Мужчина, так и не обнажив клинок, вглядывается в колдунью на протяжении нескольких томительно-опасных мгновений, затем выплёвывает какую-то фразу, разворачивается и уходит прочь от реки. Теперь я вижу его лицо — оно застыло как маска, но во взгляде плещется бешенство. Он проходит мимо меня, и окно, через которое я наблюдал их ссору, покрывается ледяной узорчатой сканью, теряет прозрачность, отгораживает солнечный берег от полутёмной комнаты, в которой горит свеча…
— Вы увидели то, что требовалось?
Голос гадалки звучит размеренно и спокойно; она смотрит на меня выжидающе. Я мысленно отдаю ей должное — видения были реалистичными и объёмными; если это и шарлатанство, то очень качественное, с использованием чар. Теперь, по законам жанра, должно последовать толкование.
— Я не понял, что мне было показано. Чьё-то выяснение отношений, колдовство из легенд… В чём смысл?
— Не спрашивайте меня. Картины открылись вам одному, мне они недоступны. Знаю только, что это был какой-то момент из прошлого.
— Допустим. Но как это поможет в поисках тех, кого мы условились называть людьми-осколками? Поясните.
— Прошлое прорастает в настоящее. Если вы что-то видели, значит, именно это вам сейчас нужно. Но вы сами должны понять, как это использовать. Карту, кстати, можете взять с собой, отпечаток на ней остался.
Я снова ощущаю досаду: гипотетический шанс на то, что мне всё-таки скажут нечто конкретное, улетучился окончательно. Что ж, отрицательный результат — тоже результат. В любом случае, я правильно сделал, что не стал откладывать приезд сюда на потом; теперь можно поставить галочку и со спокойной совестью искать подсказки где-то ещё. Понять бы только, где именно…
— Сколько с меня за сеанс, сударыня?
— Лишнего не возьму, сударь, вы уж не беспокойтесь, — её речь опять ускоряется, наполняется шелухой. — Вы человек серьёзный, сразу понятно. По-хорошему бы — все семьдесят, но вам скидочку сделаю. Пятьдесят.
— Сколько?!
— Что ж вы хотели, сударь? Я, сами видите, даже постарше вас буду, мне сеансы тяжко даются. А у вас — не какой-нибудь пустячок, в прошлое пришлось заглянуть, да не на один год. Я, может, теперь до вечера никого больше принять не смогу. Колоду, опять же, новую покупать — эту-то уже не используешь…
Старушонка смотрит на меня невинными глазками. Я, восхитившись её простодушной наглостью, достаю два четвертных из бумажника, кладу их на столик и собираюсь выйти, но она меня останавливает:
— Карту-то прихватите, лишней не будет.
Пожав плечами, беру картонный прямоугольник с нарисованной дамой и покидаю приют гадалки. Пребывание в душной комнате меня утомило; впрочем, я вообще сомневаюсь, что на свете остался хоть какой-то вид деятельности, способный придать мне бодрости и наполнить энтузиазмом. Единственное, чего я сейчас желаю, — поскорей вернуться домой.
Взгромоздившись в коляску и отдав распоряжение кучеру, вновь пытаюсь логически рассуждать, но мысли едва ворочаются; мозг вот-вот заскрипит как ржавый несмазанный механизм. Поездка длится невыносимо долго, будто улицы растянулись в длину, желая меня помучить; когда мы наконец прибываем, поспешно ковыляю к крыльцу, поднимаюсь в спальню и, содрав с себя сюртук, валюсь на постель. Какое-то время просто лежу, уставившись в потолок, но шорох возобновившегося дождя меня убаюкивает, и я проваливаюсь в полусон-полудрёму.
Блаженная серость без сновидений.
Рано или поздно, однако, приходится возвращаться — моё забытьё прерывается стуком в дверь, и в комнату заглядывает Полина:
— Александр? Надеюсь, ты уже отдохнул.
Спальни у нас раздельные, и сейчас я, осоловевший, никак не могу понять, что ей понадобилось на моей территории; таращусь недоуменно. Супруга, так и не дождавшись ответа, продолжает:
— Ты не забыл наш утренний разговор?
— Чего ты от меня хочешь?
— Ты обещал, что посмотришь мальчика, сына моей подруги. Он студент, но до сих пор не может правильно использовать дар…
— Не надо всё рассказывать заново.
