– Нич-чего страшного! – простучала я зубами. Было грустно, так как мне показалось, что Эдвард по какой-то причине разочаровался во мне. – А вы? Вы пожертвовали бы собой ради других?
– Я это делаю с завидной регулярностью, – вдруг как-то горько ухмыльнулся молодой мужчина. – Уже лет пять, наверное. И уже перестал видеть в этом какой-то смысл. Когда не можешь понять, зависит ли что-то от тебя или нет, трудно продолжать что-то делать, принимать решения и идти на риск. Встаешь и идешь, встаешь и идешь. Словно на работу. Рутина, изо дня в день. Чувствуешь себя пешкой в руках Судьбы.
«Пять лет? – удивилась я про себя. – Война Севера и Юга длилась всего четыре года. Видимо, Эдвард говорит о чем-то другом. Какая пешка, какой судьбы? Ради кого он жертвует жизнью, да еще и регулярно?»
– И вы не можете отказаться?
– Вы думаете, нужно? – спросил Эдвард, склонив голову, и казалось, что он снова ждет моего ответа, словно он мог что-то прояснить для него. Но какой вразумительный ответ я могу дать, когда даже не понимаю, о чем он меня спрашивает?
– Я думаю, что вы изначально пошли на это по какой-то причине, так ведь?
– Да, причина была.
– Вы сделали это добровольно?
– Еще как! – снова усмехнулся он.
– Сейчас нет этой причины?
– Есть! – воскликнул Эдвард. – Есть причина!
– Тогда… – начала я, но Эдвард перебил меня, словно я уже ответила на его вопрос:
– Вы правы, Белла! Боже, как же вы правы! Спасибо вам!
Знать бы еще, за что я благодарности удостоилась.
– Вам холодно? – спросил он и снова обнял меня. Обнимая и сейчас, и раньше, он держал меня очень деликатно, не крепко прижимая к себе, но я решила исправить его упущение и прильнула к нему всем телом. То ли ночь была напитана чем-то пьянящим, то ли вот это предчувствие близкой опасности и смерти заставляло меня льнуть к мужскому телу в поисках защиты и покоя, но в тот момент я решила, что это самое правильное решение.
– Белла, – прошептал он. – Вы сумасшедшая. Вы же совсем не знаете меня.
Еще неизвестно, кто из нас сумасшедший. Но, наверное, он и имел ввиду, что это безумие с моей стороны – так доверять незнакомому и странному мужчине.
Я промолчала, а он поднял мое лицо за подбородок и начал целовать. Его губы были мягкими и требовательными одновременно. Его щетина кололась, его пальцы были твердыми, а под моими ладонями яростно билось его сердце. И я подумала, что мне хочется остаться навсегда в объятиях этого мужчины. Настоящего мужчины, который видел и горе, и боль, и смерть, и не один раз стоял на краю гибели. Который шел на подвиг, как на работу, и считал, что жертвовать своей жизнью – обычное дело. В мое время смогу ли я встретить такого мужчину? И смогу ли полюбить своего современника, если перед глазами все время будет возникать образ мужчины из прошлого?
– Белла, ваш брат обязан убить меня за то, что я творю, – прошептал он, отстраняясь от меня и снова начиная улыбаться, отчего его глаза потеплели и заискрились. – А вы должны были оттолкнуть меня и закричать.
– Чтобы сбежались сюда все остальные солдаты? Которые, я думаю, куда менее джентльмены, нежели вы, сэр, – усмехнулась я. – А брата у меня нет, я солгала.
– И почему я не удивлен? – тихо хохотнул Эдвард. – Особа, путешествующая одна и врущая напропалую мужчинам, отстаивающая права женщин и доверяющая сомнительным незнакомцам. Белла, кто вы?
– Не только вы выдаете себя не за того, кто вы есть, – попыталась улыбнуться я.
Он покачал головой.
– Хотел бы я быть не тем, кто я есть. Хотел бы я встретиться с вами при других обстоятельствах. Но я знаю, что этому никогда не бывать…
Боже, как же он был прав!
– … потому что мы пешки в руках Судьбы, – закончила я его предложение.
Это не судьба, это время играет с нами злую шутку. Мы из разных времен, мы из разных пространств. И я не рискну нарушить закон и остаться в прошлом с ним. Да он и не просит. Он словно сразу отказывается от меня, даже не пытаясь дать нам шанс. Я закусила губу и отвернулась.
– Белла? – позвал он хриплым измученным голосом.
И вдруг до меня дошло. Его осунувшийся уставший вид, его бодрствование среди ночи…
– Вы отдали мне свой тюфяк? – обвиняюще воскликнула я.
