Но в настоящий момент император от этого давления отрезан уже несколько дней, и у него, как у всякого порядочного наркомана, началась по этому поводу ломка. А может, Николай изначально не был приспособлен к самостоятельному существованию и для принятия решений нуждался в сером кардинале. Ведь был же феномен Ришелье – этот человек при вполне живом, самовластном и дееспособном Людовике XIII олицетворял собой Францию. И лишь потому, что таких «кардиналов» у Николая было несколько и дудели они ему в уши каждый свое, получалась в государственном управлении вместо симфонии какофония, а когда в это оркестр включился сектант Гришка Распутин, то началось такое, что хоть святых выноси. Одним словом, Николаю отчаянно хотелось посоветоваться, но от всех привычных источников благодаря своей матери он был отрезан и поэтому потянулся ко мне.
– Господин Иванов, – сказал он мне, когда мы прогуливались по дорожкам парка, по счастью, без всякой стрельбы, – скажите, а господин Куропаткин он действительно так плох, что его надо менять с поста как можно скорее, или мой брат немного погорячился и с этим можно погодить?
Тут надо сказать, что форма беседы во время прогулки в парке была избрана Николаем далеко не случайно. С момента смерти своей супруги он избегал заходить в свой рабочий кабинет, превратив его в такое мемориальное место, где все оставалось так же, как было в момент смерти Александры Федоровны. Единственное, для чего он туда заходил – помолиться за упокой души ее и не рожденного младенца Алексея. Прогулки в парке, напротив, успокаивали императора, настраивая его на лирический и в то же время деловой лад. Я даже начинаю верить, что совместными усилиями с его матушкой у нас получится стабилизировать состояние императора всероссийского и позволить ему дотянуть до того момента, когда он сам сможет передать власть избранному им самим преемнику и удалиться от мира сего в монастырь, скит или просто в частную жизнь.
Еще надо сказать то, что к подобному разговору я готовился с самого отъезда из Порт-Артура (а иначе какой бы я был советчик), поэтому ответ на вопрос последовал почти сразу, после некоторого показного размышления.
– Вы знаете, государь, – ответил я, – как гласит наша история, в качестве командующего армией или комфронта генерал Куропаткин сумел погубить все, что только возможно. В то же время в качестве военного министра и в качестве Туркестанского генерал-губернатора этот человек был вполне на своем месте, и его деятельность на этих должностях принесла России много пользы. Так что я думаю, что ваш брат не погорячился, и смещать Куропаткина с переводом на административно-хозяйственную работу требуется немедленно.
– А что вы скажете о генерале Линевиче? – поинтересовался император. – Ему уже шестьдесят пять лет – способен ли он вынести тяжести и лишения войны в Маньчжурии?
– Дело тут не в возрасте, – честно ответил я, – на эту войну генерала Линевича еще хватит. Да и наши медики, если что, помогут, добавят три-пять лет жизни. Тут дело в другом. Если Куропаткин, Стессель и некоторые прочие генералы – это флегматичные волы и першероны, предназначены таскать повозки с амуницией и провиантом, то генерал Линевич – это старый боевой конь, который почитает за счастие умереть во время отчаянной атаки на вражеские позиции. В качестве командующего Маньчжурским фронтом он в сто раз предпочтительнее, чем Куропаткин, Сахаров и прочие генералы мирного времени, которых в русской императорской армии пруд пруди. Имейте в виду, Ваше Императорское Величество, грядет двадцатый век – век смут, революций и, в первую очередь, войн, так что из нынешних поручиков и штабс-капитанов пора отбирать тех, кто будет возглавлять армии и фронты десять-пятнадцать лет спустя. Как говорят в русском народе: «готовь сани летом, а телегу зимой», вот и будущих боевых генералов тоже лучше готовить загодя.
– Хорошо, Михаил Васильевич, – флегматично согласился Николай, – мы так и сделаем. Вы лучше скажите, как по-вашему, кого лучше назначить моим преемником – Ольгу, как советует этот ваш господин Одинцов, или все-таки Мишкина, как настаивает Маман?
