Во втором письме, адресованном своему бывшему подчиненному П. Иларьеву, служившему при штабе Чжан Цзолиня, Анненков писал, что принял предложение собрать отрад и поручает Иларьеву временно командовать им, так как он сам не может пока открыто этого сделать.
В письме, в частности, говорилось: «Привет, дорогой Павел Дмитриевич! Итак, я хочу собрать свой отрад старых партизан. Думаю, что и ты с теми, кто тебя окружает, соберетесь в нашу славную стаю…
Для того, чтобы я выбрался отсюда (из Ланьчжоу, который контролировал противник Чжан Цзолиня генерал Фэн Юйсян — авт.), нужно добиться того, чтобы мое имя совершенно не упоминалось в причастности к отряду. Лучше наоборот, распускать слухи о моем отказе вступать в дальневосточные организации, о моей перемене фронта».
В третьем письме, адресованном руководителю организации «Богоявленское братство» Д. Казакову, Анненков писал, что отказался от предложения присоединиться к Чжан Цзолиню, так как это повлекло бы за собой его участие в боевых действиях против Фэн Юйсяна. Письмо это было написано для того, чтобы скрыть союз с Чжан Цзолинем и получить возможность со временем беспрепятственно присоединиться к нему.
Однако все три письма Анненкова попали не к адресатам, а сотрудникам советских спецслужб в Китае, пристально наблюдавших за атаманом после его освобождения из тюрьмы. Для этого к Анненкову был подведен сотрудник КРО ОГПУ С. Лихаренко, который выступал под именем С. Яненко, поручика колчаковской армии. В октябре 1925 года Лихаренко прибыл в Шанхай, где, назвавшись представителем нелегальной белогвардейской организации «Соколы», действующей в СССР, вступил в контакт с руководителем «Богоявленского братства» Казаковым. С его помощью он под видом английского корреспондента пекинского отделения «Чайна экономик ревю» Дженкинса посетил Харбин, где встретился с Иларьевым, а затем приехал в Калган.
Получив сведения о намерениях Анненкова вновь включиться в борьбу против СССР, в Москве приняли решение заманить его в ловушку, доставить на советскую территорию и предать суду Операция по поимке Анненкова разрабатывалась при участии начальника ИНО ОГПУ М. Трилиссера, начальника КРО ОГПУ А. Артузова и начальника Разведупра РККА Я. Берзина. Было решено сообщить о намерениях Анненкова Фэн Юйсяну, и, пользуясь тем, что деятельность атамана затрагивает его интересы, попросить пригласить Анненкова к себе якобы для работы, арестовать и выдать советским представителям. Непосредственно в Китае операцией руководили Лихаренко, старший военный советник при штабе Фэн Юйсяна В. Примаков и начальник военной разведки при группе Примакова М. Довгаль.
Фэн Юйсян, зная, что Москва неоднократно требовала выдачи ряда бывших руководителей белогвардейского движения, в том числе и Анненкова, согласился выполнить просьбу Примакова. В марте 1926 года он вызвал Анненкова и Денисова к себе в город Калган под предлогом поступления на службу в его армию. Не желая ссориться с Фэн Юйсяном, Анненков в сопровождении Денисова, которого самовольно произвел в генерал-майоры, отправился в путь. На следствии в Москве Анненков даст по данному поводу такие показания:
«В декабре 1925 года ко мне приехал директор департамента иностранных дел Ченг (от Фэн Юйсяна) с переводчиком, который сообщил мне, что, ввиду имеющихся у них сведений о моих отношений с штабом Чжан Цзолиня, они считают необходимым мой приезд из моего дома в г. Ланьчжоу, очевидно, где бы они могли наблюдать за мной. Через несколько дней я переехал со своими людьми в г. Ланьчжоу, где проживал до 4 марта 1926 года, когда я был вызван к губернатору, где полицмейстер передал мне распоряжение Фэн Юйсяна приехать к нему.
На другой день я вместе с моим начальником штаба Денисовым Николаем Александровичем поехал к Фэн Юйсяну… Прибыв к Фэн Юйсяну, мы были лично им приняты, и я назначен советником при маршале Чжан Шудаяне. Мне был выдан соответствующий документ».