– Вы сказали это так, словно я убил папу римского, – усмехнулся Эдвард.
– Эдвард, вы… – я просто не находила слов. Он отдает свои деньги матросу за какого-то беспризорника. Он приносит мне свой тюфяк, хотя устал и наверняка долго не спал, не ел, был измотан, находясь в тюрьме для пленных. Он ведет со мной светские разговоры, хотя ему просто хочется закрыть глаза и провалиться в сон. Существуют ли в мое время такие мужчины? Думаю, вымерли как мамонты. Вот как раз в этом тысяча восемьсот шестьдесят пятом.
– Вы сейчас же пойдете и ляжете спать. На своем тюфяке! – безапелляционно заявила я.
– Не обсуждается! – тут же строго ответил Эдвард.
– Я вам не ваша подчиненная! – автоматически ответила я и подумала, что скорей всего так и есть: по своей выправке Эдвард больше походил на офицера, хотя на нем и была солдатская форма. Что же он от меня скрывает?
– Белла, ну вы же не можете подумать, что я могу лечь спать, лишив сна даму?
– Мы ляжем вместе! – заявила я.
– Смелое решение! – усмехнулся Эдвард. – Я, кажется, уже говорил вам, что вы сумасшедшая?
– Ну, так и незачем повторяться! – ответила я. – Как там вы говорили? «Если ничего не изменишь…»
– Вы потрясающая девушка! – тихо проговорил Эдвард, и от его слов у меня замерло сердце. – Хорошо, – после паузы произнес он. – Я ужасно устал, и моя сила воли тает под вашим влиянием, а потому я пойду у вас на поводу.
Мы пробрались в котельную, где все уже спали, и некоторое время каждый неловко пытался уговорить другого лечь первым. Наконец, Эдвард прервал наш спор, растянувшись на грязном тюфяке, и распахнул свои руки:
– Белла, хоть я и произвожу не очень достойное впечатление, вы можете мне доверять. И мне кажется, я чище, чем наше ложе.
Я улеглась рядом с ним, положив голову ему на грудь, и подумала про себя, что я ему, конечно же, доверяю, но, пожалуй, не отказалась бы от его… некоторых вольностей в отношении меня.
Эдвард обнял меня и практически моментально заснул. Джентльмен, черт его возьми.
Я лежала на его груди и думала, что хочу, чтобы этот мужчина выжил. Никогда и ничего я так не желала раньше. Пусть он никогда не будет моим. Пусть он женится на какой-нибудь хорошенькой наивной девушке, которая будет беседовать с ним о погоде и исправно делить с ним постель, производя регулярно на свет детей. Пусть он будет счастлив и проживет свою жизнь, и она будет долгой. И он умрет в своей постели в окружении внуков и правнуков, может быть, иногда вспоминая странную девушку, которую он встретил на пароходе.
– Белла, скоро Мемфис, – услышала я и проснулась.
Рука Эдварда лежала под моей головой, а сам он чуть наклонился надо мной, его глаза цвета морской волны были так близко. Он выглядел отдохнувшим и более жизнерадостным, чем накануне вечером.
– Скоро Мемфис, – снова повторил он. – Вы же сходите здесь?
– Да, – кивнула я.
А что мне еще оставалось?
– Я провожу вас.
– Ну что вы, не стоит беспокоиться. Матушка живет далеко от пристани. Вы не успеете вернуться на пароход, – ответила я и подумала: «А может и пусть он опоздает на пароход?»
Но Эдвард уже возразил:
– Что вы, я и не собирался вам навязываться. Я просто помогу вам спуститься с корабля и найти какую-нибудь повозку, чтобы вы могли добраться до вашего пункта назначения без происшествий. Да и есть у меня подозрение, что матушка ваша – такой же плод вашей фантазии, как и ваш брат.
Я смущенно улыбнулась и ничего не ответила.
Эдвард вышел, сказав, что подождет меня наверху, пока я приведу себя в порядок. Через некоторое время я поднялась на палубу и увидела его стоящим возле борта. Пароход приближался к Мемфису. Я подошла и встала рядом с ним.
– Белла, – начал он и замолчал.
– Да, Эдвард?
Он вдруг обнял меня и поцеловал, повернувшись так, чтобы закрыть своим телом от возможных зрителей на палубе.
Я прильнула к нему, жадно впитывая последние мгновения его близости, но все же не утерпела, и когда он отстранился, лукаво переспросила:
– Опять контузия?
