Ему вспомнилась старая песня: Правь, Империя, Империя, правь звездами.
— Но, адмирал, — проговорил он, — разве не правда, что у вас таких кораблей осталось немного?
— Правда, — со вздохом ответил Арчер, — по крайней мере, не так много, как хотелось бы. И это все потому, что роботы Диадемы уже сто лет бастуют, требуя признания за ними статуса разумных. В результате верфи Звездного флота встали, ни одного нового корабля с той поры не построено. Если забастовка прекратится, мы начнем восполнять потери. — Он пожал плечами и повел рукой вокруг. — Первоначально эти пушки предназначались для роботизированной команды, рассчитаны на их быструю реакцию, поэтому сейчас довольно ненадежны. Впрочем, животные с ними неплохо управляются. Верность чудеса творит.
— Невероятно, — возмутился Магрум. — Если вы терпите такие лишения, почему бы просто не предоставить роботам статус разумных?
Арчер бесстрастно взглянул на него.
— Империя ни к чему не позволит себя принудить, — ответил он спокойно. — Вы предлагаете Имперскому Совету облечь статусом конституционного утверждение, которое, вероятно, не имеет ничего общего с истиной, а мы такого не потерпим. Если разумность машин будет доказана философски, другое дело.
Магрума снова обуяло чувство нереальности происходящего.
— И даже если это приведет Империю к падению? — потребовал он. — Позвольте вам кое о чем рассказать. Да будет вам известно, что у нас на Алаксисе, по соображениям равно практическим и жизненно важным, все политики, избранные представители регионов, наделяются искусственным интеллектом, независимо от ступени власти. Истина не имеет к этому никакого отношения.
— Вот поэтому вам и нужна Империя, — сказал Арчер. — Империя спасает вас от вашего собственного варварства.
Арчер наведался примерно на четверть подчиненных ему кораблей, прежде чем на Десятой эскадре прозвучал сигнал тревоги. Он застиг адмирала врасплох; флот повстанцев приближался быстрее ожидаемого.
Он как раз вернулся на Знаменосец немного отдохнуть, рассчитывая потом продолжить инспекцию. Когда ворвался Арктус с новостями, адмирал отставил колбу с варевом на основе каннабиноидов, из которой прихлебывал, и снял диадему, посылавшую в его мозг через бровь расслабляющие кортикальные импульсы.
— Это точная оценка расстояния? — спросил он, пробежав взглядом данные.
Слон неуверенно покрутил хоботом.
— На таком расстоянии она обычно надежна. Около десяти световых лет.
— Обычно. Но не всегда.
— Тем не менее, адмирал, я предложил бы вам без промедления переместиться на мостик, — кончик хобота Арктуса вопросительно изогнулся в воздухе.
— Да, придется, — резко согласился Арчер, надеясь, что слон не сочтет его реакцию признаком испуга. Однако, даже несмотря на гашиш и диадему, он начинал чувствовать внутреннее напряжение. Ранние оценки показывали, что флотилия повстанцев велика, и ему предстоял первый серьезный бой в космосе.
Он встал, нахлобучил на голову боевую адмиральскую фуражку с гребнем и кивнул Арктусу.
Они направились к двери справа. Мостик представлял собой не столько физическую, сколько голографическую локацию — средоточие коммуникационной нейросети, опутавшей весь флот. Арчер вошел, и у него создалось впечатление палаты совета, где вокруг центрального бассейна были расставлены кресла, кушетки и диванчики. В бассейне маячили смутные образы.
Груверт, исполняющий обязанности старшего артиллериста, уже растянулся на длинном матрасообразном диване и возбужденно сопел. Напротив свиньи по другую сторону бассейна, хмурясь в беспокойстве, сидела молодая женщина с искусственно состаренным лицом и ёжиком серо-голубых волос: старший навигатор.
Остальные офицеры флотского командования возникали на своих местах вокруг бассейна, время от времени исчезая, когда внимание их куда-то отвлекалось, и появляясь снова. Арчер уселся на адмиральский трон. Арктус занял место рядом.