– Сказать честно, – ответил я, – я не знаю. Аргументы про и контра почти уравновешивают друг друга. Если бы ваш брат Михаил смог преодолеть свой страх по поводу работы императором, он был бы предпочтительней. Ведь женщина на престоле – это пусть небольшое, но все же потрясение основ. Но если он продолжит уклоняться от такой чести, подобно дикобразу встопорщив все фибры своей души, вы не добьетесь ровным счетом ничего, кроме громкого скандала, какого-нибудь морганатического брака и крушения всех надежд на сохранение монархии в России, ибо разгоревшийся вокруг вашего брата скандал окончательно убьет все ее перспективы. Смена власти в России должна случиться тихо, чинно и почти незаметно для окружающего мира.
Ваша сестра Ольга в этом смысле предпочтительней. Да, она далеко не красавица, но правящей императрице этого и не надо. Зато она умна, чисто по-человечески мудра, а также способна отличить слова одобрения, сказанные от чистой души, от банальной придворной лести. Еще ее плюс в том, что она однолюбка и, выйдя замуж, будет верна своему супругу. А это значит, что не повторятся истории времен Екатерины второй, когда постельные куртизаны делили между собой ложе императрицы и власть над Россией.
– Вот тут вы на сто процентов правы, – согласился император, – родись Ольга мужчиной, я без колебаний оставил бы ей Россию и с чистой совестью удалился в монастырь замаливать грехи. Но так как она женщина, ей понадобится такая вооруженная сила и авторитет, чтобы при восхождении на престол никто и пикнуть не посмел ничего против. Я понимаю, что для этого сначала нужно вдребезги разгромить Японию, и молю теперь Господа только об одном – чтобы это случилось как можно скорее. Знали бы вы, господин Иванов, насколько я устал и как хочу в своих молитвах воссоединиться со своей Алики. Надеюсь, что осталось немного времени, и это случится совсем скоро…
Вот на этой оптимистической ноте мы с императором и расстались. Уже позже я узнал, что им на Дальний Восток были посланы три именных Рескрипта. Один касался Куропаткина и переводил его на вновь созданную должность начальника тыла Маньчжурской армии. Второй, направленный в Хабаровск, предписывал генералу Линевичу немедленно выезжать в Мукден и принимать должность командующего Маньчжурской армией. Третий рескрипт касался наследника престола и производил его сразу из поручиков в генерал-майоры с назначением временным командующим Армией до прибытия генерала Линевича. Вот такие вот, товарищи, получаются пирожки с императорскими котятами.
7 апреля 1904 года, утро по местному времени. Острова Эллиота, пароход «Принцесса Солнца»
Великая Княгиня Ольга Александровна Романова, 22 года.
Сегодня мы, как всегда, сидели за обеденным столом в полном составе, начиная от господина Одинцова и заканчивая девочками-инженерами из группы госпожи Лисовой. Это был наш последний совместный обед пред тем, как Новиков (раньше майор, а теперь полковник) вместе со своей бригадой морской пехоты отправится на войну с японцами помогать моему братцу Мишкину. Как он сказал сам, это есть наш главный и решительный бой. Во время обеда все были несколько более серьезны, чем обычно, в остальном же все проходило как всегда.
Мой Александр Владимирович сидел за столом напротив меня и то и дело останавливал на мне свой взгляд, я же смущалась и отводила глаза. Сегодня в его взгляде было что-то новое. Ну да, мы оба знали, что нам предстоит разлука; и сколько она продлится, ведомо лишь Богу. Александр Владимирович отправлялся на войну, где его могут убить или ранить, ибо от шальных снарядов или пуль не застрахованы даже генералы… Я же остаюсь здесь и могу лишь молиться, чтобы и он, и мой братец Мишкин, который тоже будет в самой гуще, благополучно вернулись домой живыми и здоровыми. Из-за этого мне было несколько тревожно. Но в то же время мной владела какая-то приподнятость. Я ощущала себя Ярославной, провожающей своего князя на великие подвиги.
