Анна просто расцвела: это был первый мужчина, что не отползал с нецензурщиной от её внезапных романтических порывов, наоборот-”был счастлив продолжить!”...Она тут же дала себе обещание: ”Вечером-знакомство с родителем, а потом...Уж продолжим-так продолжим! Пора мне и замуж!”
Её неожиданный кавалер в этот момент также давал сам себе обещания, основными из которых было: ”Дать себе пару затрещин и не забыть попросить Плётку пинать меня каждый раз, когда захочется поиграть в патрицианскую галантность и безудержное “кавалерство”!
Распрощавшись с Анной, Румбик однако немного погодя решил всё таки навестить свою новую знакомую, что бы не вызвать у неё подозрений при возможной в дальнейшем встрече в городе и побежал поскорее договориться о более-менее приличной одежде, которую ему могли дать знакомые в Припортовом районе или, на худой конец: можно было всплакнуть и рассказать о влюблённости, какой ужас! И злом “папике” девушки, и таким образом выпросить у дочерей Хозяйки пару жилетиков со штанишками-ровно на один вечер, под стандартное условие от них: рассказ с подробностями ”что и как было, а в особенности: во что была одета девушка, что танцевала, чем ела и главное...Как вздыхала и жестикулировала на свидании?!”
По разным очевидным причинам, вроде той, что у друзей юного воришки в порту небыло иной одежды окромя как с запахом рыбы, пришлось идти на поклон к Хозяйкиным дочуркам. Девушки хихикая пошушукались и пообещали приодеть Румбика к свиданию в крайне романтичный наряд. По их мнению.
Оказалось что под “нарядом кавалера”, девушки предполагали тёмно изумрудные панталончики, белые гольфы с красной тесьмой, чёрные туфли из буйволовой кожи, широкий чёрный пояс, а также белую рубашку с каймой и тёмно серую жилетку. Данным, хихикающим по любому поводу женским особям, это казалось невероятно томно и соблазнительно, по- крайней мере именно это они и говорили случайной жертве их стилистических забав.
--Смело подходи к своей зазнобе и бери её руки в свои...И не забывай вздыхать и печально опускать глаза в пол...Спой-ты ведь умеешь?-напропалую советовали юноше болтушки. Румбик мысленно представлял что с ним будет, в случае его попытки взять руки госпожи Коллоды в свои и содрогался: она его мигом схватит и утащит, причем куда именно -одному Богу известно! Тоже касалось и томных вздохов: уже будучи не только наслышанным, но и на личном опыте и измятом теле убедившись в желании Анны “падать” на своего кавалера по поводу и без оного, Румбик теперь совершенно не хотел давать ей малейшего повода к данным новым попыткам. Ибо здоровье не купишь, а шкафа с книгами поблизости-больше может и не оказаться.
Спеть он был готов без проблем: так как ни разу в жизни этого прежде не делал и не без основания считал возможным порвать отношения с девушкой, одним своим исполнением серенады в её честь, а если ещё специально добавить что “именно так он будет петь и впредь, лишь ради неё и теперь весь Таврос услышит моё обращенье к тебе!”...Пощечина и немедленный разрыв любых отношений-обеспечен! Последнее настолько развеселило Румбика, что он заулыбался.
--Глянь! Наш мымрик уже в предвкушении ближайшей ночной неги!-расцвела одна из дочерей Хозяйки,-Смотри не оплошай: прояви себя не хамом, а настоящим сеньором с воспитанием и пониманием!
--Верно!,-поддержала её вторая дочь,-В начале песенки и томление в глазах, а уж потом...- тут они дружно прыснули и стали ехидно шептаться. Им явно больше нравилось обсуждать события, чем самим принимать в них участие.
--Ночной неги?! Да вряд ли...Там же её папенька будет-сам, так сказать-”тех что надо правил”...А вдруг он внезапно занемог?! Тогда всё...нега. Ой-йо-йо-йо...-подобные мысли буквально толкали Румбика в плечо. Одно дело посидеть в знатном доме и рассказать остальной своей “браге” как он обстановку высматривал и расположение дверей и выходов запоминал-в дом к секретарю гегемона, хоть и бывшему, ”шелесты” лезть не станут, ибо то что простят заезжей банде, может закончится короткой, но полной, под ноль, резнёй для местной. А вот побахвалится в “Бычьке” своими похождениями и зорким глазом-было можно...Но эта страшная “ночная нега”, с Анной Коллодой...От подобного в трепет приходили все мужчины Тавроса, по крайней мере-все знакомые Румбика.