— В общем, я договорилась с Татьяной, что он зайдёт сегодня в шесть вечера. Осталось полчаса…
— Это шутка? Я имел в виду, что позже назначу срок, когда мне будет удобно. О сегодняшнем дне даже речи не было.
— Татьяна очень просила, она сама не своя в последнее время… Александр, ну что тебе стоит, в конце концов? К чему это ребяческое упрямство? Или ты просто хочешь мне досадить?
Чувствуя, что мы вот-вот соскользнём в визгливый омут скандала, я делаю над собой усилие:
— Хорошо. Когда он придёт, пусть поднимется ко мне в кабинет. А теперь оставь меня, будь добра.
Умывшись и надев домашний мягкий пиджак, устраиваюсь за столом в кабинете и прихлёбываю обжигающий чай, принесённый камердинером Яковом. Верчу в руках гадальную карту, раздумывая о том, могло ли иметь сегодняшнее видение с шатенкой на берегу хоть какую-то реальную подоплёку. На часах — пять минут седьмого. Ну, и где же этот студент?
— К вам господин Полежаев.
Отставляю пустую чашку, прячу карту в нагрудный карман и окидываю посетителя взглядом. Ничего необычного — рыхлый юноша с правильными чертами лица и аккуратным пробором; одет без всякого эпатажа, разве что галстук несколько пестроват.
— Почтенный магистр, позвольте поблагодарить вас за то, что согласились меня принять. Прошу извинить, что отрываю вас от работы…
— Садитесь, молодой человек.
Мне хочется поскорее его спровадить, поэтому спрашиваю без предисловий:
— Насколько я понимаю, у вас вопрос по поводу дара?
— Да-да, совершенно верно! Признаюсь, я несколько удручён и был бы весьма признателен за совет. Пожалуйста, не поймите меня превратно — я испытываю глубочайшее уважение к нашим университетским профессорам и ни в коей мере не подвергаю сомнению их высокую квалификацию, но приходится учитывать обстоятельства…
— Думаю, будет лучше, если вы всё расскажете по порядку. В чём конкретно заключена проблема?
— Ещё раз простите — я от волнения становлюсь многословным. Видите ли, способность к воздушным чарам обнаружилась у меня в возрасте двенадцати лет. Потенциал определили как средний, пригласили учителя. Я без проблем освоил азы — свечу задуть с десяти шагов и тому подобные фокусы — но дальше дело не шло. Учителю дали расчёт, позвали другого — опять никакого толку! Даже университет не помог, а ведь два семестра уже прошло, однокашники начали надо мной посмеиваться… И тут перед новым учебным годом мне подсказали, что главный специалист по чарам воздуха — это вы, да ещё и выяснилось, что моя матушка знакома с вашей супругой, вот я и набрался смелости…
— Что ж, давайте начнём.
К счастью, процедура, которая предстоит, значительно проще, чем тест, проведённый утром с Елизаветой. Тогда я сам расходовал чары, а теперь мне надо всего лишь проконтролировать, как их умеет расходовать студиозус, благо у нас с ним одна и та же стихия — воздух.
— Итак, — командую я, — направьте на меня воздушный поток, действуя на пределе возможностей. Не волну, а именно поток, узкий и концентрированный, чтобы он не распылялся по сторонам. Справитесь?
— Да, только он будет не очень сильный…
— Вот и посмотрим.
Он покорно кивает, вцепляется в подлокотники кресла, стискивает зубы, зажмуривается, сосредоточенно морщит лоб. Спустя несколько секунд я ощущаю слабое дуновение и подстраиваю под него своё восприятие, чтобы начать анализ.
Воздушное течение над широким столом, разделяющим меня и студента, постепенно усиливается, но всё-таки не дотягивает до настоящего ветра. Гость багровеет от напряжения, и я уже готов, сжалившись, дать отбой, но вдруг улавливаю в потоке нечто неправильное, колючее, стылое. Будто укол метели сквозь сентябрьское тепло.
Человек напротив открывает глаза, заиндевелые и чужие.
Дёргаюсь, пытаясь отгородиться, но тщетно.
Жгучая стужа ввинчивается мне в лёгкие, сковывает дыхание, безжалостно леденит меня изнутри, и этот лёд — тяжёлый, плотный как камень. Голова превращается в промёрзший аквариум, в котором застыли прозрачно-неподвижные мысли; чужак, завладевший телом студента, разглядывает их на просвет.
