Милое патриархальное время продлилось недолго. Уже в 1990 году я услышал от одного идущего в карьерную гору братана золотую фразу:
– Нынче в нашем бизнесе бокс не в чести. Сейчас больше ценится спортивная стрельба.
Мне тогда это показалось больше понтами – какая стрельба в СССР? Но он был прав: бурно растущий бандитизм начал кровавую бойню на просторах страны с использованием всех видов стрелкового оружия. Стенка на стенку уже не прокатывало. «Бог создал людей слабых и сильных, а Кольт сделал их равными». Когда пала советская власть, начался такой дикий, необузданный бесстыдный дележ государственной собственности, что без пулеметов с бесконечным боекомплектом и не разберешься. Тут братве подфартило – пошли горячие точки, распад Союза, были разграблены военные склады, и хлынуло в огромных количествах оружие. Ведь в стране на случай мировой войны стволов должно было хватить на каждого гражданина…
1992 год. Гостиница «Спорт» – ее делят две московские бригады. Стрелку забивают прямо перед объектом дележа, на автостоянке. С нашего пункта наблюдения видно, как съезжаются бандитские «Жигули», потом появляются иномарки – это приехали боссы, ответственные за переговорный процесс. Молодой парень в ярко-синем пиджаке вышагивает гордо, как павлин, к нему подкатывает нацмен. Начинаются терки – кто право на гостиницу имеет.
Инициатор операции дает команду «фас» – и вот рядом с братвой резко тормозит спецназовский фургон. Бойцы сноровисто и быстро укладывают мордой в асфальт с десяток участников диспута, и те получают время поразмыслить о своей пропащей жизни, хлюпая разбитыми носами. У главного за поясом «Глок» – крутой пистолет, такой я увидел тогда в первый раз, он свидетельствует о высоком положении клиента.
Уходит на всех парах по улице еще один бандитский «ВАЗ-2106». Через несколько кварталов его подсекает спецназовская машина. За поясами у извлеченных из салона клиентов сзади по бандитской традиции заткнуты «желтые», то есть китайского производства, «ТТ» – машинки дешевые, одноразовые. В стороне находим еще один «жигуль» – первой модели, старый и ржавый, чтобы внимания не обратили. Это так называемая «оружейная тачка», то есть самая невзрачная машина, где на стрелках хранятся стволы, которые расхватываются братвой при опасности боестолкновения. В багажнике целый арсенал…
Окраина Москвы, кинотеатр. Туда ожидается наплыв народа, но не на новый фильм – за зданием обозначена стрелка, бригады делят какой-то рынок. Информацию о грядущем побоище получил МУР. Расположившись в желтом автобусе «ПАЗ» с занавешенными стеклами, ждем событий. Бойцы ОМСН в брониках, камуфляже, все в азартном напряжении в предвкушении команды «вперед».
Средь бела дня одна за другой проходят в сторону кинотеатра машины, набитые быками с характерными мясистыми загривками. Судя по всему, «концерт» грозит собрать не меньше сотни исполнителей, а то и двух. Договориться бандиты между собой не договорятся, значит, будет грандиозное побоище.
– Берем белый «жигуль»! – звучит по рации команда начальника отдела МУРа.
Автобус срывается с места, проезжает по тротуару, распугивая прохожих, тормозит около наполненной быками тачки. Секунды – и братва уже полирует мордами потрескавшийся асфальт. За поясом у одного пистолет, другие чистые – потом оперативникам удалось взять и «оружейную тачку».
Для милиции 1992 года это мероприятие – скучная обыденность. Редкий день в Москве обходился без таких выездов. Идет дележ капиталов, бойня. Грохочут взрывы и автоматные очереди. Война идет по всей Руси-матушке…
Если смотреть правде в глаза, то с середины восьмидесятых и до начала двухтысячных Россия пережила крупномасштабную гражданскую войну. По уровню потерь она вполне сопоставима с прошлой Гражданской войной. Миллионы людей, погибших от паленой водки и наркотиков, перевешавшихся от безысходности, отсутствия медицинской помощи, – все это ее жертвы. И бездыханные тела, оставшиеся после многочисленных разборок: и бандиты, и бизнесмены, и случайно подвернувшиеся люди – это тоже жертвы гражданской войны. Она была необъявленная, непризнанная, мерзко и подленько утаиваемая или теоретически обоснованная – мол, все так и должно быть. Даже название ей подобрали бесстыдные либеральные щелкоперы: «первоначальное накопление капитала». Но это была именно война.
