Однако, как уже говорилось выше, главной задачей была нейтрализация тех из белоэмигрантских лидеров, которые могли бы объединить и возглавить все действующие в Китае организации. Таким лидером в середине 20-х годов многим казался атаман Анненков, который и стал мишенью очередной спецоперации советских спецслужб.
Борис Владимирович Анненков родился в 1889 году в Волынской губернии. Его отец, отставной полковник, был потомком Ивана Александровича Анненкова, поручика кавалергардского полка, члена петербургского отделения Южного тайного общества декабристов, который сейчас более известен своей романтической женитьбой на дочери французского эмигранта Полине Гебль, получившей разрешение выйти замуж за ссыльнокаторжного и обвенчавшейся с ним в Сибири.
В 1906 году Анненков окончил Одесский кадетский корпус и поступил по вакансии в Московское Александровское военное училище, где проучился два года и был выпущен в чине хорунжего. После окончания училища его в 1908 году направили сначала командиром сотни в 1-й Сибирский полк, а затем перевели в туркестанский город Кокчетав в казачий полк. Во время Первой мировой войны Анненков воевал в рядах 4-го Сибирского полка в должности командира «партизанского» отряда, был награжден Георгиевским оружием и Георгиевским крестом, а также французским орденом Почетного легиона и английской золотой медалью «За храбрость», получил чин сначала есаула, а потом войскового старшины.
После Февральской революции отряд Анненкова был передан в распоряжение штаба Первой армии, где нес комендантскую службу. Когда же к власти пришли большевики, Анненков получил приказ следовать с оружием и амуницией в Омск, где его отряд должен был быть расформирован. Но по прибытию в Омск Анненков и его люди отказались выполнять приказ местного Совета рабочих и солдатских депутатов сдать оружие и разойтись по домам. В своей автобиографии Анненков объясняет это следующими причинами:
«Офицерство оказалось в затруднительном положении. Большинство военных прежде честно служили России, отдавали этому делу свои жизни. С упразднением чинов, званий, с расформированием армии офицеры лишились всяких средств к существованию. Им просто некуда было идти, а потому каждый готов был предложить себя любому, кто давал хоть какую-то возможность служить. Другого ремесла они просто не знали. На этой почве у офицерства усиливалось недовольство Советской властью, и они стали организовываться для борьбы за восстановление своего былого положения».
Как бы там ни было, но Анненков с января 1918 года открыто выступил против советской власти, создав в Омске казачью «Организацию тринадцати», получившую свое название по числу казачьих офицеров, составивших ее ядро. Перейдя на нелегальное положение, он до февраля скрывался в станице Захламино под Омском, а затем со своим отрядом, со временем выросшим до дивизии, воевал в армии Омского правительства адмирала Колчака, который произвел его в чин генерал-майора. Но при этом Анненков всегда сохранял «партизанскую» самостоятельность и часто не подчинялся приказам. Об этом прямо говорит генерал П. Краснов, утверждавший, что отряд Анненкова «шарил по Семиречью, не столько помогая, сколько вредя адмиралу Колчаку».
В частях Анненкова были свои, «атаманские» порядки. Так, вместо обращения «Ваше благородие» было введено слово «брат» (например, брат-атаман, брат-ротный, брат-вахмистр). А вновь прибывшие офицеры первоначально служили нижними чинами, и лишь со временем, достойно показав себя в боях, получали (да и то не всегда) командные должности. Каждый полк Анненкова имел свои отличительные цвета: черные гусары, голубые уланы, атаманский полк, личный конвой, кирасиры и т. д. А на отрядном знамени был изображен череп с костями и надпись: «С нами Бог». Удивляться такому «маскараду» не стоит, поскольку и сам Анненков любил хорошо приодеться, для чего возил за собой большой гардероб и часто появлялся в новом мундире: один день в кирасирском, другой — в лейб-атаманском, на третий — в гусарском или уланском. Кроме того, у него был специальный костюм для приема гражданских лиц.
