— Поправится. Я выжила, а она — тем более. Она сильнее меня. Уже иногда в сознание приходит. Еще недели две — и на ноги встанет.
Молодой человек поморщился и неопределенно хмыкнул. Комнату заполняли свинцово-серые сумерки.
— Она не виновата, что убивает их. Правда, не виновата. Как она может справиться с этим, если она даже… Понимаешь, Ваня, она ведь очень добрая, но от нее ничегошеньки не зависит.
— Сколько их уже было?
— Одиннадцать человек.
— Юрка стал бы двенадцатым?
— Да.
Находящаяся без сознания девушка вдруг заметалась по кровати, пытаясь сбросить тяжелое теплое одеяло. Резко приподнялась с подушки. Не открывая глаз, залепетала что-то бессвязное сухими спекшимися губами. Бледное исхудавшее лицо, отливающее синевой, несмотря ни на что, было таким же прекрасным, как раньше. Сестра нежно обняла ее за плечи, взяла со столика стакан с пахучей прозрачной жидкостью и осторожно поднесла к ее губам.
— Пей, птенчик. Все будет хорошо. Ты обязательно выздоровеешь…
Девушка медленно, по капле проглотила пахучую жидкость, на секунду или две приоткрыла глаза, потом расслабленно опустила голову на подушку и, по-детски прижав к себе огромного плюшевого зайца, погрузилась в сон.
— Выздоровеет, и все будет как раньше?
— Наверное, да.
Долгое молчание.
— А когда ты узнала?
— Почти сразу же, как только все это началось. Парень ей рассказывает, что она ему снится. Не просто снится, а… так, как это могу только я. Поговорили мы об этом, поудивлялись, посмеялись. Потом она нас знакомит, — а я его не знаю. Не была я у него, понимаешь? Начала в ее сны потихоньку заглядывать. Вообще-то она мне запрещала, сердилась, но я тогда наврала — не помню, что — и вытребовала право на пару месяцев… Ваня, если бы ты только знал!..
Слова застряли у нее в горле. Некоторое время она сидела, глядя прямо пред собой — на желтый кругленький пуфик. Потом вцепилась ногтями в коленки, с шумом выдохнула и продолжала:
— Я ведь тоже забираю силы у некоторых людей, я тебе говорила. Но я отдаю себе в этом отчет — беру у каждого понемножку, они даже не замечают. А то, что я увидела там… Нет, это словами не передать! Ленка не сама к ним приходит, как это делаю я, а, наоборот, их к себе затягивает. Даже не к себе, а в какой-то особый мир… Не дай Бог никому там побывать! Это у нее нечасто случается — раз в две-три недели, иногда даже раз в месяц… И таких снов она не помнит, это совершенно точно. Или помнит вместо них что-то совершенно другое. Ванечка, она ведь даже не подозревает!..
— Скажи ей об этом.
— Я не могу. В конце концов, я же ей почти всю правду рассказала. Только вину переложила на себя. Снимки показала, заметки — все, что собрала за эти годы. Она раньше даже об их смертях не знала. Думала, что они уезжают, женятся или просто тихо уходят. Я ей письма организовывала, звонки от общих знакомых, иногда даже напрямую внушала, как все якобы было на самом деле. А она переживала, плакала, спрашивала, почему же ей так с мужчинами не везет… Может быть, теперь поосторожнее будет. Ей только всерьез увлекаться человеком нельзя! Особенно если почувствует, что ее к нему каким-то необъяснимым образом тянет. Хотя… как же она без этого сможет!.. — Вита горько усмехнулась. — Она только про двоих знала — один под машину попал, а у второго лейкоз обнаружился. Я тогда еще не успела во всем разобраться. А дальше уже, конечно, скрывать от нее начала. Одиннадцать человек за четыре года. Одиннадцать.
— Славика жалко.
— Всех жалко, Ваня. Юра для меня последней каплей стал. Не смогла больше этого выносить.
— Потому и спасла?