Если в 1918 году война шла за торжество труда над капиталом, чтобы из рабов стать свободными людьми, то война девяностых – это борьба русского народа за право надеть на себя хомут олигархии, стать рабами на своей земле, за право кучки мерзавцев разворовать все то, что накоплено тяжелейшим трудом наших предков, за яхты, виллы воров, за вывоз за рубеж национальных богатств. Такие светлые цели преследовали те, кто бились и клали жизни на этой войне.
Армиями в этой войне были бесчисленные банд- формирования. Мародеры под шумок присваивали заводы и пароходы. Имелся и иностранный оккупационный корпус: американские и английские посольства, некоммерческие организации, фонды, толпы зарубежных советников – ну чем не интервенты, растаскивавшие по кускам бывшую сверхдержаву? Жуткая разруха. Отчаявшееся, деморализованное, голодное, как и положено в войну, население. Наши люди сами вызвали джинна из бутылки, сдав свою страну, и гибли во имя нового мирового порядка. Тогда все пропахло кровью…
Ярославль. 1999 год. Очередная командировка. Запомнился разговор с начальником антикварного отдела областного розыска, лично умудрившегося пресечь деятельность нескольких наиболее отпетых и кровавых банд.
– Ну, этим гаврикам мы полсотни убийств доказали, – похвастался подполковник, выкладывая фотографии мерзких рож на стол.
– Ничего себе, – присвистнул я.
– Да что ты! Для банды это немного. Бывало и поболе.
Та отмороженная бригада облюбовала болота под Ярославлем, где никто не бывает. Закапывали там трупы, и, чтобы их не нашли, сверху жгли костры. Трупы оказывались запеченными, словно в керамическом сосуде.
– Человек один, вроде из авторитетной братвы, приехал к нам с портфелем, там миллион долларов был, – вещал киллер, выведя следственную группу на место захоронения. – Не знаю, что там у него с нашими вышло. Но мы его грохнули. Миллион забрали. А его тут прикопали.
Собровцы никак не могли пробить спекшуюся почву. Окопали в результате по краям – получился такой шар. Собровец ударил по нему кувалдой, и тот как кувшин глиняный распался. А внутри труп… Сколько там похоронено народу в этих болотах – страшно представить.
Делили бандиты всё: заводы, рынки. На Ярославском пивном заводе одного за другим убивали назначаемых директоров. До тех пор, пока в директорское кресло братва не посадила своего, для которого расчищала место такими радикальными мерами.
Эх, добрые девяностые, светлая ностальгия либералов…
Смотришь сводки тех лет по Москве – и просто оторопь берет. «Расстрелян у своей машины бизнесмен» – новость, даже не достойная попасть в газетную рубрику мелких происшествий, так, обыденность. Бандитская разборка прямо под окнами Петровки, 38, – один авторитет назначил стрелку заезжим конкурентам, наивно рассчитывая, что под окнами ГУВД они стрелять постесняются. Не постеснялись – убили его… Театр Советской Армии в центре Москвы, средь белого дня очередная кровавая разборка на глазах у толпы москвичей, гора трупов.
Бандиты убивали, убивали, убивали. Своих, чужих, посторонних – кого угодно. Следак задерживает на трое суток отловленного угрозыском киллера. Убивец всучивает следователю взятку, и эта продажная шкура его отпускает. А чего такого? Ну, убил, бывает. Но пацан-то хороший. Подельник киллера решает, что тот его заложил, поэтому отпущен на свободу, и во гневе расстреливает кореша у его подъезда. Конвейер смерти работает методично, без сантиментов, не щадя никого.
