Основные принципы нового мышления
Здесь я хочу напомнить основные принципы нового мышления.
Прежде всего, мы пришли к выводу, что в ядерный век уже невозможно исходить из разобщенности мира, рассматривать мировое развитие с точки зрения борьбы двух противоположных социальных систем, «лагерей». Мир взаимосвязан, взаимозависим. И помимо национальных, классовых, корпоративных интересов существует общий интерес всех – сохранения человечества, избавления его от смертоносного ядерного оружия и опасности экологической катастрофы.
Об этом мы заявили с самого начала. Более того: сказали о том, что признание целостности мира не должно оставаться на словах – за этим, говорилось в докладе, посвященном 40-летию победы над фашизмом, должно последовать «создание, использование и развитие таких интернациональных механизмов и институтов, которые позволяли бы находить оптимальные соотношения интересов национальных, государственных с интересами общечеловеческими». Считаю, что эта мысль сегодня чрезвычайно актуальна.
Тезис о существовании общечеловеческих интересов и общечеловеческих ценностей во многом противоречил устоявшимся повсюду воззрениям. В нашей идеологии, в сознании многих людей идея неизбежного разобщения мира и приоритета классовых интересов была одной из базовых. Сегодня ее место заняла абсолютизация национальных интересов. А что на Западе, особенно в США? То же самое, да еще и в имперских формах: готовность навязывать интересы и ценности одной страны или группы стран при помощи силы.
Но жизнь доказывает, что плоды применения силы имеют преходящий характер. И вообще – это одно из важнейших положений нового мышления – характер современного оружия не оставляет ни одному государству надежды защитить себя только военно-техническими средствами. В конечном счете политика силы обречена. Обеспечение безопасности – задача, решать которую надо прежде всего политическими средствами.
Отсюда еще один важный принцип нового мышления: безопасность в современных условиях может быть только взаимной. Надо постепенно преодолевать военную, идеологическую, дипломатическую конфронтацию между Востоком и Западом, выстраивать отношения доверия, двигаться в направлении партнерства.
Казалось бы, во всем этом нет ничего особенного, любой здравомыслящий человек это поддержит. И действительно, новое мышление основывалось на стремлении думать и действовать в соответствии с нормальным человеческим здравым смыслом. Но как же трудно давались перемены! Ведь и у нас, и на Западе они должны были произойти и в умах людей, и в их действиях.
Но я должен сказать, что в высшем руководящем органе страны, центре принятия политических решений – а им в начале перестройки оставалось политбюро ЦК КПСС – не было разногласий относительно необходимости вести внешнюю политику по-новому. И прежде всего – необходимости покончить с гонкой вооружений. Я перечитал записи обсуждений на заседаниях политбюро, сделанные моими помощниками. Лейтмотив в высказываниях буквально всех – Лигачева, Воротникова, Чебрикова, Рыжкова: мы дали себя втянуть в гонку вооружений, надо освобождаться от этого бремени.
Механизм принятия решений
Так что было принципиальное единство. Но это не означает, что решения принимались «автоматом». Был определенный механизм принятия важных решений. Генсек не мог принять решение единолично. Да, его роль была огромна, многое делалось по его инициативе, но в политбюро действовал принцип единогласия. Если по какому-то вопросу не было консенсуса, рассмотрение вопроса откладывалось. Так что все, что было сделано, было сделано на основе полного согласия.
По военно-политическим вопросам – прежде всего касающимся сокращения ядерного оружия – проекты решений готовила «пятерка», включавшая представителей ведомств. Там были представлены МИД, министерство обороны, Комитет государственной безопасности, военно-промышленный комитет, оборонный отдел ЦК. У них был сильный экспертный аппарат. Координировал эту работу секретарь ЦК Л.Н. Зайков, человек, пользовавшийся большим авторитетом во всех этих ведомствах. Качества квалифицированного эксперта сочетались у него со склонностью улаживать споры и добиваться гармонизации вносимых предложений. Он работал очень методично, умело.
