До назначенной временной точки оставалось около получаса. Я лихорадочно носилась почти бегом по палубам парохода, стремясь запечатлеть людей незадолго до их гибели. Многие уже спали, некоторые с удивлением поглядывали на меня. Это уже не имело значения, так как последующие события должны были стереть из памяти выживших людей такую мелочь, как быстро ходившая по пароходу одинокая женщина. Я установила несколько скрытых камер в разных точках судна, где должны были произойти взрывы и обрушения. Камеры были запрограммированы так, чтобы буквально за миллионную долю секунды до того, как огонь доберется до них, они будут перенесены в будущее. Конечно, в расчетах могла крыться ошибка, и некоторые из них наверняка будут утеряны, но большинство смогут запечатлеть катастрофу. За десять минут до взрыва я заняла указанную позицию. Моя камера продолжала снимать в автоматическом режиме, а я думала об Эдварде. Он все так же сидит в позе эмбриона, словно закрывшись от всех? О чем он думает? Думает ли он обо мне? Я ничего не знала о нем, не понимала его, но меня каким-то непостижимым образом волновала его судьба и он сам.
Грохот трех последовательных взрывов оглушил меня. Трубы пароходы рухнули на переднюю палубу, взметнулся огонь, сразу же начавший пожирать сухое дерево корпуса корабля. Вопль ужаса прокатился по толпе. Уцелевшие и раненые ринулись к борту, толкаясь и давя друг друга. Но в ледяной воде Миссисипи у них не было шанса выжить и доплыть до берега, до которого было несколько миль. А у меня был спасательный жилет и прочее оборудование, которое могло помочь мне продержаться некоторое время до момента переноса в будущее.
И тут, глядя на раскиданные обугленные по палубе тела, я приняла решение. Человечество не может быть важнее одной человеческой жизни. Что же это за человечество, если позволяет погибнуть даже одному своему члену, ничего не предпринимая для его спасения? И я рванула на среднюю палубу, где вовсю ревел огонь.
Эдварда не было на том месте, где я его видела последний раз. Как безумная я стала метаться по пароходу, выкрикивая его имя. И вдруг черный от сажи обгоревший янки, тащивший на себе безвольно повисшего товарища, обернулся ко мне, и я узнала Эдварда.
– Ты что… – начал он, но прогоревшая палуба под его ногами провалилась, и он вместе со своей ношей упал и заскользил по наклонной поверхности вниз.
Я закричала от ужаса и попыталась подобраться к нему, понимая, что и сама могу сейчас рухнуть в бушующий огонь. Эдвард каким-то неимоверным усилием зацепился за обломок доски, и пытался подтянуться. Увидев меня, пытающуюся подойти к нему, он закричал:
– Нет, Белла, не смей! Я справлюсь!
Наверное, тревога за меня придала ему сил. Он умудрился подтянуться и выползти на относительно безопасный участок. Затем кое-как поднялся на ноги, и тут как раз я и успела до него добраться. Обхватила его и сразу почувствовала, что его одежда мокрая от крови.
– Какого черта ты тут делаешь? – зарычал он.
– Я солгала тебе, – ответила я, пыхтя от своих попыток помочь ему держаться, так как он, сам не осознавая, навалился на меня. – Я не собиралась выходить в Мемфисе.
– И почему я не удивлен? – пробормотал он.
Вдруг раздался ужасный грохот, и верхняя палуба стала падать прямо на нас. Мы побежали к борту парохода или, точнее, к тому, что от него оставалось. Эдварда задело, он пошатнулся, но все же нашел в себе силы добраться до края корабля.
«Сейчас он должен был погибнуть! – отстраненно думала я, когда обломок каких-то конструкций приземлился ровно на то место, где только что стоял Эдвард. – Я нарушила естественный ход истории». Но я понимала, что случись все еще раз, я поступлю точно так же.
– Ты умеешь плавать? – прохрипел виновник моих нарушений, вглядываясь в черную бурлящую поверхность. – Боюсь, я не смогу тебя поддерживать. Нам надо найти что-то, что поможет нам держаться на воде.
И тут палуба под ногами треснула, и Эдвард толкнул меня за борт, не выпуская моей руки.
Мы глубоко погрузились в воду, но я сразу же отстегнула юбку, которая могла бы утащить своей тяжестью меня на дно, и заработала ногами, чтобы всплыть. Я чувствовала руку Эдварда, чувствовала, что он тоже из последних сил гребет, и у меня росла уверенность, что мы обязательно выживем. Мы вынырнули и принялись хвать ртом воздух, пытаясь отдышаться.
