Россия и мусульманский мир № 11 / 2016 - Коллектив авторов 5 стр.

Для Республики Дагестан, с ее дефицитом равнинной земли, высокую актуальность имеет проблема кумыкского народа. Переселение горцев на равнину наращивает темпы, вследствие чего традиционные места проживания кумыков сужаются, что порождает недовольство кумыкской интеллигенции.

Отношение к «кумыкскому вопросу» оказалось разным и различалось в зависимости от конкуренции. Большинство респондентов ответили, что «такой проблемы нет», отмечено и отрицательное отношение – 27% (его высказывали горцы и преимущественно аварцы: «они этим спекулируют, сами виноваты»). Встречались и такие варианты ответов, как: «Земли кумыков отбирать нельзя», «Надо относиться с пониманием», «Это проблема, которую надо решить».

Для устойчивого развития Республики Дагестан считают важным: снижение, искоренение и борьбу с коррупцией – 19,5%, конкуренцию (этническая конкуренция) – 8,6, создание рабочих мест – 7, развитие туризма – 5% респондентов. Также важны: мир, отсутствие террора, возврат в правовое поле, привлечение инвестиций, честное и справедливое управление, компетентность, уверенность людей в завтрашнем дне, образование, работа, перспектива роста, развитие села, открытый подбор кадров, развитие агропромышленного комплекса и промышленности, прозрачность существующей власти, наличие профессионалов во власти. В ответах также проявились этнические особенности. Так, кумыки акцентировали внимание на прозрачности власти и квотировании, даргинцы – на экономических и производственных вопросах, лезгины – на вопросах сельского хозяйства.

Число респондентов, отметивших влияние проблем, связанных с этническим вопросом, на устойчивое развитие, составило 17% («равный доступ для всех наций республики к руководящим должностям в соответствии с профессиональной подготовкой», «отказ от национального деления»; «сплочение народов Дагестана, сила в объединении» и т.д.). Важность искоренения клановости и уничтожение клановой системы отметили 11%.

Дагестанское общество специфично. Оно отличается высокой степенью солидарности и одновременно с этим – этнической и в еще большей степени религиозной конкуренцией. При наличии конкуренции, характерной лишь для больших групп, здесь отсутствуют серьезные этнические конфликты. Все имеющиеся конфликты связаны с конфликтом интересов – территориальных, статусных, властных. В то же время из-за этнической солидарности здесь отмечается способность конфликта стремительно перерастать из бытового в этнический, что может влиять на этническую стабильность.

Этнические интересы переходят в конкуренцию политических элит. Для предупреждения этнических конфликтов выработаны негласные легитимированные традицией неформальные правила, определяющие этническую представленность доминирующих этносов во власти в каждом конкретном районе. Существует «квотное разделение между ведущими этническими группами в Хасавюрте и Кизилюрте, чтобы избежать борьбы за передел сфер влияния между кланами и этническими группами» [Карсанова 2011: 115]. Здесь в зависимости от численного доминирования этноса главой района становится представитель большинства, а для уравновешивания главой администрации, заместителем назначаются представители иных проживающих в районе численно значимых этносов.

Важную роль в сохранении межэтнической стабильности или, напротив, в этнической дестабилизации способны сыграть структуры гражданского общества. В республике наиболее представлены:

– структуры гражданского общества, направленные на формирование общегражданской идентичности;

– структуры гражданского общества, направленные на сохранение традиций народов и артикулирование их интересов (культурные организации, национально-культурные автономии);

– националистические организации;

– этнические СМИ и др.

Этнические СМИ ориентированы на два направления: они служат важным каналом трансляции этнической культуры и артикулирования этнических интересов. В то же время очень часто именно медиа обостряют межэтнические вопросы и порождают этническую напряженность.

Институты гражданского общества (как традиционные структуры общественной самоорганизации) имеют длительную историю. Традиции взаимной помощи, самоорганизации для решения местных проблем сложились и эффективно реализовывались на протяжении столетий. Они решали социальные проблемы и были важным механизмом разрешения конфликтности. Институт старейшин и влияние религиозных лидеров активно использовались и продолжают использоваться при решении межэтнических трений.

Конкуренция в политической науке рассматривается как двигатель развития общества, как усовершенствование и развитие в ходе состязательности (в данном случае – этносов) инновационных идей и решений, способствующих росту и активности структур гражданского общества.

Конкуренция требует и равенства «правил игры». В дагестанском случае мы сталкиваемся с ситуацией отсутствия равенства возможностей. Среди НКО доминируют те, кто: 1) имеет больше ресурсов; 2) выражает интересы бóльших по численности и влиятельности групп. С другой стороны, в структуры гражданского общества могут организовываться и малочисленные народы, и если они активны (пример, дидойская организация НКО «Дидо», где показательна активность ее лидера Джамала Магомедова), то и они могут заявить о себе в публичном поле республики и выступить с требованием своего признания.