Изменения в МИДе. Эдуард Шеварднадзе
В Министерстве иностранных дел произошло серьезное обновление, и прежде всего смена руководителя. Я с большим уважением относился к Андрею Андреевичу Громыко. Он действительно потрясающий человек, «непотопляемый авианосец», пережил всех генсеков. Эрудиция огромная. Но он – человек своего времени. Для того чтобы начать менять внешнюю политику, надо было, воздав должное Андрею Андреевичу, предложить ему новое почетное амплуа, он это заслужил – крупный политик и дипломат. Так появилось мое предложение сделать его Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
Наверное, Андрею Андреевичу нелегко было воспринимать пересмотр нашего отношения к некоторым внешнеполитическим решениям советского руководства, в которых он принимал участие. Я имею в виду, например, размещение в европейской части СССР ракет средней дальности, ввод войск в Афганистан. С другой стороны, у него были большие заслуги – я имею в виду его участие в принятии Хельсинкского Заключительного Акта, который заложил основы «общеевропейского дома», в заключении первых соглашений с США по стратегическим вооружениям и противоракетной обороне. В новых условиях он вел себя достойно, реагировал на изменения, требования времени. И в обсуждениях наших внешнеполитических решений участвовал содержательно, в главном – поддерживал.
Министром иностранных дел и членом Политбюро стал Эдуард Шеварднадзе. Я знал этого человека, по достоинству оценивал его потенциал и главное – знал, что он мой единомышленник в политическом и философском плане. Когда он был еще кандидатом в члены политбюро, я как-то осенью отдыхал на Кавказе, мы встретились, гуляли по берегу Черного моря. В какой-то момент при обсуждении ситуации в стране было сказано: она больна. Сказать такое друг другу в то время, признать такое – значит полностью раскрыться друг перед другом в самом главном.
Назначение Шеварднадзе министром иностранных дел стало для многих неожиданностью, но он умело вел дела на этом посту и его не случайно ценили дипломаты, товарищи по работе и иностранные партнеры.
Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе был крупным политиком. Он внес серьезный вклад во внешнюю политику перестройки, был искренним сторонником нового мышления в мировых делах.
Темперамент у него был, конечно, кавказский, хотя он всегда стремился сохранять самообладание. Но иногда взрывался, приходил ко мне и заявлял: «Больше с ними не могу!» Я его успокаивал, подключал Зайкова, а когда понимал, что дело в спорах ведомств зашло далеко, подключался сам. Впоследствии, на одном из крутых поворотов перестройки, с ним случился срыв, что привело к его отставке. Я был против этого, очень жалел, что он не выдержал.
Соратники. Яковлев, Черняев
Я благодарен тем моим соратникам, которые внесли вклад в выработку наших внешнеполитических подходов и позиций. Это Александр Яковлев, Вадим Медведев, Анатолий Черняев, Георгий Шахназаров, Вадим Загладин. Люди очень разные, имевшие свое мнение и умевшие его отстаивать. Иногда, как, например, при подготовке проекта доклада к XXVII съезду КПСС в начале 1986 года, споры были горячими, острыми. Так и должно быть. Но в итоге мы приходили к согласию, к общему знаменателю.
Яковлев и Черняев – яркие личности, фронтовики, люди большой эрудиции, жизненного и политического опыта. Александр Николаевич Яковлев сделал партийную карьеру, потом много лет был послом в Канаде, но по-настоящему раскрылся в годы перестройки. Оказавшись секретарем ЦК, а затем членом политбюро, он работал с большой самоотдачей. Активный сторонник гласности и нового мышления, он нередко оказывался под огнем критики со стороны тех, кто не принял перестройки, особенно когда события привели к размежеванию в партийном руководстве, прежде всего по вопросам внутренней политики. Яковлев до конца оказался верным выбору перестройки, утверждению свободы, демократии, открытости, плюрализма, нового мышления во внешней политике.