Но Эдвард не рассмеялся в ответ, а вполне серьезно произнес:
– Мы встретились в неудачное время, Белла. Последнее время у меня ощущение, что время никогда не бывает удачным, – он горько усмехнулся своему каламбуру. – Мы вряд ли когда-нибудь увидимся снова. Но я хочу, чтобы вы берегли себя. И будьте счастливы. Пообещайте мне это!
– Быть счастливой не обещаю, потому что от меня это не зависит. Но могу пообещать беречь себя. Это и в моих интересах.
– Хорошо, – кивнул Эдвард и снова склонился ко мне, а я так же бесстыдно подставила губы.
– Пообещайте и вы мне, что будете беречь себя, – сказала я, когда он, наконец, меня отпустил.
– Обещаю! – все так же серьезно ответил Эдвард. – Думаю, могу вам со всей уверенностью сказать, что со мной ничего не случится, раз уж я и в войне не погиб.
Я вздохнула, но ничего на это не ответила. Почти полторы тысячи людей погибнут этой ночью. Почти полторы тысячи солдат, не погибших в войне.
Наконец все слова были сказаны, Эдвард поднял мой саквояж и повел к трапу. Мы спустились и вышли к проезжей части. Мой нечаянный попутчик помог усесться в повозку и долго-долго смотрел мне вслед, пока я не перестала его видеть.
Когда мы проехали несколько кварталов, я велела вознице поворачивать и снова везти меня в порт, только другой дорогой, пообещав заплатить в два раза больше. Тот покосился на меня, но промолчал, услышав названную сумму, и через некоторое время я снова оказалась на пристани Мемфиса.
Забравшись в тот же самый сарайчик, откуда начался вчера мой путь в это пространстве-времени, я переоделась в другую одежду и сделала иную прическу, чтобы издали увидев, Эдвард не мог бы меня сразу узнать. Хотя, думаю, такое ухищрение не сильно бы мне помогло в его отношении. Я, спрятавшись недалеко от парохода, наблюдала за входящими и выходящими пассажирами. Стоянка судна была долгой, так как в трюм загружали мешки с сахаром и полсотни живых свиней, но и она уже подходила к концу. Я нервничала, стараясь выбрать момент, чтобы снова пробраться на «Султану». И вдруг заметила Эдварда, шагающего к трапу парохода. Он медленно поднялся на борт, на самом верху остановился и оглядел пристань Мемфиса, как будто видел ее в последний раз. Я спряталась за какой-то повозкой, боясь, что он увидит меня. Он отвернулся и зашагал в глубину парохода. Дождавшись, когда он скроется из виду, я быстро пошла к кораблю и поднялась на борт. Капитан хмуро взглянул на меня, но не спросил, почему мы с Эдвардом вернулись по одиночке.
Я знала, что этот человек точно погибнет сегодня ночью. Я смотрела на людей, и мне казалось, что у всех у них на лицах лежит печать смерти. Скорей всего, это мое воображение играло со мной, но я чувствовала себя напуганной, маленькой и несчастной. Почему-то вспомнились слова Эдварда: «Я уже перестал видеть в этом какой-то смысл. Когда не можешь понять, зависит ли что-то от тебя или нет, трудно продолжать что-то делать… Чувствуешь себя пешкой в руках Судьбы». Я сейчас тоже не видела смысла в том, что я делала. Я буду смотреть на гибель сотен людей ради того, чтобы снять фильм? Это казалось таким мелким, таким неправильным! Я вспомнила, как мой руководитель говорил мне: «Журналисты во время войны тоже снимали гибель людей, чтобы показать это другим. Чтобы люди владели информацией, понимали, что происходит и больше такого не допускали. Это не менее важное дело, чем взять в руки оружие и пойти убить кого-нибудь». Я должна была проникнуться важностью того, что я делаю, но у меня совершенно не получалось.
Как сомнамбула я направилась к той точке парохода, которая была рассчитана нашими программистами как наиболее безопасная. Осмотрелась, запомнила, а затем снова погрузилась в гущу толпы, продолжая снимать, и снимать, и снимать людей, пароход, все, что меня окружало. Время от времени я видела издали Эдварда. Он уселся на средней палубе прямо на доски, недалеко от борта, уткнулся головой в ладони и так сидел, практически не двигаясь. Иногда он поднимал голову, невидящим взглядом окидывал все вокруг: толпу, пароход, реку, и снова утыкался в ладони. Может быть, он пытался дремать. С одной стороны, такое его поведение было мне на руку, так как я не боялась, что наткнусь на него, и он потребует от меня объяснений. С другой стороны, я отчаянно тревожилась за него, его поведение меня пугало, и я мысленно молила Судьбу, чтобы она позволила Эдварду выжить.