— Давай данные, Арктус, — приказал Арчер.
Бассейн у его ног ненадолго просветлел, а затем в нем проявились размытые точки. Это были вражеские корабли, местоположение которых определялось из ранее предъявленных Арктусом Арчеру данных сканирования. Рядом с каждой точкой возникли цифры расстояния, затем и они поблекли, размылись и заколыхались, будто от неуверенности в себе.
Арчер вздохнул. Сомнения, высказанные им слону, основывались на известной технической трудности, обойти которую имперцы пока так и не сумели: проблеме связи с фитоловым кораблем. Но как иначе поддерживать связь с отдаленными мирами Империи, как не посредством таких кораблей?
Это было возможно, и это реализовали, но в определенных пределах. Существовал природный феномен, распространявшийся практически мгновенно по сравнению с неторопливым светом, но так решалась, образно говоря, лишь половина задачи. Основная сила природы, линейное отталкивание между всеми частицами, проявляла себя реальным перемещением только между очень далекими объектами, в масштабах галактик. Скорость этого расталкивания равнялась световой. Однако открытие линий отталкивания разрешило лишь одну из старых загадок физики: проблему ньютоновского действия на расстоянии. Предполагалось, что существует компонент линии, способный одновременно «информировать» каждую из двух частиц на ее концах о существовании другой, об отталкивании, ею производимом.
В конце концов его удалось идентифицировать. Он получил название «ведущего тона». На него оказывал воздействие фитоловый генератор, и поскольку время реакции его было пренебрежимо мало по всей длине, через вибрирующее фитоловое поле стало возможным передавать информацию. Сходным образом можно было построить радар, действующий в диапазоне световых лет.
Однако в отрыве от линии ведущий тон не существовал. Казалось, это фокус природы, не вполне способный превозмочь обычные ограничения на распространение информации. Любые передаваемые с его помощью данные оказывались неполными. Сообщения, содержавшие значительный объем информации, доходили искаженными или двусмысленными. Аналогичная ненадежность была присуща и радару.
Казалось, что принцип, некогда возведенный в основание физики — невозможность сверхсветовой передачи сообщений, — наносит ответный удар. Чем ближе противник, тем надежнее оценка боевой мощи эскорианского флота — но чем ближе противник, тем менее полезна такая оценка.
— По численности ничего, Арктус? — ворчливо поинтересовался он.
Арктус ответил не сразу. Он общался с радарным расчетом через мозговой имплант. По его просьбе сканеристы пожертвовали оптимизацией оценки расстояния, попытавшись уточнить численность вражеского флота. Точки размылись, расползлись до пятен и исчезли.
— Возможно, до двухсот кораблей, — доложил слон с бесстрастной вежливостью.
— Двести кораблей? — повторил недоверчиво капитан авангардного корабля. — Как им удалось собрать такую армаду втайне от нас?
— Боюсь, что это было довольно несложно, — фаталистически хрюкнул Груверт. — Основная ошибка Империи — склонность к бездействию. Ну что ж, посмотрим, хватит ли у нас еще сил раздавить мятеж!
— Через несколько минут данные можно будет уточнить, адмирал, — заметил Арктус. — Они быстро приближаются.
— Ладно. Извините, я пока отлучусь.
Телесно Арчер не перемещался. Он произвел последнюю быструю инспекцию своего флагмана, пользуясь усиленным режимом ментального доступа на мостике.
Он незримым духом порхал от одной точки контакта к другой, ненадолго задерживаясь оценить ситуацию. Наконец наведался к пушкарям: Знаменосец нес двадцать восемь пушек, больше, чем какой бы то ни было корабль эскадры. Команда разношерстная: животные, дети, пара взрослых людей. Четырнадцатая турель полностью обслуживалась детьми, не достигшими десяти лет — от желающих завербоваться на воинскую службу в этом возрасте не было отбоя; еще две турели — животными под командованием ребенка-офицера не старше.
Арчер не сомневался в эффективности юных артиллеристов. Их превосходно натренировали, они знали, как выжимать максимум из доверенных орудий. И, что еще важнее, они пылали энтузиазмом.