– Белла, зачем ты вернулась? – прохрипел он. – Я же просил тебя беречь себя! Я не прощу себе, если что-то с тобой случится!
– Ничего со мной не случится, – пробормотала я. И отстегнула с талии свернутый спасательный жилет. Кое-как расправив его не поверхности воды, я стала напяливать его на голову Эдварда.
– Нет, – дернулся он и не позволил мне это сделать. Наверное, не понимал, чего я от него хочу, так как таких спасательных жилетов в его время не было.
– Эдвард, со мной будет все в порядке, – пропыхтела я. – Поверь мне. Я скоро исчезну, но ты знай, что я буду жива. Не говори никому обо всех странностях, которым ты был свидетелем. А это спасательный жилет, он поможет тебе держаться на воде. Одень его, пожалуйста!
– Если бы обстановка располагала, я бы наверное, сейчас хохотал до упаду, – вдруг сказал Эдвард, криво усмехаясь и отплевываясь от попадавшей в рот воды. – Так и знал, что с тобой что-то не то! Обещаешь, что с тобой будет все в порядке?
– Да!
– Хорошо, – и он кое-как напялил на себя спасательное средство. Я нажала на клапан, и жилет надулся.
– Постарайся продержаться, – сказала я парню. – Тебе грозит переохлаждение, но ты плыви вон в том направлении, там будут шлюпки. Если тебя быстро найдут, у тебя есть шанс. Пожалуйста, обязательно выживи!
– Я выживу! – серьезно пообещал Эдвард. – И я тебя обязательно найду!
– Вряд ли, – прошептала я, вытирая мокрое то ли от соленой воды, то ли от слез лицо. – Я буду очень далеко.
– Я найду, поверь! – убежденно проговорил Эдвард. – Пусть через много лет, но мы встретимся!
«Слишком много будет между нами лет! – подумала я, уже не сдерживая струек, бегущих из глаз. – Слишком…»
– Скажи, что веришь! – снова сказал мужчина, который стал мне за последние двое суток таким невозможно близким. – Если я даю слово, я его сдержу!
Я знала, что Эдвард искренен в том, что говорил, но откуда ему было знать, как много лет будет разделять нас? Как много веков? И все же я ответила ему:
– Я верю!
И Майк выдернул меня в мое время. Я вернулась ровно в ту секунду, в которую исчезла из моего времени. Постаревшая на двое суток. Постаревшая на целую жизнь.
Я переписала все записи с Эдвардом себе, и отдала в архив только то, что касалось непосредственно гибели судна. И часто потом ночами я смотрела на образ мужчины из прошлого, воскрешая в своей памяти те несколько часов с ним. Он казался почти живым, объемным, реальным, и я каждый раз, забывшись, протягивала руку, чтобы наткнуться на пустоту. Я пыталась найти упоминание о нем, но ни в списках погибших, ни в списках выживших Эдвард Каллен не значился. Не было такого солдата среди освобожденных пленных северян, и он, получается, сказал мне правду: он был не тем, за кого себя выдавал.
Я лишь пыталась надеяться, что он выжил, но точно так же он мог и погибнуть после того, как я покинула его. От переохлаждения, или от потери крови. А то, что нигде в истории не упоминалось о неизвестном спасательном средстве, говорило о том, что Эдвард с моим спасательным жилетом так и не был найден.
Было проведено небольшое разбирательство, но никаких нарушений с моей стороны выявлено не было, стоимость утерянного (как я указала) спасательного жилета вычли из моей стипендии, и я продолжала обучение на своем факультете. Но сама я изменилась. Теперь я считала, что я обязана спасти кого-нибудь в том моменте прошлого, куда меня пошлют, иначе я не смогла бы считать себя человеком. Время – лишь физическая величина, и оно не может быть главнее человеческой жизни. Тем более такой короткой.
Но на следующие практики меня отправляли в более спокойные районы пространства-времени, и свое решение воплотить в жизнь мне так и не удавалось. Я пыталась выбить себе командировку в ближайшие к тысяча восемьсот шестьдесят пятому году районы, надеясь попробовать найти Эдварда в его времени, но мне это не удалось.
Тогда от отчаяния я познакомилась с Джейкобом Блэком, студентом факультета физики времени. Я слышала, что среди ребят-физиков практиковались несанкционированные «путешествия во времени». Студенты конструировали портативные машины и могли перемещаться по потоку времени самостоятельно, без поддержки службы института. Я спросила у Джейкоба, могу ли я попросить кого-нибудь отправить меня в нужный момент прошлого или арендовать чью-нибудь машину времени. Парень только сочувствующе улыбнулся и сказал, что я точно не справлюсь. Даже не все физики могли рискнуть сделать такое.