Cёстры-хохотушки закончили туалет новоявленного франта и искренне, хотя и не без некоего озорства, любовались на произведение рук и фантазий своих: всякие дополнительные рюшечки и бантики были ими привязаны ко всем, как им казалось, подобающим местам-включая розовый бант на правом колене, как символ желания молодого человека шагать по правой ,”правильной”, стороне жизни и два лиловых-на левом локте, обозначающие влюблённость, однако не пылкую, а скорее томительную и продолжительную. К тому же вокруг шеи был повязан алый платок: как признак мужества и решительности.
Как бы девушки не убеждали хором Румбика в его нынешней “неотразимости”-это-то его скорее пугало, чем радовало, но сам герой вечера был уверен: он нечто среднее между пугалом и жертвой, всех девичьих фантазий в слезливом одиночестве. Среди его знакомых по Тавросу так никто не одевался, зато циркачи, из заезжих шапито или актёры проезжавших бродячих театров, неоднократно им виденные-довольно часто выступали в похожих нарядах...Правда в основном так выглядели герои с явным поведением скомороха: вроде “Петрушки” из городских баек или “Капитана “, в исполнении артистов из Генуи.
Румбика наконец отпустили, взяв с него уже в десятый раз обещание всё рассказать в подробностях.
Юноша надеялся быстро проскочить общий зал, ибо запасные входы, по неизвестной причине, были сейчас под контролем “толстолобиков” Хозяйки и через них пропускали лишь по её разрешению. Однако за столом, в общем зале, уже сидели Плётка и Земеля, которые увидев “ученика” в неожиданных обновках, тут же отреагировали.
Как заявил юноше Земеля: ”Мы конечно всего, после той ночи, от тебя ожидали, но...Ты решил “промышлять” запугиванием детей в вечернем городе?”
Насмеявшись, товарищи продолжили внезапный допрос, однако Румбик их быстро пресёк: ”У меня задание от самой Хозяйки...Получил обновы для дела у её дочерей, тайна...Если будет позволенно-может и расскажу, а пока что-до свидания!”
И встав, юноша спокойно проследовал к двери, где слегка небрежно махнул двум своим бывшим экзаменаторам рукой, не забыв про себя отметить одну радостную деталь: выражение лёгкой обалделости, что появилось на лицах Плётки и Земели после его ответа, и которое не прошло вплоть до его ухода из” Бычька”.
--Итак,-размышлял Румбик, неспеша бредя в квартал Садов, к столь внезапно появившейся в его жизни любезнице: ”Итак...если будет её папенька-все отлично! Держим марку, слава Богу я с десяток книжек прочитал, Хозяйкины дочки, как к ровеснику-относились довольно хорошо и давали почитать из своей библиотеки. Правда читать приходилось всегда в “Бычьке" с пьяной матроснёй в качестве советчиков. Итак: умное поддакивание старику, плюс несколько общих фраз об уме правителя, приблежающих к себе людей, вроде него-пускай сам не правителем был, однако же рядом крутился. Да о том что молодёжь нынче не та...Тут нужно сделать паузу и узнать: в чём именно-не та?!-Если скажет что “мало живости и энергии”-это одно, а если заявит что “много бесполезного движения и суетливости”-совсем другое! Надо будет данному достопочтенному старичку, всячески напоминать о моём возможном свидании с его дщерью-авось это его разозлит? Тогда есть шанс сразу с пинком вылететь за дверь, а с другой стороны-чего торопиться?-можно покушать, попить вина всласть, а уж в конце: Р-разрешите называть вас папенькой оттеперь!”...Старичек сразу в обморок ...хи-хи-хи, а Анна-мне на шею...Ого! Вот это я дурень забыл: если она мне на шею скакнет, а ведь может зараза, как тому италийцу из Пизы-то неизвестно сколько я дней после такой травмы протяну! В общем, решено: её папика холить и лелеять, ибо он-моя единственная защита. Сразу после жратвы и разговоров-вежливо откланяться, намекнув на нежелание навязываться столь милым людям, а потом-ищи его, свищи его!