Он почти закончил беглую инспекцию флагмана, когда в его ухе ожил голос, призывающий вернуться на мостик.
— Они близко, адмирал, — пробормотал Арктус необычно напряженным для себя тоном. — Взгляните!
В бассейне Арчеру предстал боевой корабль мятежников; радарное сканирование достигло качества, адекватного визуальному. Очевидно, судно переоборудовали из пассажирского лайнера. Теперь на нем летели не только пассажиры; элегантный корпус усеяли уродливые металлические шишаки, принайтовленные грубо и в явной спешке, и эти эскарповые казематы подозрительно смахивали на боевые платформы пушек Знаменосца.
Кто-то из офицеров не сдержал изумленного вздоха. Значит, у повстанцев фитоловые пушки. Арчера шокировал сам факт постройки таких пушек за пределами Диадемы — если, разумеется, их каким-нибудь маловероятным образом оттуда не похитили. Он полагал, раз эскорианцы выбрали курс на столкновение, значит, у них только ближнебойные орудия.
— Сближаемся на радиус поражения, — предложил Арктус.
— Хорошо, — ответил Арчер. — По моему сигналу — залп.
— К залпу готовьсь! — тут же взвизгнул Груверт.
— Боевой режим, — произнес Арчер.
Бассейн, мостик и все вокруг исчезло: началась настоящая битва. Арчер с офицерами внезапно очутились в кажущейся пустоте, в боевом пространстве, уподобившись бесплотным духам, и могли теперь напрямую наблюдать некоторые элементы конфликта.
В действительности пространство это насчитывало два уровня. Один, обычный, трехмерный, соответствовал арене сражения. Другой имел информационную природу. Командование реагировало на события битвы, погружаясь в сеть данных, шунтировавшую неустанный поток боевых докладов.
Обычный язык в таких обстоятельствах обессмысливался, постепенно, в течение минут, уступая место боевому: изобиловавшей аббревиатурами и синкопами форме речи, лучше приспособленной к передаче информации и команд в темпе машинных переговоров.
Первые слова, эхом зазвеневшие в пустоте, принадлежали свинье, старшему артиллеристу Арчера.
— Два попадания! — взвизгнул Груверт. — Впереди и справа, адмирал! — И добавил обычным голосом: — Кажется, вражеские пушки наводятся на нас.
Арчер ожидал большего от первого обмена залпами. Он теперь четко видел эскорианский флот. Эскадра повстанцев раскинулась прямо впереди. Один крупный корабль и другой, поменьше, стали искрящимися туманностями: так в боевом режиме показывался распад корабля после попадания тритиевой боеголовки.
Арчер гаркнул приказы.
— Раз — второй залп! Два — чаша! Три — СА, направляйте огонь.
Он шел на просчитанный риск, втягиваясь в открытый обмен залпами. Стратегические пособия рекомендовали флоту перестроиться чашей сразу после первого залпа. Но пока корабли сбиты в единый крупный фитоловый пузырь, дальнобойность пушек выше, и Арчер надеялся, что у эскорианцев она в таком режиме все еще уступает имперской. Он рассчитывал, что мятежники еще не успели отработать тактику слияния фитоловых пузырей.
Ставка сыграла, но на тоненького, учитывая скорость встречного полета двух флотилий. Он заметил недолговечный фейерверк боеголовок, разорвавшихся в тесной близости от эскорианских кораблей; еще три судна повстанцев затуманило. Эскорианцы открыли ответный огонь; их пушки были не так дальнобойны, и снаряды тормозились ниже световой скорости, не успевая долететь десятой доли светового года.
Тем временем суда Десятого Флота покидали привычный фитоловый пузырь, проявляясь оттуда, словно капельки масла на воде, пока пузырь не сдулся в мгновение ока. При этом корабли значительно потеряли в скорости и маневренности, но ни один адмирал не стал бы подвергать свою флотилию риску такого стеснения в бою. Они перестраивались чашей — рассредоточивались в обширной вогнутой формации, удерживая врага как можно ближе к ее фокусу. Авангардные корабли флота начали в ураганном темпе поливать огнем выбранные цели.