И всё же…
Меня не смогли заморозить полностью — где-то над сердцем всё ещё тлеет очаг тепла, и я цепляюсь за него из последних сил, раздуваю, словно костёр посреди занесённого снегом поля. Секунды — ледяные крупинки — начинают постепенно оттаивать, и мысли снова обретают подвижность. Чужак замечает это и хочет усилить натиск, но я, опережая его, швыряю навстречу порыв горячего ветра. Враг отшатывается, словно обжёгшись, и теряет контроль. Морозная поволока во взгляде юноши исчезает, глаза его опять закрываются, а тело обмякает безвольно.
Я выиграл этот раунд.
Надсадно, хрипло дышу, пытаясь прийти в себя. Тёплый очаг, не давший сердцу застыть во время атаки, гаснет — теперь организм справляется без него. И до меня наконец доходит, что именно стало моим спасением.
Дрожащими пальцами достаю из нагрудного кармана ту самую гадальную карту. Портрет дамы вылинял и поблёк, а стилизованная капля в углу вообще утратила цвет, стёрлась почти бесследно, будто вся её сила выпита без остатка.
Капля… Масть воды…
Это что же выходит — я воспользовался водными чарами?
Ну и ну…
Впрочем, стоп, не надо поспешных выводов.
Правильнее будет сформулировать так — карта каким-то способом передала мне силу, которую я использовал на свой лад. Я ведь не водой швырялся, а разогретым воздухом, то есть работал в своей привычной стихии.
Гм, тогда получается…
Да, получается, что сила воды и льда — это не чары в традиционном смысле, а нечто универсальное и гораздо более сложное. Сила эта, при необходимости, действует… как бы сказать точнее… поверх остальных стихий, накладывается на них, переформатирует, что ли…
Взять хотя бы студента — он ведь начал колдовать с воздухом, и только потом его колдовство кто-то оседлал, дополнил ледяной компонентой. Причём дополнил так лихо, что лежать бы мне сейчас в виде большой сосульки, если бы не карта в кармане…
Ай да гадалка, ай да Варвара! Как она там сказала, отдавая мне картонку с рисунком? «Именно это вам сейчас нужно». Неужели предвидела покушение? Придётся её навестить ещё раз, расспросить подробнее, но это, конечно, позже — сейчас я выжат подобно лимонной дольке. Могу лишь мысленно поблагодарить и гадалку, и масть воды…
— Магистр? Что со мной было?
Гость, завозившись в кресле, смотрит на меня удивлённо, с простодушным испугом. Вряд ли он притворяется — это был бы слишком высокий уровень актёрского мастерства. У меня почти нет сомнений — кто-то использовал его втёмную, ни о чём не предупредив; я обязательно должен выяснить личность этого кукловода. Уточняю на всякий случай:
— Что последнее вы запомнили перед тем, как потеряли сознание?
— Я направлял поток, как вы говорили… И вдруг — провал…
— Вы, очевидно, перенапряглись от усердия.
— Да? Мне очень неловко…
— Тут, скорее, виноват я — не предупредил вас, что нужно соблюдать осторожность. И, к сожалению, не успел закончить анализ, так что нам придётся попробовать ещё раз. Не сию минуту, а через пару дней, когда вы отдохнёте и восстановитесь — при условии, разумеется, что вы намерены продолжать.
— Вне всякого сомнения! — восклицает студент. — В любое время, когда вам будет удобно! Для меня это огромная честь…
— Ну-ну, молодой человек, не стоит преувеличивать. Кстати, вы, если не ошибаюсь, упомянули, что обратились ко мне по чьей-то рекомендации?
— Да, я получил подсказку от барона Кистяева — он друг дома, старинный знакомый матушки, при этом имеет дар. Навестил нас недавно после долгого перерыва, расспрашивал, как у меня дела, а когда узнал о моей проблеме, сразу упомянул ваше имя…
Я, продолжая слушать, копаюсь в памяти. Город наш не столь уж велик, и с большинством представителей местной знати мне, так или иначе, приходилось пересекаться — вспоминается и этот барон, хоть и довольно смутно. Мы с ним знакомы лишь шапочно, перебросились парой слов на каком-то светском мероприятии, но теперь, учитывая новые обстоятельства, не мешало бы пообщаться более плотно. Нужно понять — он и есть человек-осколок, владеющий ледяными чарами, или за ним стоит ещё кто-то?