Анненков в сопровождении Денисова прибыл в Калган 20 марта и остановился в одноименной гостинице. В тот же день в Москву была отправлена телеграмма о прибытии атамана к Фэн Юйсяну. Тем временем прибывший накануне в Калган С. Лихаренко встретился с Примаковым, действующим в Китае под именем Лин, и договорился с ним о предстоящем аресте Анненкова. 31 марта Анненкову под предлогом переговоров о дальнейшей службе у Фэн Юйсяна было вручено следующее предписание:
«Атаману Анненкову Б.В. Сегодня старший советник господин Лин прибыл в Калган. Он приказал Вам не выходить из помещения до 16 часов, ожидая его распоряжения о времени переговоров с Вами».
В тот же день Анненков и Денисов были арестованы и перевезены в здание советского представительства. А 10 апреля они были отправлены через Монголию в Москву, куда их доставили 20 апреля. Понимая, что участь его решена, Анненков еще в Калгане согласился сыграть роль «добровольно раскаявшегося» в обмен на человеческое отношение до самого расстрела. В результате этой договоренности 5 апреля 1926 года Анненков написал обращение к советскому правительству, опубликованное 20 апреля в эмигрантской газете «Новая шанхайская жизнь»:
«Я, Борис Анненков, в минувшую гражданскую войну принимал самое деятельное участие в борьбе на стороне белых. Считал большевиков захватчиками власти, неспособными вести народ и страну к благу и процветанию. Суровая трехлетняя борьба кончилась нашим поражением, и мы эмигрировали в Китай. Шесть лет эмиграции были самыми тяжелыми в моей жизни. Потеря своей Родины, сознание своей вины перед людьми, которые верили мне и которых я повел за собой в скитание в Китай, сильно угнетали меня.
Строгий анализ своих прошлых поступков и действий привел меня к выводу, что гражданская война и борьба с советами были глубоким заблуждением, ибо то, что сделала Советская власть после того, как окончила борьбу на всех фронтах, говорит, что она твердо и неуклонно ведет народ к достижению намеченных идеалов…
Сознавая свою огромную вину перед народом и Советской властью, зная, что я не заслуживаю снисхождения за свои прошлые действия, все-таки обращаюсь к Советскому правительству с искренней и чистосердечной просьбой о прощении мне моих глубоких заблуждений и ошибок, сделанных мной в гражданскую войну. Если бы Советская власть дала мне возможность загладить свою вину перед Родиной служением ей на каком угодно поприще, я был бы счастлив отдать все свои силы и жизнь, лишь бы доказать искренность моего заблуждения.
Сознавая свою вину и перед теми людьми, которых я завел в эмиграцию, я прошу Советское правительство, если оно найдет мою просьбу о помиловании меня лично неприемлемой, даровать таковое моим бывшим соратникам, введенным мною в заблуждение и гораздо менее, чем я, виноватым. Каков бы то ни был суров приговор мне Советского правительства, я приму его как справедливое возмездие за свою вину. Атаман Анненков».
Надо отметить, что в дальнейшем обе стороны выполнили взятые на себя обязательства. Об этом свидетельствует записка Анненкова, которую он написал в Москву следователю Владимирову на следующий день после вынесения приговора:
«Глубокоуважаемый тов. Владимиров! Прежде всего позвольте Вас поблагодарить за человеческое отношение, которое вы проявили ко мне за время моего пребывания в Москве во внутренней (внутренняя тюрьма ОГПУ на Лубянке — авт.). Моя глубокая просьба к вам: помогите моим бывшим партизанам Ал. Яркову, Ив. Дуплякину, Леон. Вялову и Пет. Павлейка. Они не виноваты. Их не за что карать. Они шли за мной по молодости… Я много перенес нравственных ударов во время процесса. Прокурор, общественные обвинители говорили все равно как щелкали бичом по лицу. Сейчас легко.
Я отчитался в своих грехах и расплачусь за них своей жизнью. Я должен уйти из жизни и уйду с сознанием того, что я получил по заслугам. Уважающий Вас Борис Анненков. Еще раз прошу о партизанах. 13 августа 1927 г.»