Арчер удовлетворенно наблюдал хаос в рядах эскорианцев, но вскоре быстрое расхождение кораблей мятежников лишило эффективности формацию чаши и фокуса. Он ждал, какой план выберут повстанцы, и с сожалением предчувствовал, что прибегнут они, вероятно, к оптимальному в их положении способу — то бишь обойдутся вообще без стратегии. Это было не лишено смысла. Мятежники не располагали ни боевым опытом кораблей Диадемы, ни доступом к ее многовековым архивам по тактике и стратегии. Они не пытались перещеголять профессионалов, но старались раздавить любую тактику врага в зародыше, посеяв управляемый хаос. Корабли повстанцев порскнули во все стороны, продолжая отстреливаться. Чаша Десятого Флота деформировалась и выгнулась, две флотилии слились и перешли к сражению кораблей.
Такая ситуация была худшим кошмаром офицеров на мостике. Арчера в особенности раздражала вынужденная примитивность собственных действий как военачальника, ведь он теперь только и мог, что высматривать группы мятежников, стремящиеся окружить, отсечь и разгромить одиночный имперский корабль.
Не прекращали поступать доклады, наполняя боевое пространство мостика фейерверком сгорающих в пламени сражения мотыльков; Арчер быстро сообразил, что посеянная эскорианцами суматоха до некоторой степени нивелирует огневое превосходство Десятой эскадры и позволяет давить имперцев массой. Более того, мятежники сумели подобраться на расстояние, где становились эффективны системы оружия, разрешенные к использованию на вассальных мирах; электромагнитные лучи внутризвездных температур и прочнее стали, трясучки — разновидность фитоловой технологии, позволявшая разрушать твердую материю квантовым резонансом, — и, само собой, бесконечно разнообразные самонаводящиеся субсветовые боеголовки, смертельно опасные при стычках в тесноте считанных световых минут.
Старший навигатор тревожно вскрикнула:
— Адмирал, теряем управление! Рассеиваемся!
От напряжения она даже позабыла про боевой язык.
— Область боя теперь превосходит дальность пушек, — хрюкнул, соглашаясь, Груверт.
Арчер еще несколько минут назад осознал эту опасность: у врагов появилось очередное преимущество. Он приказал СН временно выйти из боя и отдал команду всем кораблям сблизиться для перегруппировки. Он полагал, что, пока они придерживаются тактически проверенного репертуара боевых формаций прежних битв, победа в конечном счете неизбежна.
Однако было похоже, что на эскорианской стороне кто-то пришел к аналогичному выводу. СН без труда сузила боевой периметр, но выгнать врага из сердцевины флота не сумела. Куда ни следовали корабли Арчера, эскорианцы утягивались за ними, наседали, уравниваясь с ними в скоростях, мешая принять галактическую формацию и слить пузыри. Две эскадры бесцельно заметались по сектору Эскории, от звезды к звезде, плюясь друг в друга яростными энергетическими импульсами.
Вдруг воссияла ослепляющая вспышка пурпурного света, и боевое пространство мостика исчезло. Вернулось обычное освещение. Арчер обнаружил себя на троне, в компании одних только офицеров флагмана.
Он сидел и моргал. Даже бассейн отключился.
Спустя мгновение доложила девушка-офицер, занятая оценкой потерь:
— В нас почти попали. Рецепторы боевого режима на корпусе уничтожены.
— А остальные?
Офицер помолчала.
— Остальные системы коммуникации работают нормально.
— И орудия тоже, — сообщил Груверт. — Какой-то Симплексом забытый грузовоз, который они переделали в боевой корабль, дал залп и почти попал в нас. Так, захват работает, проверка пушек… — Он умолк, глазки остекленели в сосредоточенности.
— Есть шансы восстановить связь? — спросил Арчер у девушки-офицера. Та покачала головой.
Голографический мостик стал бесполезен, поскольку подключение к сенсорной сети флота, необходимое для боевого режима, выжгло взрывом.