Тогда я спросила, можно ли с их помощью вытащить человека из прошлого в наше время? Джейкоб нахмурился, но пообещал, что изучит этот вопрос. Итогом был его вердикт: нельзя. Можно было только отправляться в прошлое и возвращаться в свое время. Перемещения в будущее время не удавались, и для человека из прошлого двадцать второй век не мог быть доступен. Джейкоб долго рассуждал, сыпал формулами, которые мне ни о чем не говорили, но главное я поняла: Эдварду никогда не добраться до меня. Оставался один выход: отправиться в прошлое и попытаться найти его там. И остаться с ним, если он, конечно, захочет. Но ведь он мог и не захотеть. Или его вообще уже не было в живых. Да и вряд ли кто-то захочет мне помочь попасть в прошлое.
И вдруг мне пришла в голову одна мысль:
– Джейк, – спросила я, – а почему ты что-то так долго изучал? Нас еще в школе учат, что перемещения в будущее недоступны. А ты как будто считал, что есть… возможность?
Джейк помялся, но все же нехотя ответил:
– Есть. Только об этом не говорят. Наши парни пробивались на пару дней вперед, даже видели себя в будущем. Тех, кто этим занимался, забрали из института. Официально их отчислили, но я думаю, просто засекретили их работу.
Пара дней. Даже если ребята-физики смогут пробиваться в будущее на пару лет, мне это не поможет. Я не смогу вытащить Эдварда на три столетия вперед. Впрочем, может, он еще и не захотел бы этого.
– Сюда бы Эда, – вдруг вздохнул Джейк, – вот он бы смог разобраться. Он просто чертов гений! Только теперь его не сыщешь, где-то затерялся в ткани пространства-времени, уже года три от него не было известий. Вполне возможно, что погиб. Говорят, частые перемещения тяжело сказываются на психике, а еще нарушаются внутренние биологические часы, и время в твоем организме начинает течь неправильно.
– Кого? – холодея от предчувствия спросила я.
– Что «кого»? – не понял Джейкоб.
– Про кого ты говоришь?
– Про Эда. Эдварда Каллена. Он был аспирантом на пространственно-временной кафедре. Профессора пять лет назад зарезали его работу, где он доказывал, что «эффекта бабочки» не существует. Тогда он заявил, что снабдит свою теорию фактами. Сконструировал портативную машину времени и начал прыгать по ткани времени. Три года назад появлялся. Тайком, конечно, чтоб не перехватили. Оставил голографические видео, вычисления и опять исчез. Его данные произвели панику в рядах профессоров, поэтому их сразу же засекретили…
Джейкоб продолжал еще что-то говорить, а я сидела, оглушенная, и только повторяла мысленно: «Он обещал меня найти! Он обещал, что мы встретимся! Он просил верить!» Руки и ноги дрожали от надежды и от страха. Три года не появлялся. Я его видела около полугода назад, но ведь у него время течет иначе. Может быть, его уже несколько лет нет в живых. Но он просил меня верить. И мне ничего не оставалось. Я верила.
***
Прошло два года. Близилась моя дипломная работа. С тех пор мой руководитель не предлагал мне работы в катастрофах, но я решила, что моей дипломной работой будет взрыв башен-близнецов. И я уже знала, что сделаю все возможное, чтобы спасти как можно больше людей из прошлого. Именно в этом я видела свое предназначение, а отнюдь не в фиксировании событий прошлого. Я помнила, как Эдвард вытаскивал человека из огня, я воспроизводила в памяти его слова, и я, наконец, поняла, что он пытался мне сказать тогда, на палубе «Султаны». Каждый день он шел спасать людей. В каждой катастрофе, куда он перемещался с помощью своего временно́го устройства, он рисковал жизнью. Он не знал, имеет ли это смысл, потому что спасти он мог не многих. Но он делал это, как каждодневную работу, снова и снова. Он боялся, что его усилия не стоят выеденного яйца, и не понимал, должен ли продолжать. Именно это пытался он у меня спросить. И я ответила: «Если есть причина…» И теперь я знала, что эта причина есть и будет существовать всегда. Всегда, пока существует человечество. Это причина – жизнь человека.
Я уже не надеялась, что когда-нибудь встречу Эдварда. Слишком много времени прошло и в моем, а особенно в его времени. И я решила, что моя дипломная работа будет маленьким вкладом в его теорию отсутствия «эффекта бабочки».
Я вытащила из горящего здания всего лишь двоих, женщину и мальчика. На большее у меня не хватило ни сил, ни времени. Я не стала вырезать из голографического видео ни одного фрагмента, который явно указывал на мои нарушения основного закона невмешательства.