Хотя, конечно, сходства было не так уж много. Ведь Новиков даже не является моим официальным женихом, не то что мужем. И все наши отношения заключались преимущественно в переглядываниях и обмене любезностями при встрече. Всего лишь пару раз нам удалось побеседовать, оставшись ненадолго вдвоем – так, ни о чем, расспросы друг о друге. Но тем не менее я почему-то не сомневалась, что все это непременно разовьется во что-то большее. Что это – наитие, предчувствие? А может, тут сыграл роль тот случай, когда в катере меня случайно отбросило прямо на его грудь, и я уже падая в пропасть, вдруг ощутила неколебимую поддержку надежного мужского плеча. И как раз в тот момент между нами и проскочило нечто-то такое… Как бы там ни было, но другие люди тоже считают, что наши отношения разовьются в нечто большее. Я ведь все замечаю. И от меня даже сейчас, за обедом, не ускользнуло, как господин Одинцов, переведя внимательный взгляд с Новикова на меня, едва заметно кивнул собственным мыслям, и при этом на его лице было написано удовлетворение тем, что дела идут именно так, как он рассчитывал.
Отобедав, все стали расходиться по своим каютам. А я поднялась на верхнюю палубу подышать свежим морским воздухом и полюбоваться на окрестности. Конечно же, я ждала его, Александра Владимировича Новикова, чтобы пообщаться с ним перед тем как он отъедет. Я даже не задумывалась, о чем буду с ним разговаривать, но поговорить мы непременно должны были. Этому разговору предстояло внести в наши отношения некоторую ясность…
Вот и он тоже поднялся на верхнюю палубу вслед за мной и, когда он увидел, что я стою недалеко и любуюсь пейзажем, его глаза радостно сверкнули. Решительно он подошел ко мне и произнес:
– Уважаемая Ольга Александровна… Думаю, что нам с вами есть о чем поговорить…
– Наверное, есть… – ответила я и поправила свою шляпку.
Я всегда начинала волноваться в его присутствии. Вот он стоит совсем рядом – коренастый, темноволосый, с ясным взглядом карих глаз… Надежный и честный мужчина. Человек из будущего… И я так волнуюсь именно потому, что он мне нравится. Потому что меня к нему влечет. Когда он рядом, мне хочется, чтобы снова произошло что-нибудь, что бросило бы нас в объятия друг другу…
Он встал рядом. Смотрел он на меня как-то загадочно – серьезно и выжидающе, но и испытующе одновременно. Я вдруг подумала о том, что ему известно обо мне все. То, что остальные люди из будущего знают мою подноготную от рождения и до смерти, как-то не заставляло меня особо задумываться, ведь в моей биографии не было черных пятен. Но перед ним, перед Новиковым, мне вдруг стало как-то не по себе, словно я оказалась в неглиже. Ведь детали моей жизни, не предназначенные для того, чтобы их знали посторонние, для него не были секретом. Он знал даже о том, что мы с мужем ни разу не спали в одной постели… И знал, по какой причине.
Наверное, румянец залил мои щеки. Я отвернулась от Новикова. По небу бежали тучи… На морской глади вздымались волны, гонимые свежим ветром. И казалось, что природа подхватила общий настрой на корабле – то было предчувствие великих свершений и грандиозных перемен… Впрочем, разрушительного шторма не предвиделось.
– Ольга… – тихо произнес Новиков, – могу я быть честным с вами?
– Конечно, Александр Владимирович, – ответила я, не глядя на него – я опасалась, что в моих глазах он прочитает откровенное признание. Ведь еще Маман говорила, что я не умею скрывать свои чувства… Всей душой меня тянуло к Новикову. Не только душой, телом тоже… Это притяжение было непреодолимо. Этот человек был тем, с кем я могла бы быть счастлива. И, наверное, он испытывал нечто подобное по отношению ко мне.
– Ольга… Вы мне очень нравитесь. Нравитесь как человек и как женщина. И это серьезно… Кхм… – он покашлял, борясь с робостью.
– Я вам верю, Александр Владимирович, – с улыбкой сказала я. Его нужно было приободрить. Наверное, его смущал мой титул. Что ж, это нормально. И уж конечно, мне было несказанно приятно слышать его слова о том, что я ему нравлюсь.