Действия Анненкова и его подчиненных в отношении большевиков и сочувствующего им местного населения отличались крайней жестокостью. Так, при подавлении антиколчаковского выступления в сентябре 1918 года в Славгородском уезде Омской губернии части под командованием Анненкова только за один день (11 сентября) казнили около 500 человек. А захваченных в селе Черный Дол делегатов созванного восставшими крестьянского уездного съезда (87 человек) и членов созданного этим съездом военно-революционного комитета анненковцы изрубили на площади напротив Народного дома и тут же закопали.
После падения колчаковского правительства Анненков возглавил белогвардейскую Семиречинскую армию, а после поражения последней с небольшим отрядом (около 4 тысяч человек) в марте 1920 года ушел в Синьцзян. Но перед этим он приказал расстрелять тех, кто отказался последовать за ним в эмиграцию. Чтобы ни у кого из читателей не возникло сомнений относительно этого «подвига» Анненкова и его подчиненных, есть смысл процитировать воспоминания белогвардейского офицера А. Новокрещенкова, которые он написал, находясь в Китае:
«Приблизительно в марте, числа 16-19-го, отряд атамана Анненкова под натиском Красной Армии подошел к границе Китая у перевала Сельке. Это место атаман называл „Орлиное гнездо“ и расположился там лагерем с отрядом примерно в 5 тысяч человек. Здесь были полк атамана Анненкова, или Атаманский, Оренбургский полк генерала Дутова, Егерский полк и Маньчжурский при одной батарее и саперном дивизионе. Атаманский полк осуществлял прикрытие отступления отряда. Он же на месте производил суд над идущими на родину партизанами — их просто раздевали и расстреливали или сообщали вооруженным киргизам, что идет такая-то партия и ее надо уничтожить. С отрядом к границе шли семьи некоторых офицеров, как, например, семья заслуженного оренбуржца полковника Луговских, состоявшая из трех дочерей и престарелой жены, жена есаула Мартемьянова и в числе других — жена с 12-летней дочерью вахмистра Петрова-оренбуржца. Всем семьям атаман приказал эвакуироваться в Китай, а сам немедля отдал приказ 1-й сотне Атаманского полка, сотнику Васильеву отдать всех женщин в распоряжение партизан, а мужчин перебить. Как только стали проезжать семейства, то сотник Васильев задерживал их под разными предлогами и отправлял в обоз своей сотни, где уже были любители насилия; полковник Сергеев — начальник гарнизона Сергиполя, Шульга, Ганага и другие. Прибывших женщин раздевали, и они переходили в пьяные компании из рук в руки, и после их рубили в самых невероятных позах.
Из этой клоаки удалось вырваться уже изнасилованной с отрубленной рукой дочери вахмистра, которая прибежала в отряд и все рассказала. Это передали оренбуржцам, попросили их встать на защиту. Полк немедленно вооружился, а командир его Завершенский пошел с Мартемьяновым к атаману и потребовал выдачи виновных. Атаман долго не соглашался, оттягивал время, дабы главный виновник Васильев имел возможность убежать за границу и тем самым замести следы. Но Завершенский под угрозой револьвера заставил атамана выдать преступников. Оренбуржцы арестовали Шульгу, Ганагу и еще трех-четырех человек. Были вызваны добровольцы их порубить. Рубка этих людей происходила на глазах всего отряда. После этой казни полк немедленно снялся и пошел в Китай, не желая оставаться в отряде. Вслед полку анненковцы дали несколько выстрелов из орудий, к счастью, не попавших в цель.
В этой жуткой истории погибла вся семья Луговских, не пожалели 54-летней женщины и 14-летней девочки, не говоря уже про 17- и 19-летних девиц, которые были найдены с разбросанными по сторонам ногами и жутким видом полового органа. Говорили, что эти девицы переходили из рук в руки целого эскадрона и каждый получивший жертву после другого еще более измывался над несчастными. Жена помощника атамана Мартемьянова была найдена с распоротым животом и разодранными ногами. Вещей убитых не нашли, но, как говорили, в личном штабе атамана много золота и серебра с метками погибших. Позднее по приказу генерала Дутова произведи дознание в управлении эмигрантами. Васильева поймали, арестовали, и он погиб голодной смертью в том же Оренбургском полку уже в Китае».
