. — Ты была права: он не вернулся в тот день… Это был какой-то мальчишка, одетый в похожую одежду… Мальчишку допросили, но он ничего не знает. Телохранитель Хинзара пропал, твой тоже…
— Что?! — Данеска вскочила с ложа и подлетела к мужу, не обращая внимания, что голышом. Впрочем, его это сейчас тоже не волновало. — Почему ты не разбудил меня?! Ведь я хоть что-то, а успела услышать!