В 1992 году в Москве прогремело более 250 криминальных взрывов. Бизнесмену подложили в машину гранату – труп. Для другого бизнесмена рядом с подъездом в пакете из молока подложили радиоуправляемую бомбу, которую взяла семилетняя девочка и взорвалась, – труп. Ну что же, кто считает потери среди мирного населения в разгар гражданской войны? Не повезло – попали под обстрел…
Калининград. Укромное место, где собирается братва, кормящаяся с трассы. То, что происходит, раньше называлось товарищеским судом. Один из молодых братков в малиновом пиджаке и с цепью на груди уличен в употреблении наркотиков. Наркоманов в бригадах не терпят – это слабое звено, при ломке за дозу он сдаст всю малину. Бригадир – огромный и добродушный мужик, были и такие – выносит вердикт: изгнать. С парня сдирают атрибуты бандитского ремесла – малиновый пиджак, цепочку златую. Забирают ключи от «служебной тачки». Все, изгнан. Ему еще повезло, что в шайке нравы демократичные. В московских безжалостных бригадах за это сразу закапывают в землю. А не фиг пить, курить и языком трепать. Ты же в команде!
Команда, бригада, группировка. Этот магнит тянул к себе сотни тысяч молодых парней. Притом парней не худших. Спортсменов, просто здоровяков, людей, которые стремились вырваться из заколдованного круга нищеты, видя, как родители, проработавшие на заводе всю жизнь, теперь голодают – их завод приватизирован и продан за три копейки через подставных лиц американцам, которые угробили производство, чтобы избавиться от конкурентов. И эти ребята приходили в бригады. Самое смешное, что многие родители даже радовались: мальчонка-то совсем другим стал, не пьет, не курит, не ругается. Прям золотой мальчик… Вот только приходили эти мальчики на роль торпед. А у торпеды одна задача – при необходимости выйти на цель и уничтожить врага, взорвавшись самой. Сдохнуть во благо пахана. На более квалифицированные работы брали военных. Армия распадалась, дикие сокращения, невыплаты зарплат, вывод войск в чистое поле из Германии, отсутствие жилья и средств к существованию. Кому ты нужен, офицерик? Ну, разве только родной мафии – там тебя оценят по талантам и достоинству. Множество людей, обладающих организационными навыками, умеющих стрелять, крепких физически и привыкших выполнять любые приказы, заключали договор с чертом.
В Рязани действовала бригада «слонов» – ее ядром явились рязанские десантники, притом проблемы они решали по-десантному прямолинейно и радикально. Однажды одномоментно наколотили вглухую полтора десятка конкурентов. А в войне за завод «ВАЗ» перебили в общей сложности, говорят, две сотни человек.
Бывшие десантники-афганцы с опытом боевых действий тоже примыкали к бригадам. Или сами организовывали криминальный бизнес, что привело к разборкам вокруг фонда инвалидов войны в Афганистане и взрыву на Котляковском кладбище, где погибло четырнадцать ветеранов. Спецназовцы с навыками минирования тоже пришлись к месту. Всем таким специалистам нашлась работа в бандитских рядах.
Потянулись в банды и милиционеры, оперативники, сотрудники спецслужб со своими специфическими навыками и осведомленностью о методах оперативно-розыскной деятельности. Притом это были не худшие специалисты, часто в новом качестве переигрывавшие своих бывших коллег. Помню широкомасштабную операцию МВД России против солнцевских, о которой знало всего несколько человек. Пока в МВД готовили и утверждали план операции, солнцевские, получив об этом информацию, готовили контрплан. В результате бандиты кинули на заклание несколько никчемных фигур и остались при своих.
И что мы имеем в сухом остатке? Криминальные войны выбили целое поколение не худших русских ребят. Они погибли в разборках. Сгинули в тюрьмах. Превратились в зверей. Это те, кто раньше работал бы на заводах, служил в армии, защищал Родину. Наиболее активные, сильные – российский капитализм с нечеловеческим лицом показал им кривые дороги, и они не нашли в себе сил отказаться…
Владивосток. Казавшаяся раньше монолитной банда погрязла во внутренних разборках и раскололась на две части. Раскольников под стволами привели в гараж, закрыли там в яме и пустили газ из работающего двигателя. Семь человек задохнулось насмерть в душегубке, сработанной по фашистским лекалам. Нормальный производственный момент. Болезнь роста в бригаде.