Оказавшись в Китае, Анненков намеревался присоединиться к атаману Семенову. Но китайские власти, знавшие о «подвигах» анненковских партизан и не желавшие их повторения на своей территории, 27 марта 1920 года у пограничного города Джимпань полностью разоружили отряд атамана. И хотя после этого Анненкова покинули многие партизаны, его отряд к июлю все еще насчитывал около 700 человек.
Поэтому губернатор Синьцзяна Ян Цзысян потребовал перевода отряда в Монголию. О том, что произошло дальше, сам Анненков рассказывает следующее:
«Отряду определили путь по Большой Маньчжурской дороге, и мы выступили в октябре 1920 года. Однако по миновании шести переходов по распоряжению того же губернатора отряд остановился. Нам предложили изменить маршрут и двигаться севернее, так называемой караванной дорогой. На пути стоял город-крепость Гучен. В ночь на 25 декабря во время празднования отрядом рождественского сочельника с крепостных стен по нашему расположению был открыт оружейный огонь. Мы понесли некоторые потери. Полковник Размазин по собственной инициативе с сотней вооруженных партизан занял крепость.
Китайцы бежали, бросив всю артиллерию. Наутро была создана русско-китайская комиссия для разбирательства инцидента. И хотя она не выдвинула против нас никаких серьезных обвинений в возникновении конфликта, китайская сторона потребовала, чтобы в дальнейшем отряд двигался четырьмя сравнительно небольшими эшелонами…
Мне же предложили прибыть для переговоров в город Урумчи, и я выехал туда немедленно. В Урумчах меня тотчас арестовали под предлогом невыполнения приказа о разоружении отряда. Арестовали и прибывших семь человек, сопровождавших меня. По требованию китайских властей остатки отрада четырьмя эшелонами продолжили движение на восток».
Но, думается, арест Анненкова властями Синьцзяна был ответом на рождественский сочельник, который его партизаны, привыкшие грабить и насиловать, устроили себе в Гучене.
Что касается «сказок» Анненкова об обстреле его отряда со стен крепости, то им мало кто поверил. Как бы там ни было, но Анненков оказался в тюрьме и пробыл в заключении более трех лет — до февраля 1924 года. И все это время он настойчиво обращался с просьбой о скорейшем освобождении к английским, французским, японским и другим посланникам в Китае, клятвенно заверяя их, что продолжит борьбу с советской властью. С такими же просьбами обращался к посланникам и начальник штаба Анненкова полковник Н. Денисов. При этом он не стеснялся передергивать факты и путать даты, о чем свидетельствует, например, его письмо французскому посланнику в Западном Китае от 20 августа 1921 года:
«Высокопочтенный господин посланник!
…В то время, как Омск и все города Сибири перешли в руки большевиков, армия атамана Анненкова продолжала жестокую и неравную борьбу. И только когда не осталось снарядов и патронов, атаман с остатками своей армии интернировался в Китай 27 марта 1920 года у пограничного китайского городка Джимпань. Все оружие — пушки, пулеметы, винтовки — при переходе границы сданы китайским властям. После того, как все желающие из армии ушли, она переформировалась в отряд и в нем осталось 700 человек. В июле того же года китайскими властями отряду было предложено перейти в Урумчи и далее — в Монголию — Кобдо…
27 марта (sic!) утром выступил эшелон, с которым шел сам атаман Анненков. Пройдя одну версту, эшелон был остановлен, и китайские власти сообщили, что эшелон задерживается по причине вспыхнувших народных волнений в провинции Ганьсу.
Анненкова попросили для переговоров по поводу задержки эшелона в крепость города Гучена. Атаман ничего плохого не подумал, конечно, согласился и уехал. Затем атаману было объявлено, что необходимо поехать в Урумчи для личных переговоров с генерал-губернатором. Атаман согласился и 30 марта уехал в Урумчи, где находится по настоящее время. Я, как старший, остался за атамана отряда. Несколько раз опротестовывал незаконное лишение его свободы, но все напрасно. Ответом на все мои протесты было гробовое молчание. Атаман посажен в тюрьму и охраняется китайскими властями.