— Потому. И сама чуть не сдохла. И Ленка…
— Слушай, ты же колдунья! Почему ты не можешь…
— Потому что не могу! Я же говорила: она сильнее меня. Единственное, что удалось, — в театральный ее не пустить. Боюсь, что тогда счет на тысячи бы пошел. Она без всякого секса людей бы себе подчиняла так же точно, как тех мальчишек. При таком-то взаимодействии энергий! А может быть, в какой-то момент и осознала бы ту свою вторую личность… или как там это назвать… и наружу бы все выплыло… Представить страшно! Здесь я могла повлиять на события. Ну а в остальном…
В комнате было уже совсем темно. Вита еще раз с жалостью посмотрела на сестру, поправила подушку и встала.
— Пойдем в другую комнату. О ней до завтрашнего утра можно не беспокоиться — будет спать как младенец.
— У тебя сегодня работы не предвидится?
— Нет. — Улыбнулась. — Я пока «на больничном». Хочешь лабораторию посмотреть?
— Как-нибудь потом.
Они осторожно прикрыли дверь. Вита первая скользнула в свою комнату и включила маленький светильник над кроватью.
— Иди сюда.
Несколько минут они стояли друг напротив друга, словно ведя никому не слышный разговор. Потом Ваня подошел почти вплотную и медленно потянул вниз застежку «молнии» на ее платье. Вита завела руки за голову, выгнулась назад и закрыла глаза.
— А ты меня ревновать не будешь?
— К этим твоим… виртуальным?.. Какое мне до них дело! Ты с ними в жизни даже незнакома.
— К тебе еще раз прийти?
— Не надо, Вита. Пойми, ты мне интересна не тем, что ты ведьма. К тому же там у тебя их много, а здесь ты только моя. И у меня нет причин им завидовать. Пусть они завидуют мне. Ведь правда?
— Правда.
Вита повела плечами и высвободила руки из длинных узких рукавов. Платьице сползло на пол. Ваня взял ее на руки, отнес на кровать и, покрывая ее с головы до ног быстрыми, чуть грубоватыми поцелуями, шутливо и в то же время возбужденно прошептал:
— А все-таки с тобой я всегда буду бояться, что когда-нибудь в самый важный момент неожиданно проснусь один в своей кровати…
ЕЖЕДНЕВНИК
11 июня
Позвонить Великанову по поводу заключения контракта с А. П.
В 12.00 — встреча с ребятами из «Ар-са».
В 16.30 — совещание у шефа.
Выяснить, куда пропали документы по «Ст. фор.».
Купить новый органайзер.
14 июня
В 10.00 — планерка.
Целесообразность размещения рекламы в «Обозревателе» —???
До обеда связаться с Гуниным.
Отменить все встречи на завтра с 12 до 14.
Позвонить Людмилке.
16 июня
Купить дискеты.
Настучать по башке Сидорову (опять пропали док-ты по «С. ф.»).
Выдержать головомойку от шефа.
Не забыть о договоренности с А. П.
Уволить домработницу (чашк. и микс. не на месте). Выяснить о старике на углу.
— ДЕВУШКА, ПАЧКУ «МАЛЬБОРО ЛАЙТС», ПОЖАЛУЙСТА.
23 июня
Настроить Windows-98.
Уточнить, в чем претензии «Ар-са».
Найти, наконец, новую домработницу.
Насчет старика —???
(Пожалуй, стоит подробно записать, чтобы разобраться.)
Итак, что мы имеем?
а) Неизвестный старик, ошивающийся около «Рем. обуви». Ошивается недели 2. Смотрит пристально, не враждебно. Именно на меня. Идет следом два квартала, потом отстает, теряется из виду. На вопросы не отвечает, но и не уходит. Милостыню не просит. На бомжа не похож. На сумасшедшего — тоже.
б) Юрка 3. — выяснить о нем ничего не смог (!!!). Наблюдение результатов не дает, в «Рем. об.» ничего не знают, фотопленки неизменно оказываются засвеченными, на видеок-тах непонятный «снег». Человек-невидимка?
в) Вчера забыл купить свежие газеты, вытер лицо полотенцем для рук и оставил невычищенными ботинки.
г) Забыл позвонить А. П.
д) Начали сниться сны.
Итак?
28 июня
Отремонтировать телефон.
Не забыть о планерке.