Румбик стал улыбаться своим мыслям: ему рисовался сытный и обильно сдобренный винными возлияниями ужин, рассказ Хозяйке и её дочерям о разведке в богатом доме-Ясно что сейчас его трогать не будут, но через полгода, есть шанс напомнить о себе предложением туда пойти, а уж рискнут или по здравому размышлению не станут-не его забота. Эх, сколько перед глазами Румбика перспектив открывалось, после данного гостевого вечера-не счесть...Главное было не попасться в костоломные объятия романтичной Анны Коллоды, а уж вне данных капканов-жизнь представлялась сплошным карнавалом.
Мурлыча себе под нос мотивы арфистов шабашников из таверны, юноша прошёл ещё с десяток шагов и внезапно растянулся на булыжной мостовой района Садов: Румбик настолько ушёл в свои мысли, приятные и не очень, что перестал смотреть подноги и как часто бывает с подобными уличными философами-”поцеловал землю”, в немом укоре на него взирающую.
--Всё-вот её дом, полсотни шагов и пора представляться! Надо хоть отряхнуться....А ещё говорят что в районе Садов хорошо убирают-враньё! Одного раза проехать задницей по камню, хватает что бы миф о хорошей уборке центральных улиц Тавроса был развеян!
Поругав себя еще немного, Румбик расправил плечи, хотя там честно говоря особо и нечего было расправлять, потом похлопал себя по различным бантикам и рюшечкам, видимо изображая быструю чистку одежды, неспешно и солидно стал подходить к дому девицы, так неожиданно ввалившейся в его жизнь...
Глава третья
Дом семейства Коллода находился на так называемой “линии”: когда Таврос был ещё сугубо эллинским, первые клерухи, военные колонисты-предпочитали сильно голову себе названиями не забивать: центр поселения-агора, а проще говоря-рынок, с окружающими его постройками и площадками был именно тем местом, где почти что каждый день собирались жители небольшого колониального посёлка для выяснений насущных полисных проблем и обсуждения их решений. Именно здесь можно было услышать последние объявления и поделиться слухами, а заодно найти себе и собутыльников, для очередного восхваления Бахуса.
Акрополь-центральная крепость, Цитадель: склады с оружием, закрытые военные суды, архивы, казна-всё это находилось там. Улицы же имели свои названия лишь вблизи агоры, и то немногие, а в основном, прямые линии первых полисных жилых веток обозначались по нумерации: первая линия, вторая линия...и так далее.
Десятая линия была довольно престижной, но всё же не элитной улицой Тавроса: отец Анны хоть и был в секретарях предыдущего городского гегемона, сам не мог похвастаться ни родословной, ни особым богатством. По крайней мере не желал его демонстрировать, однако будучи человеком исполнительным-сумел выбить себе, ещё когда был на службе, бывший дом одного из брошенных в тюрьму негоциантов, который был уличен в приказах своим торговцам, в лавках и на рынках, продавать иностранцам прибывшим издалека-бочки масла с камнями на дне. Когда италийские и оттоманские жалобы перевалили за два десятка-купца быстро и показательно посадили в клеть, а имущество его поделили по-справедливому: деньги-взяла стража и исполнители суда, драгоценности и документация ушли городу, дом и небольшое поместье за Тавросом-отдали близким к гегемону “нуждающимся” чиновникам, за сугубо символическую плату...
Благодаря дельным советам тогдашнему гегемону: какие товары закупить для ратуши или кого именно и за какую сумму избрать в качестве поставщика для празднования основных городских торжеств-отец Анны довольно скоро обставил свой новый дом отличной мебелью из Флоренции, прекрасными персиянскими и туркоманскими коврами, серебряной посудой, а также неким количеством редкого и хрупкого китайского фарфора.
Знакомства с архитекторами Тавроса и хороший климат полуострова-позволили соорудить при доме небольшой зимний сад с десятком крупных деревьев и кустарников в кадках, и таким же количеством птиц, гомонивших под его высоким стеклянным куполом.