Для устойчивого развития необходимы структуры гражданского общества, направленные на формирование общегражданской идентичности и одновременно на сохранение традиций народов и артикулирование их интересов. Сохранение традиций и ценностей – опорный стержень для сохранения стабильного развития социума. Необходимо строгое соблюдение этики этническими медиа и организациями, оказывающими воздействие на настроения своей аудитории, которые способны как гармонизировать ситуацию, так и способствовать разжиганию проблем.

Сложившаяся здесь этническая конкуренция порождает ситуацию, когда достаточно часто (но не всегда, абсолютизировать тоже здесь нельзя) человек оценивается не объективно, а через призму этничности, «не по заслугам, а по рождению и принадлежности к группе», что несовместимо с идеей равенства и равных возможностей.

Существует достаточно крепкая групповая (этническая, тухумная, клановая) солидарность, что затрудняет социальные лифты, порождает латентную напряженность, сдерживаемую устоявшимися правилами игры, удобными обществу, которое согласилось на них ради совместного существования. При этом сильная сторона стремится к монополизации собственной власти, закреплению своих достижений, использует административный ресурс, что создает барьеры для конкуренции и реализации принципа равных возможностей.

Ситуация в республике отличается отсутствием серьезных этнических конфликтов, но в то же время здесь существует высокая этническая конкуренция, которая при проникновении в публичную сферу очень часто имеет политический акцент. Поэтому очень важно уделить внимание структурам гражданского общества, сохранению действенных традиционных механизмов урегулирования и предотвращения этнических конфликтов.

Литература

1. Карсанова Е.С. Социально-экономические и политические основы регулирования этнополитических процессов в Северокавказском регионе. – Социология власти. – 2011. – № 2.

2. Сиражудинова С.В., Саидов А.А., Алигаджиева М.А. Ожидания Дагестана: Социально-политические трансформации и элиты: Монография (под ред. А-Н.З. Дибирова, С.В. Сиражудиновой). – М.: Перо, 2014. – 196 с.

3. Старостин А.М. Прикладная философия как философская инноватика: Научно-учебное издание. – Ростов н/Д.: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015. – 568 с.

Основные вирдовые братства у ингушей

Ингуши (самоназвание – гIалгIай) проживают на Северном Кавказе. По данным Всероссийской переписи населения 2010 г., в Российской Федерации насчитывается 444 тыс. ингушей, большая часть из которых расселена в Ингушетии – 385,5 тыс. человек, а также в Северной Осетии – 28,3 тыс. человек. За пределами Российской Федерации с середины XIX в. ингуши диаспорно живут в Турции и на Ближнем Востоке (около 350 тыс. человек) и с первой половины XX в. – в странах Европы (более 200 тыс. человек). Общая численность ингушей во всем мире составляет около 1 млн человек40.

Абсолютное большинство ингушей считают себя людьми верующими. В догматике они придерживаются школы имама Абу аль-Хасана Аль-Ашари41, а в праве – школы имама Аш-Шафи́ий42. Ингуши – мусульмане-сунниты, руководствуются Сунной – сводом правил и устоев, основанных на примере жизни Пророка Мухаммеда, его поступках, высказываниях в том виде, в каком они переданы сподвижниками Пророка и были зафиксированы в виде хадисов у суннитов и хабаров – у шиитов. Сунна почитается всеми течениями ислама как следующий после Корана источник сведений о том, какое поведение или мнение угодно Аллаху. Сунна объясняет Коран и дополняет его43. Традиционные последователи ислама считают следование Сунне главным содержанием жизни каждого истинного мусульманина. К суннитам относятся 85% мусульман мира, остальные 15% исповедуют ислам шиитского направления. В России к шиитам относятся только азербайджанцы, таты и часть лезгин44.

Ингуши являются приверженцами самого либерального направления ислама – суннизма суфийского толка. Суфиты стремятся обрести божественную любовь и божественное знание посредством личного мистического опыта. Основным суфийским духовным упражнением является зикр – повторение имени Бога или некоторых фраз из Корана. Верующие ингуши принадлежат к двум суфийским орденам, или тарикатам45, – Накшбандийя и Кадирийя, которые, в свою очередь, подразделяются на братства – вирды46, члены которых дают обет придерживаться пути, предложенного шейхом. Они различаются особенностями совершения обряда зикр47 и некоторыми ритуалами, разработанными основателями их религиозного направления. Кадирийцы практикуют громкий зикр – джахр, который исполняется в форме движения по кругу в такт ритмичной музыке и сопровождается особыми восклицаниями. Накшбандийцы исполняют тихий зикр – хафи48. Сторонники громкого и тихого радения ссылаются на Коран, где сказано: «…не произноси громко своей молитвы, но и не шепчи ее, а следуй по пути между этим» (сура 17, аят 110). На этом основании представители обоих тарикатов убеждены, что обе формы зикра не противоречат Священному Писанию.