С Анатолием Сергеевичем Черняевым я познакомился в поездке делегации КПСС в Бельгию в середине 1972 года. Я возглавлял делегацию, а Черняев тогда работал в международном отделе ЦК КПСС. Там было немало современно мыслящих людей. Но и среди них Анатолий выделялся смелостью мышления, поиском нестандартных подходов. Я был «старше» его по положению, он – на десять лет старше меня по возрасту. Но общий язык мы нашли очень быстро.
После моего перевода в Москву наши контакты с Анатолием стали глубже и основательнее. Возникло и постепенно крепло убеждение, что это один из наиболее знающих и смелых политических аналитиков, человек способный к масштабному мышлению и самоотверженной работе. С Анатолием Сергеевичем я, как говорится, попал в десятку.
Когда он стал моим помощником по международным делам, нам не надо было «срабатываться». Эти годы стали его звездным часом, он проявил свои лучшие качества. Его роль в разработке внешней политики перестройки была одной из важнейших. Колоссальная работоспособность позволила ему не только справляться с огромным объемом повседневной работы по подготовке к визитам, беседам, встречам, но и вести дневник – бесценный материал для историков. Мы стали друзьями и оставались ими до конца.
Наша совместная работа, конечно, не была какой-то безоблачной идиллией. Были острые обсуждения, расхождения, даже конфликты. По-другому и не может быть, когда вместе работают люди с убеждениями и характером, готовые отстаивать свои позиции в серьезном разговоре и открытом споре.
Мы прошли большой и трудный путь – от первых шагов к нормализации отношений с Западом до подписания договоров о ядерном разоружении и Парижской Хартии для новой Европы, вместе пережили бурные события, приведшие к объединению Германии и переменам в Центральной Европе, и это произошло без крови! Перемены должны быть мирными, без войны, без крови – эту позицию Черняев полностью разделял и всегда действовал в соответствии с этим убеждением.
Совещание послов в МИДе. Мое выступление
В мае 1986 года я выступил на совещании послов и ответственных работников министерства иностранных дел. К дипломатам я всегда относился с большим уважением. Большинство из них восприняли импульсы нового мышления, активно взялись за реализацию новых подходов. Но многое надо было менять.
Вспоминаю, как я вошел в зал заседаний МИДа. Он был заполнен. Среди участников – дипломаты разных поколений, от ветеранов до молодых тогда сотрудников, которые стали впоследствии послами, заняли руководящие посты в министерстве. Я понимал, что от меня ждут не речи «для проформы», а чего-то действительно серьезного, и тщательно готовился к выступлению.
Недавно я перечитал ту речь. Она была опубликована всего один раз, в 1993 году, в книге «Годы трудных решений», которую давно уже не найти в книжных магазинах. Поэтому я позволю себе процитировать этот текст:
«Суть в том, чтобы доводить задуманное и начатое до конца, а у нас во внешней политике много незавершенки, долгостроя и вала.
…В международной обстановке, в которой столкнулись столь различные интересы, нельзя жить по-старому, традиционно «качать права».
…Нельзя, чтобы хотя бы на йоту пострадала надежность безопасности страны. Но надо научиться тратить на военные нужды не более, чем необходимо. Мощный потенциал оружия уже достигнут. Нужно поддерживать его на уровне, полностью обеспечивающем обороноспособность, но без ущерба для экономики.
Мощь наша сегодня достаточно велика, чтобы отбить охоту к агрессии. Это США понимают, прекрасно отдают себе в этом отчет, но не хотят выпускать нас из состояния гонки вооружений… Тут не обходится без блефа. Вы заметили, что США очень уж рекламируют все, что относится к Стратегической оборонной инициативе. Если бы на самом деле все было так и они вот-вот достигнут превосходства, то было бы больше секретности. Между тем, наоборот: все, связанное с СОИ, специально и шумно демонстрируется, чтобы вызвать у нас соответствующую реакцию. Все это надо тонко изучать: где речь идет о реальной программе и реальной опасности, а где – блеф.