К моменту моего вам доклада обстановка такова: 500 человек нашего отрада ушли, как сказано выше, на Пекин, и где они, мне в настоящее время ничего не известно. У них мало денег, совершенно нет медикаментов и на них плохое обмундирование. Со мною в Гучене 150 человек.
Сообщая вам, почтенный посланник, обо всем этом деле, я усердно прошу обратить ваше благосклонное внимание на такой произвол и прошу принять зависящие от вас меры воздействия на китайские власти к защите отрада атамана Анненкова от столь незаконных действий и издевательств над нами в глухой китайской окраине… Я надеюсь, что вы, ваше превосходительство, представитель благородной и прекрасной нашей союзницы Франции, поможете и выручите нас…
Остаюсь искренне вас уважающий и готовый к услугам начальник штаба атамана Анненкова, ныне командующий его отрядом, Генерального штаба полковник Денисов».
В конце концов, под давлением англичан китайцы уступили, и Анненков оказался на свободе. Но за то время, что он провел в тюрьме, его отрад почти полностью распался. Часть партизан ушла в вооруженные формирования, создаваемые белоэмигрантскими организациями, часть присоединилась к атаману Семенову, часть поступила на службу к китайским генералам, ведущим гражданскую войну, часть возвратилась на родину. В результате под началом Анненкова осталось всего 18 человек, с которыми он в мае 1924 года-направился в глубь Китая, где неподалеку от города Ланьчжоу занялся разведением племенных лошадей. Но, обосновавшись в Ланьчжоу, Анненков не собирался отказываться от борьбы с Советской властью. Да и другие лидеры белой эмиграции, зная о его «подвигах» во время Гражданской войны, стремились привлечь атамана на свою сторону. С первых дней пребывания в Ланьчжоу Анненков стал получать письма от различных белоэмигрантских организаций с предложениями вступить в их ряды и начать подготовку военных акций против СССР. С такими же предложениями обращались к нему и представители спецслужб западноевропейских государств. Вот что пишет об этом сам Анненков:
«Из многих личных разговоров с некоторыми английскими и другими иностранными чиновниками я вывел определенное заключение о непримиримости англичан к существованию Советской власти. Об этом, например, прямо мне говорили директор соляных монополий Гансуйской провинции Роберт Герц, провинциальный директор почт англичанин мистер Дуда. С последним я встречался много раз, в том числе у него на квартире, а также в помещении германской духовной миссии, на общих обедах у Гансуйского губернатора. Дуда постоянно отговаривал меня от намерения заняться фермерством и отойти от политики. Он убеждал включиться в активную политическую жизнь».
В начале ноября 1925 года к Анненкову прибыл бывший начальник его личного конвоя Ф. Черкашин, приехавший в Ланьчжоу под видом заготовщика пушнины для английской фирмы. Он передал атаману письмо от начальника штаба белогвардейской группы в войсках китайского маршала Чжан Цзолиня М. Михайлова, бывшего начальника штаба 5-й Сибирской дивизии. В письме Михайлов предлагал Анненкову организовать и возглавить отряд из белоэмигрантов для борьбы с армией китайского генерала Фэн Юйсяна (в то время воевавшего на стороне Народно-революционной армии), с перспективой переключения отряда на действия против СССР.
На предложение Михайлова Анненков ответил согласием и передал Черкашину три письма. В первом, адресованном Михайлову, он писал, что согласен возглавить отряд. «Сбор партизан и их организация, — говорилось в письме, — моя заветная мечта, которая в течении пяти лет не покидала меня… И я с большим удовольствием возьмусь за ее выполнение… Судя по многочисленным письмам, получаемым от партизан, они соберутся по первому призыву… Все это даст надежду собрать значительный отряд верных, смелых и испытанных людей в довольно непродолжительный срок. И этот отрад должен быть одним из кадров, вокруг которых сформируются будущие части».