— Значит, Кистяев? — переспрашиваю задумчиво. — Давненько я с ним не виделся — как минимум пару лет.
— Завтра вечером он снова заглянет к нам — матушка планирует суаре. Она, кстати, просила передать, что очень ждёт и вас с супругой. Да и барон, я уверен, тоже будет рад побеседовать. Обязательно приходите, прошу вас!
— Не знаю, смогу ли выкроить время, но спасибо за приглашение.
Окрылённый студент откланивается и удаляется восвояси, а я остаюсь в своём кабинете, размышляя о предстоящей встрече с врагом.
ГЛАВА 6
Зачем человек-осколок пытался меня убить? Ответ, на первый взгляд, очевиден — в ходе сегодняшних изысканий я вышел на верный след и стал опасным свидетелем, подлежащим скорейшему устранению. Мой новоявленный враг-колдун отреагировал моментально и подослал студента, превращённого в смертоносную куклу.
Тут, однако, имеется нестыковка — студент набивался ко мне заранее; его мать заговорила с Полиной, когда я ещё не вёл никаких расследований и устранять меня смысла не было. Налицо нарушение причинно-следственных связей.
Ладно, скорректируем версию. Итак, сегодня я поехал к Лукерье — допустим, что человек-осколок всё же за ней следил. Почувствовав опасность, он срочно разузнал по своим каналам, кто я такой и как ко мне подобраться. Выяснил, в частности, что вечером у меня ожидается посетитель, разыскал его, перехватил, обработал…
Да, провернуть подобную комбинацию за считанные часы — задача нетривиальная, но решаемая, тем более что ледяной колдун обладает способностями, которые, надо это признать, выходят за рамки моего понимания.
Или всё проще?
Если предположить, что мой главный враг — это и правда барон Кистяев, то он заведомо знал о планах студента зайти ко мне, поскольку сам и подкинул ему идею…
Гм, любопытно. Мы вернулись к тому же самому к парадоксу.
Получается, что колдун начал плести интригу против меня не сегодня, а как минимум несколько дней назад, когда я ещё понятия о нём не имел. Как это объяснить? Будущее он, что ли, предвидит? Если так, то мне проще сразу поднять руки и сдаться, потому что сражаться с тем, кто заранее знает каждый твой шаг, невозможно в принципе…
Но прежде чем впадать в пессимизм, следует вспомнить логику.
И задаться простым вопросом.
А почему я, собственно, так уверен, что нападение на меня связано с сегодняшними визитами к Лукерье и к старушке-гадалке? Может, поводом для интереса ко мне стало нечто совершенно другое?
Что, например? Чем ещё я привлёк внимание?
Долго искать ответ не придётся.
Если вынести за скобки мои метания в роли самозваного сыщика, то единственное серьёзное дело, к которому я был причастен за последнее время, — это тестирование Елизаветы на наличие дара.
И вот теперь картина более или менее проясняется.
День рождения моей ученицы — это не какая-нибудь военная тайна, и несложно было предположить, что проверку я устрою безотлагательно, сразу после каникул. Мои оппоненты, вероятно, догадывались, что дар у девочки окажется нестандартным, и хотели узнать подробности. Подобраться непосредственно к ней сейчас невозможно — её не выпускают из замка, а значит, единственным источником информации можно считать меня. Поэтому ко мне подводят студента, которого заблаговременно обработали…
Если следовать этой логике, сегодня они пытались не лишить меня жизни, а заглянуть в мою память — не зря ведь у меня было ощущение, что голова стала прозрачной, будто аквариум.
Впрочем, после «заглядывания», возможно, всё равно бы убили, чтобы я не поднял тревогу. Или, что ещё хуже, запрограммировали бы на какую-либо активность, как этого беднягу-студента.
В любом случае, довести дело до конца они не смогли — помешала карта; я физически ощутил досаду и злость противника, когда прервался контакт. А это значит, что ледяной колдун, несмотря на все свои удивительные возможности, всего-навсего человек, с которым можно бороться. Чем я и займусь в ближайшее время, даже рискуя остаться без головы…