В Москве дело Анненкова и Денисова вели следователь по особо важным делам прокуратуры РСФСР Д. Матрон и уже упомянутый Владимиров. Когда следствие было завершено, их перевезли в Семипалатинск, где состоялся открытый судебный процесс. С 25 июля по 12 августа 1927 года выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР под председательством Мелнгалва, членов Миничева и Мезяка с участием государственного обвинителя Павловского и трех общественных обвинителей, с участием защиты, рассматривала дело Анненкова и Денисова. Было выслушано 90 свидетелей, которые уличили подсудимых в чудовищных преступлениях. Несмотря на старания адвокатов, которые старательно отыскивали оправдательные аргументы практически по каждому вменяемому подсудимым эпизоду, Анненкова и Денисова 12 августа приговорили к смертной казни. Приговор привели в исполнение в Семипалатинске 24 августа 1927 года в 11 часов вечера.
Захват и вывод в СССР Анненкова лишил белоэмигрантские организации в Китае возможного лидера. Кроме того, покаянные письма Анненкова, опубликованные в эмигрантской печати, внесли уныние и немалый раскол в ряды эмигрантов. В результате, как считали в Москве, непосредственная угроза вооруженных нападений на советскую территорию со стороны Маньчжурии и Синьцзяна была отведена. А посему столь успешный опыт было решено перенести в Европу.
Семь выстрелов на улице Расин
Захват атамана Б. Анненкова и открытый процесс над ним посеяли определенные сомнения в умах многих русских эмигрантов не только в Китае, но и в Европе. Кроме того, на Лубянке были уверены, что в результате проводимой с 1922 года КРО ОГПУ операции «Трест» все более-менее значимые русские белоэмигрантские организации, и прежде всего РОВС, находятся под их полным контролем. А вот организации украинских националистов, действующие в Европе, наоборот, вызывали серьезные опасения, особенно, если найдется лидер, который сможет их объединить. Таким лидером из Москвы виделся проживавший в Париже С. Петлюра. И это вполне понятно, поскольку гетман П. Скоропадский не пользовался ни влиянием, ни авторитетом, а Е. Коновалец со своей УВО казался в середине 20-х годов деятелем мелкого масштаба.
Симон Васильевич Петлюра родился 10 мая 1879 года в Полтаве в семье мещан, происходившей из казаков. После школы он продолжил образование в Полтавской духовной семинарии, где вступил в политический кружок, который вскоре стал ядром Полтавской организации Революционной украинской партии (РУП). Однако в 1901 году Петлюру за революционную деятельность и членство в РУП из семинарии отчислили, и он был вынужден перейти на нелегальное положение. В 1903 году Петлюра был арестован полицией, но на следующий год вышел на свободу и продолжил партийную работу в РУП.
Первую мировую войну Петлюра встретил в Москве, где трудился бухгалтером в страховом обществе «Россия». Почти сразу после начала войны он опубликовал воззвание «Война и украинцы», в котором писал, что украинцы «выполнят долг граждан России в это тяжелое время до конца», и призывал военное командование к «толерантному отношению к украинскому населению Австро-Венгрии как части национального украинского целого, связанного с Россией».
После Февральской революции и образования на Украине Центральной Рады Украинской народной республики (УНР) Петлюра возглавил ее Военный комитет и объявил своей задачей немедленную украинизацию армии по территориальному принципу. Правда, деятельность Петлюры не шла дальше украинизации частей российской армии, находившихся на Украине, так как он не желал обострять отношения с Временным правительством. Но после Октябрьской революции и образования в декабре 1917 года в Харькове Советского правительства Украины Петлюра объявил себя сторонником независимости страны и непримиримым противником большевиков. При этом он утверждал, что «большевики готовят Украинской Народной республике удар в спину, они сосредотачивают свое войско на Волыни, в Гомеле и Брянске, чтобы идти походом на Украину».
В январе 1918 года отряды под командованием Петлюры сыграли решающую роль в подавлении большевистского восстания в Киеве. Однако будучи разбитым под Кругами и Киевом войсками Муравьева, Петлюра отступил на Западную Украину, где вскоре вступил в союз с немцами, начавшими оккупацию отошедшей им по Брестскому миру территории России. В 1925 году, оправдывая этот свой шаг, Петлюра писал:
«Нужно только одного не забывать: если бы Центральная Рада и не позвала бы немцев, то они бы сами пришли к нам. Немцы тогда были очень большой силой. И поскольку они очень хорошо знали, что фронта уже нет, а на Украине тоже нет ни большого дисциплинированного войска, ни твердой власти, то им дорога к нам будет свободной: никто не остановит».