Старик определенно начал мешать. Не знаю, каким образом, но влияет на мысли и поведение. М. б. конкуренты подослали гипнотизера (маловероят.). Или — родственник, о котором забыл и не помогаю деньгами. Хочет пристыдить? Более вероятно, но — не то. Начал забывать элементарные вещи (крем для бритья, туалетная бумага; выключить на ночь телевизор и т. п.).
Два раза ловил себя на желании надеть старые джинсы, кроссовки, майку и бесцельно бродить по городу. Отвлекаюсь во время работы. Раздражает запах любимого одеколона. Кстати, лицо старика кажется смутно знакомым. Где я мог его видеть?
Попросить Ю. 3. сделать еще одну попытку.
Пораньше лечь спать.
29 июня
Заплатить за квартиру.
Запросить социологов о б. д. г. т.
Созвониться с рекл. службой «Обозревателя».
Завести отдельный блокнот для записи всяких мелочей.
Старик:
Ю. 3. выяснил, наконец, его адрес (дом, куда он уходит каждый вечер). Безрезультатно. Эта развалюха идет на слом, и там давно никто не живет. Раньше жил некто Никонов Павел Семенович 1920 г. р., но переехал к племяннице. Внешне ничего общего с «моим» не имеет. Ребята обещают проникнуть в дом и узнать все окончательно.
Чем меня так притягивают глаза этого старика? Карие, небольшие, немного слезятся. Как будто иголками протыкают. Я его точно где-то видел, но очень давно. Обязательно надо будет вспомнить — как только освобожусь немножко по работе и появится свободное время.
Сегодня удивительно красивый закат. Одновременно золотистый и оранжевый. Особенно потрясающие блики — на перламутровой чашечке в серванте. Не буду включать свет до того, как окончательно сядет солнце. Или даже сходить прогуляться?
Кажется, у меня начал портиться почерк.
1 июля
Юркины ребята отказываются работать со стариком. Вернули задаток. Ничего не объясняя. С этим надо что-то делать!
5 июля
Объяснить шефу причины задержки подписания договора. Предоставить А. П. необходимые документы.
Поздравить Людмилку с днем рождения.
Прекратить поиски новой домработницы (пока что справляюсь).
СТАРИК:
Сам сходил по тому адресу, который раздобыли ребята. Глухо. Если там кто и живет — так только привидения. Стоял с биноклем в подъезде пятиэтажки напротив. В дом никто не заходил и оттуда не выходил. Свет ни в одном окне не загорался. Подошел к этой лачуге, убедился, что двери заперты (по-моему, даже заколочены изнутри). Окна закрашены. Выбить стекло не решился. Плюнул и ушел домой.
Сегодня на улице не выдержал — схватил старика за грудки и потребовал объяснений. До сих пор стыдно. Дедуля стоит как пень, молчит и смотрит немигающими глазами. Кто-то из прохожих хотел вызвать милицию. Плюнул и пошел на работу. Может быть, он правда сумасшедший?
Вечером нарвал для Людмилки тюльпанов на городской клумбе. Почему не купил? Самому непонятно. Стоят в старом графине и пахнут на всю квартиру.
Хочется перед сном перечитать Гумилева.
7 июля
Извиниться перед шефом за ошибки в документации.
Отложить подписание контракта.
Взять в библиотеке что-нибудь из прозы «Серебряного века».
СТ-К:
После того инцидента подошел к нему, извинился и попросил не мешать в работе (идиотизм!). Он улыбнулся, развернулся и ушел. На следующий день почему-то стало страшно, что не застану его утром на прежнем месте. Привык я уже к нему, что ли? Нет, стоял, как всегда. И до работы проводил. Определенно, сумасшедший. Пусть ходит, мне не жалко. Главное, что не буйный.
На выходные поеду за город — с Людмилкой или один. Надо будет попросить у Сани палатку. Надоело сидеть в четырех стенах! Уже лет пять не вижу и не знаю ничего, кроме своей работы, так и у самого, глядишь, крыша съедет. Хочется просто в траве полежать, птиц послушать, ночью у костра посидеть… Не знаю, чего хочется, но поеду — это точно!
— ДЕВУШКА, ПАЧКУ «БОНДА», ПОЖАЛУЙСТА.
12 июля
Объясниться с шефом за сорвавшийся контракт с А. П.
Найти для Сидорова пропавшие результаты социологических опросов.
Вымыть накопившуюся грязную посуду.