Все более-менее приличные банды проходили через эти этапы роста и взросления. Сперва клятвы верности, иногда с ритуальным пусканием крови из вены – мол, теперь мы кровные братья, мы бригада! Потом захват территорий, битва с другими командами, обрушившийся денежный водопад. А затем недовольство дележом прибылей – мол, ты больше берешь, а работаешь меньше, борьба за власть, создание фракций и заговоры. После чего в лучшем случае – раскол на пару шаек. Но чаще – просто истребление конкурентов. Бывшие кореша глушили друг друга тысячами. Ликвидировали киллеров после выполнения нескольких заказов. Дрались как голодные бешеные крысы, поедая друг друга.
Если провести аналогию, все эти криминальные дела больше всего напоминают войны периода феодальной раздробленности. Банды – не что иное, как феодальные государства, озабоченные захватом земель и крепостных – то есть рынков, фирм, бизнесменов. Они и жили по законам феодализма: с вассальными клятвами, раздачей милостей и «земель». Там был свой бюджет – общак. Свой суд, контрразведка. Даже дипломатические ведомства, ответственные за дружественные отношения с близкими и разруливающие по возможности конфликты с дальними.
В девяностые годы они росли как на дрожжах, вооружались и крепли, стремительно богатели, скупали недвижимость на Кипре, в Греции и Испании. «Бандит» – становилось довольно распространенной специальностью.
Один пахан говорил знакомому оперу:
– Слушай, столько народу сейчас у меня работает. Бо́льшую часть даже в лицо не знаю, через бригадиров общаюсь.
Вовсю шли чисто феодальные войны, внутренняя борьба за власть с сопутствующими интригами, предательствами, подставами, ядами и кинжалами в спину. Как истинные феодалы, паханы держали свою братву клятвами и деньгами, но больше страхом. Будет твое окружение бояться тебя до трясучки – будет порядок. А страх приходит только через кровь – тут всякие хитрые психологические этюды не катят. Надо проще быть – время от времени убивать. Притом убивать своих!
Члены одной московской авторитетной бригады вспоминают, что их просто колотило, когда пахан созывал сходняк, проходивший обычно в лесополосе под Москвой. Каждое такое «производственное совещание» означало, что одного-двух бойцов тут же и прикопают в назидание другим. Вот и смотрели с опаской друг на друга – кому сегодня по приказу свыше быть жертвой, а кому убийцей. Стреляли за предательство, за ненадлежащее выполнение обязанностей, за долги. Но когда этих поводов стало не хватать, то убивать стали за косой взгляд, за то, что отлынивали от футбольных матчей, практиковавшихся в бригаде. Да просто так, для наглядности.
Такое творилось в большинстве банд. Многие авторитеты убивали по необходимости, для поддержания дисциплины и больше за дело. Другим же просто начинало нравиться вершить суд. Они, как вампиры, подпитывались от этого темной энергией. Они впадали в экстаз, щелчком пальца лишая людей жизни. Это как наркотик, с которого не слезешь, – безраздельная власть над жизнью человека и ощущение полной безнаказанности. Такой власти не было даже у средневековых феодалов, над которыми довлели традиции, церковь, понятие греха. Над этими же тварями не довлело ничего. И они превращались в бешеных псов.
Один известный политик, ныне проживающий в уютном государственном помещении пожизненно, сначала решал с помощью своей киллерской бригады политические и коммерческие вопросы, а потом просто составлял списки тех, кто ему не нравится, ну ликом не вышел.
Все эти тяготы и лишения бандитской службы отлично описал в своих изданных недавно мемуарах главный медведковский киллер Шерстобитов, известный как Леша Солдат.
По историческим законам феодальная раздробленность обязана закончиться формированием централизованного государства. Слава те господи, мы до этого не дошли, и всероссийского паханата не появилось, хотя попытки такие были.
Наверное, если бы дезинтеграция страны продолжилась бы такими темпами, то сегодня на ее обломках правили бы эти самые бандиты, назвавшиеся графьями и князьями, а также всенародно избранными президентами улицы Моховая и Садовая, и народ их почитал бы как законные власти…