После переворота, осуществленного гетманом Скоропадским в апреле 1918 года, ликвидации УНР и образования Украинской державы Петлюра был арестован. Однако в ноябре ему удалось вырваться на свободу, после чего он отправился в Белую Церковь, где поднял восстание против Скоропадского. В декабре войска Скоропадского были разгромлены, а Петлюра был избран сначала членом, а потом Главой Директории восстановленной Украинской Народной республики. Но как политический лидер и главнокомандующий армией УНР Петлюра в конце концов потерпел поражение. Его отрады были биты и красными, и белыми, и даже батькой Махно. Но зато петлюровцы прославились еврейскими погромами. По подсчетам историков, этих погромов «славные» бойцы Петлюры устроили более двухсот. Стоит отметить, что когда в 1919 году еврейская делегация из Житомира и Бердичева обратилась к Петлюре с просьбой остановить погромы, его атаманы Палиенко и Ковенко сказали: «Люди, на которых вы жалуетесь, составляют гордость Украины». А сам Петлюра на такую же просьбу другой, нееврейской делегации, состоявшей из социал-демократов, ответил: «Не ссорьте меня с моей армией!»
Во время советско-польской войны остатки армии Петлюры присоединились к польским войскам. А после подписания в октябре 1920 года договора о перемирии Петлюра и члены правительства УНР эмигрировали в Польшу. О деятельности в Польше петлюровского правительства Украинской народной республики и других организаций, в том числе «Центрального штаба» под командованием Ю. Тютюнника, уже говорилось выше. Стоит только повторить, что в октябре 1921 года правительство Польши под нажимом Москвы было вынуждено выдворить Петлюру и рад других антисоветских деятелей за пределы страны. В результате он был вынужден перебраться в Будапешт, оттуда — в Вену, а с осени 1924 года обосновался в Париже, в Латинском квартале, близ Сорбонны, на улице Тенар.
Во Франции Петлюра жил весьма скромно. Снимал две комнаты: в одной жил сам, а в другой — его жена Ольга Афанасьевна и дочь Леся. Но такая показная скромность вовсе не означала, что он потерял свое влияние среди украинских эмигрантов или прекратил антисоветскую деятельность. Так, в апреле 1922 года во время проведения Генуэзской конференции советская разведка получила сведения о подготовке украинскими националистами террористических актов против членов советской делегации. В частности, была перехвачена переписка по этому вопросу между Петлюрой и В. Шульгиным. Своевременная и точная информация, представленная разведкой советскому руководству, помогла предотвратить готовящиеся теракты. Разумеется, такая активность Петлюры не могла оставаться без внимания со стороны советских спецслужб. В Париже за ним было установлено наблюдение, которое осуществляли агенты из числа украинцев-сменовеховцев, сочувствующих большевикам. Руководили ими секретарь сменовеховцев Норич-Дзиковски и А. Галип, бывший политический деятель УНР и один из лидеров общества «Молодая Украина». А после приезда в Париж Михаила Володина это наблюдение резко активизировалось.
К сожалению о Володине, одной из основных фигур в деле об убийстве Петлюры, сведений крайне мало. Достоверно известно, что после Октябрьской революции он возглавлял организацию так называемого Союза эсеров-максималистов на Дальнем Востоке. Эта лево-народническая группа широко практиковала индивидуальный террор, а сам Володин якобы организовал и провел на Дальнем Востоке в 1920 году ряд террористических актов. Впрочем, сам Володин утверждал, что лишь руководил профсоюзной организацией. В конце 1920 года Володин неизвестно как оказался в Чехии, откуда перебрался во Львов, где завел знакомство с «москвофилами», попутно занимаясь большевистской агитацией среди солдат УНР. Затем его следы обнаруживаются в Закарпатской Украине, а потом снова в Праге, где по некоторым данным он выполнял роль связника между советским полпредством и местными коммунистами. В 1922 году за участие в рабочих беспорядках в Кладно под Прагой он был выслан из Чехословакии и переехал в Германию.