СТ-К:
Я начинаю что-то вспоминать, но это так смешно… По-моему, я видел это же лицо на картинке в книжке, которую читал классе в третьем. А потом он мне снился два или три раза. Может быть, с него ту картинку и рисовали? Или с его папаши — книжка вроде была старая. Подойти спросить? Так ведь за идиота примет! Хотя сам-то он… А что за персонаж там, интересно, был изображен? Вот этого уже точно не вспомню!
На работе — сплошные заморочки. Чувствую, не могу больше сидеть за компьютером, кому-то названивать, что-то высчитывать, носить этот чертов костюм. И отпуск — только в середине августа! Завтра приду в контору в джинсах и майке, пусть думают, что хотят.
Электрический чайник сломался. Залез на антресоли, нашел старый — обычный — весь закопченный. Кипячу воду на газовой плите. Смотрю на синеватое пламя и не могу оторваться. Господи, сколько лет этому чайнику?! Кажется, я еще маленьким был, когда мать его купила. Или — похожий? Вот розочка на боку. С зелененьким листиком. Едва видна под слоем сажи. Надо будет помыть и рассмотреть повнимательнее.
А закат сегодня совершенно другой. Ярко-вишневый. Помню вишни у бабушки в саду на Украине. Местами небо — точь-в-точь такое же. Хочется подобраться к облакам и лизнуть языком. Наверное, они на вкус кисло-сладкие. Чуть терпкие.
Как не хочется включать яркий свет. Завтра обязательно куплю настольную лампу.
14 июля
Взять отпуск за свой счет!!!
18 июля
Приходила Людмилка. Сказала, что я становлюсь каким-то не таким. Что ей нравятся сильные и властные мужчины, а я раскис в последнее время — вот-вот стихи начну сочинять или картины писать. Смешно, но когда она стояла перед зеркалом, а солнечные лучи из окна падали прямо на нее, я в самом деле жалел, что я не художник и не могу запечатлеть это чудо на холсте. Ручки тоненькие, как у двенадцатилетней девочки, ноготки розовые, продолговатые (хорошо, что она их не красит), платиновые вьющиеся волосы (хорошо, что она их красит). Тонкие солнечные лучики играют с тонкими женскими волосами и, запутавшись в них, не находя выхода, свивают себе гнездышки среди крупных, спиральками, завитков. Волшебная девочка.
Кажется, ушла недовольная.
Валяюсь на диване, курю прямо в комнате, пепел стряхиваю в пустую мятую пачку.
Как, оказывается, здорово — ничегошеньки не делать! Совсем ничего! Лежать и смотреть в окно, за которым только молочно-голубое небо без единого облачка. В детстве — на каникулах — я проводил так долгие-долгие часы. Одна только разница: тогда получалось ни о чем не думать. Просто смотреть. И слушать равномерное тиканье часов. А сейчас мысли лезут сами собой. Пусть даже не о работе. Все равно. Хоть какие-то мысли да есть. О том же небе, о том же тиканье, о той же Людмилке перед зеркалом…
Тогда мама на кухне варила варенье, чтобы на зиму закатать его в большие трехлитровые банки, и по всей квартире разносился сладкий ягодно-сахарный запах. Когда я, вспотевший, набегавшийся, возвращался с прогулки домой, этот запах встречал уже в подъезде — на третьем этаже. А жили тогда на пятом. И бежишь по лестнице со всех ног, представляя себе вкусные малинные пенки в глубокой тарелке с голубым ободком, которые можно будет съесть прямо сейчас, запивая сладким горячим чаем или ледяным молоком из бело-сине-красного треугольного пакета.
А ведь до сих пор иногда заходишь в подъезд и ощущаешь тот же самый запах. Неудивительно. Варенье варят и сейчас. И компоты. И закатывают их на зиму в трехлитровые банки, которые, наверное, уже не покажутся такими большими. Просто я давно их не видел. И давно не ел варенья. Только немецкий апельсиновый джем из маленьких 200-граммовых баночек с яркими этикетками.
И запиваю я тосты с джемом молоком из «тетрапаков».
Пачка уже полна окурков.
Нет, я не буду вставать.
Я пока что сделаю пепельницу из чайного блюдечка.
А потом его вымою.