Информацию, которая поступает на этот счет по линии дипломатической, нельзя иначе оценить, как негативно. Надо думать, как говорится, холодной головой, соображать по-настоящему, а не докладывать панически Центральному Комитету и правительству. Побольше анализировать, перепроверять сотню раз.
…Региональные конфликты. В их разблокировании нет никаких подвижек. Каждый конфликт имеет свою историю, свое развитие, этапы и нынешнюю ситуацию. Надо прогнозировать, куда она будет идти дальше.
…Не говорю уже о том, что мы не в состоянии употребить свою мощь, чтобы, например, защитить Ливию, Никарагуа. А политическая незрелость некоторых лидеров оборачивается для нас издержками: нас обвиняют в недостаточной солидарности, компрометируют наше оружие. Одним словом, тему региональных конфликтов надо подвергнуть серьезному политическому анализу.
…Об Афганистане. Это очень наболевший вопрос. Среди наших внешнеполитических приоритетов он стоит одним из первых. Мы не можем допустить, чтобы у наших южных границ обосновались американцы. Но ясно и то, что наши войска не могут оставаться там долго. Тут дело нашей дипломатии. Надо максимально форсировать урегулирование политической ситуации вокруг Афганистана…
Международный терроризм. Он не минул и нас. То, что произошло с советскими людьми в Ливане, Анголе и Мозамбике, вынуждает нас повысить внимание к защите интересов советских граждан, их чести и достоинства. Мы готовы сотрудничать с другими странами, чтобы выкорчевать терроризм. На это положение съезда уже обратили внимание в мире. Но пока мы только повторяли его. А как работать практически, когда возникает та или иная ситуация? Пора проявить инициативу, сделать разработку. Отсутствие ее снижает наши возможности достойно реагировать в каждом конкретном случае и вызывает спекуляции по отношению к политике Советского Союза.
…Надо понимать, что отношения с соцстранами вступили в новый исторический этап. Тот этап, когда мы помогали формировать экономику, партии, политические институты, прошел. Страны, государства, за плечами которых сорок лет самостоятельного развития, имеют свои партии, свои политические институты, свой образ жизни, имеют и достижения – во многом больше наших. Это полнокровные государства. И водить их в детский сад, как маленьких детей, нельзя. Сейчас нужны другие отношения. Если мы это поймем, то станет ясно, какими должны быть и наши отношения с ними.
…О Китае. За последнее время мы продолжили развитие экономических и политических связей. Подчеркну, что добрососедские отношения с Китайской Народной Республикой для нас не менее важны, чем с США и другими странами. Китай – ядерная держава, которая быстро развивается сейчас. Это реальность, которую мы должны держать в поле зрения.
Мы задаем себе вопрос, куда будет дрейфовать Китай и как мы должны действовать. Конечно, проблема немалая, проблема серьезная. Надо освободиться от эмоций, нельзя смотреть на Китай в 80-е годы через призму 60-х годов. Должна быть ясность и для нас – мы не будем улучшать отношения с Китаем за счет интересов третьих стран. И другим не позволим препятствовать такой важнейшей задаче, как улучшение наших отношений с Китайской Народной Республикой. Такова директива…
…Следует решительно настраивать себя на то, что народы освободившихся стран должны строить новое общество собственными силами. Ни в коем случае нельзя поощрять или поддаваться иждивенческим настроениям. Те, кому мы оказываем помощь, должны знать, что мы не лишнее отдаем, а отрываем от себя. Все это надо привести к общему знаменателю в соответствии с нашими возможностями и политической необходимостью. Сделать это надо на основе тщательного анализа реального экономического развития несоциалистического мира. Не ограничиваться просто констатацией проблем и кризисов, а активно искать новые возможности нашего выхода в мировую экономику.