Сам дом был двухэтажным, с просторной мансардой: первый этаж занимала прихожая с двумя дверьми, кухня соседствовала со столовой. Был вместительный салон с огромной арфой и фарфоровыми вазами, плюс комнаты слуг и помещения для хранения инструмента. На втором этаже было пять спален, да два кабинета-именно кабинетные окна выходили на улицу, ибо чуткий сон бывшего секретаря гегемона моментально рассеивался при более-менее громком шуме.
Это были отголоски бурных голосований за пост самого гегемона, когда недовольные проигравшие, собрав внушительные ватаги своих сторонников из черни, человек по сто в каждой-шли жечь дома своих оппонентов и вешать их на деревьях или воротах поместий. К тому же память о десятке друзей брошенных в воду в порту, с жерновами на шеях.
К дому прилагался, как и у всех в районе Садов, небольшой участок-семьдесят пять метров в длинну и около шестидесяти вширь: где огромные деревья, от тридцатилетних до полуторавековых-давали хорошую тень летом и довольно богатый урожай фруктов-осенью.
Одним словом, дом семьи Коллода был в числе если и не самых известных, то по крайней мере в достаточной степени и именно к его огромной дубовой внешней двери на улицу, окованной медью и подошел, не без трепета, Румбик.
Постучав, юноша дождался пока ему дверь откроет высокий лакей: русый мужчина в коротких штанах грязно белого цвета и свободной рубахе. Спросив у гостя о том кто он и цели его визита, а то что его уже ждут, Румбик понял по тому что открыв проем для глаз в двери-лакей сразу стал открывать и саму дверь, без предварительных слишком долгих расспросов сквозь смотровую щель. Соответственно гостя уже немного описали слугам и они примерно представляли кого именно ждут хозяева.
Лакей вежливо провёл молодого человека через небольшой коридор, отделявший входные внешние двери от внутренних.
--Ого! Сюда ломиться проще через решётчатые окна с деревянными створками,-подумал про себя воришка,-Дверь с медью и колокольцами-внешняя, такая же внутренняя. К тому же довольно крупный лакей...Тихо всё это взломать вряд ли удастся, а получить арбалетный болт в брюхо и это ещё до прихода стражи-явно не из приятного...
В салоне, первом зале после коридора-сидел мужчина среднего роста. Он был лысоват, пухл, с явно выступающим вперёд брюшком-показывающим любовь к кулинарным излишествам и не очень активному образу жизни. Сидящий хозяин дома быстро встал и протянув в сторону Румбика обе руки, заученной скороговоркой произнес: ”Рад видеть достойного кавалера моей Аннушки! Наслышан о вас, юноша! Премного наслышан!”
Последнее заявление несколько выбило молодого человека из колеи, ибо ему показалось что старик намекает на шлейф его воровских “проказ” и так далее...Однако Румбик быстро вспомнил, что несмотря на недавнее посвящение в банду так и не успел ещё нигде толком поучаствовать, а соответственно основную часть “наслышанного”-господин Коллода мог почерпнуть лишь из пространных рассказов своей дщери. И вряд ли там будет что-либо кроме ”Огненного взгляда и прерывистого дыханья, с пеленой глаз”.
Румбик заулыбался и вежливо позволил господину Коллоде себя похлопать по спине.
--Пока дочери нет-немного выпьем?-Коллода старший ловко достал из небольшого резного шкафчика два бокала и графинчик, а также серебряный поднос с виноградом и фруктами и парой малюсеньких ножей на нём,-сдобрим мужскую беседу вином-до дна выпьем...И снова нальем!
Первый бокал мужчины действительно быстро опрокинули: хозяин к этому пристрастился на посиделках в акрополе, во время “негласных договорённостей в совете Тавроса”, а гостю очень хотелось показать свое знание о питие среди важных и сановных граждан полиса.
Наполнив бокалы снова, господин Коллода пригласил гостя присесть на резную лавку с подушками и стал играть в любимую игру всех, у кого была хоть крупинка государственной власти в его судьбе-то есть в следователя: “Вы из каких краёв будете-гость заморский или наш: ветрами, морем и скалами тёртый?”