Самым многочисленным по числу последователей является тарикат Кадирийя. Появление этого суфийского братства связывают с именем известного теолога Абдул-Кадир аль-Джилани (Гиляни) (1077–1166). Он был родом из области Гилана, которая находится на южном побережье Каспийского моря. Считается, что его родословная восходит к халифу Али ибн Абу Талибу. Он получил образование в Багдаде у Абу аль-Хайра Хаммада адДаббаса, был знатоком мусульманского права (фикх), Корана, хадисов и их толкований (тафсир). Затем он оставил обучение и 25 лет вел аскетическую жизнь, странствуя по пустыням Ирака. Только в 521/1127 г., когда ему было уже за 50, он неожиданно прославился в Багдаде как популярный проповедник. С того времени слава его стала быстро расти, но известен он стал как ханбалитский, а не суфийский проповедник. Он и одевался как алим, а не как суфий. Для Абдул-Кадира в 528/1133–34 гг. специально было построено медресе с примыкавшим рибатом, который служил резиденцией для него самого, его многочисленной семьи и учеников. Однако нет свидетельств о том, что он хотя бы заявлял о создании собственного пути мистического познания или был чьим-либо наставником, или посвятил кого-либо. Аль-Джилани был автором около 50 книг, наиболее известными из которых являются «Аль-Кунья», «Аль-Фатх ар-Раббани» и «Футух аль-Кайб». Кадирийский тарикат окончательно оформился на территории нынешнего Ирака в XII в. уже после его смерти. Он объединяет 12 родственных между собой суфийских братств и является одним из самых распространенных в мусульманском мире49. На Кавказе суфийское учение утвердилось в начале 60-х годов XIX в. в Чечне, Ингушетии и частично в Дагестане и Осетии. Его стали называть зикризмом50.

Основателем «секты зикристов» был Кунта-хаджи Кишиев (1800–1867)51, житель села Элисхан-Юрт, выходец из бедной чеченской семьи. Предание гласит, что в детстве Кунта любил уединение, был задумчивым и сообразительным. Он выучился арабской грамматике, умел читать Коран, был очень религиозен. В возрасте 18–19 лет вместе с отцом он совершил хадж в Мекку. После возвращения из хаджа Кунта-хаджи начал религиозно-проповедническую деятельность52. Проповеди Кунта-хаджи о мире, братстве, поддержке обездоленных, сирот соответствовали общему настроению, душевному состоянию народа. Главными в его проповедях были идеи непротивления злу насилием, отказа от военных действий против царизма, значительно превосходившего горцев по своей военной мощи, а также призывы к смирению. Кунта-хаджи прекрасно понимал, что непримиримое сопротивление может привести народ к полному уничтожению. Он призывал горцев к прекращению кровопролития и переходу к мирному укладу жизни. Идеология зикризма противоречила идеологии газавата, требующего продолжения борьбы с противником до победного конца. Кунта-хаджи говорил: «…мне завещаны Аллахом только четки, я не буду брать в руки ни кинжал, ни ружье». Шамиль преследовал Кунта-хаджи за его антигазаватские идеи и запретил ему вести проповедническую деятельность53.

Вместе с тем народные предания приписывают взаимоотношениям Шамиля и Кунта-хаджи иной характер. Согласно им, Шамиль, узнав о проповедях Кунта-хаджи, потребовал от него явиться в Ведено для публичного диспута со знаменитыми богословами, где устаз ответил на все поставленные пред ним вопросы и развеял сомнения Шамиля.

Убедившись в том, что Кунта-хаджи – подлинный шейх, Шамиль якобы предложил ему совершить еще один хадж в Мекку54, чтобы тот «познакомился с дервишами орденов Кадырия»55.

Некоторые исследователи склонны считать, что знакомство Кунта-хаджи с новым тарикатом произошло задолго до совершения им хаджа и было связано с чтением исламской литературы. Другие считают, что знакомство с этим учением началось в период первого хаджа (1818–1819), а более глубокое его усвоение – во время паломничества к святым местам в 1859–1861 гг. Точных сведений об этом нет. Так, помощник начальника Аргунского округа Терской области А.П. Ипполитов писал о периоде жизни Кунта-хаджи после второго хаджа, что число его последователей резко возросло: в «…назрановских аулах у зикристов были свои собственные старшины, с избранными мюридами. <…> В скором времени Чечня, Назрань и большая часть нагорных обществ чеченского племени были покрыты этим тайным учением, как крепкою сетью»56. Шейх являлся духовным и светским руководителем религиозной общины, хотя имамом себя не называл и отказывался от этого звания57.