Я с лукавством глянула на него. Это был взгляд, который поощрял его продолжать свою речь. Мне было очень интересно, что он еще скажет.
– Так вот, Ольга Александровна… – При этих словах он приблизился ко мне почти вплотную, создав этакую заговорщически-интимную атмосферу. Накрыл мою ладонь, лежащую на леере, своей большой и сильной рукой. Меня тут же бросило в жар. – Хочу сказать вам, что это не просто симпатия. Это нечто большее…
– Да? И что же? – вырвалось у меня. Как же мне хотелось, чтобы он сказал это слово! Но в то же время истинные джентльмены словами не разбрасываются. Слова налагают ответственность. Поэтому я предполагала, что он, будучи человеком честным, не станет произносить то, что мне хотелось услышать.
Но я ошиблась. Он вдруг улыбнулся открыто и искренне; глаза его засияли ярким блеском.
– Наверное, любовь! – сказал он, не отводя взгляда.
– Ээ… Вы серьезно, Александр Владимирович? Вы хотите сказать, что влюблены в меня? – Несмотря на то, что я ждала этого признания, оно меня ошеломило и повергло в растерянность. Но тем не менее ощущение счастья нарастало во мне.
– Да, Ольга… – Он не прибавил отчества к моему имени, и это говорило о том, что наши отношения перешли на другой уровень, став более близкими.
Он замолчал. И только крепче сжимал мою ладонь своею, глядя на меня с каким-то ожиданием.
Но что я могла ему ответить? Конечно же, если бы я следовала воле чувств, то тут же бросилась бы ему на шею со словами: «И я! Я тоже люблю вас, Александр!» Но это выглядело бы ужасно и пошло… Я должна вести себя сдержано, как и подобает аристократке, но при этом почему мне нужно лицемерить и жеманиться, если я испытываю к Новикову то же самое? Ну и как мне себя вести? Я была растерянна, хотя и несказанно счастлива, и просто смотрела с нежностью на его мужественное лицо, обращенное ко мне.
Впрочем, мне и не пришлось ничего говорить ему в ответ, потому что он вновь заговорил.
– Ольга… – проникновенно сказал он, – отчего-то сердце мне подсказывает, что вы готовы ответить мне взаимностью. Вижу, вам трудно сказать мне об этом прямо сейчас, но мы еще сможем поговорить на эту тему, когда Япония будет окончательно разгромлена, и мы все вернемся обратно с победой. И тогда мы с вами окончательно решим, как нам быть. Поверьте, меня интересуете только вы лично, и ничто иное. Если вы меня отвергнете, я, конечно, огорчусь, но не обижусь. Если же решите, что я подхожу вам в качестве супруга –то тогда мы с вами поженимся…
– Но ведь я… уже замужем… – произнесла я. Мне и в самом деле показалось немного неправильным говорить о моем предполагаемом замужестве при том, что муж у меня уже есть, пусть и чисто условный, как говорит Дарья, виртуальный. Все же наш брак освящен Церковью, и для меня это совсем не шутки…
– Ах ну да… – Он немного погрустнел, его ладонь соскользнула с моей руки. Он обвел взглядом горизонт, немного помолчал и, вновь обративши ко мне свой взор, сказал с уверенной улыбкой: – Ольга… Если только вы имеете ко мне те же чувства, что и я к вам, то тогда у нас с вами все будет хорошо. Даю слово офицера, я сделаю для этого все возможное и невозможное. Что же касается вашего нынешнего брака, то, вы уж простите, но мне и всем нашим прекрасно известно, что он фактически не состоялся и что достаточно решения вашего царствующего брата, чтобы Церковь признала этот брак несостоявшимся и фиктивным, после чего просто аннулировала бы его. Думаю, что с теми возможностями, которые откроются перед нами после победы над Японией, нам совсем не придется ждать шестнадцатого года. Простите меня за бестактность, я не хотел вас обидеть. Видите ли, в нашем мире все намного проще… Но я очень постараюсь быть внимательным к вам… Ольга… мне хочется поддерживать и оберегать вас. Баловать и дарить вам радость. Говорить нежные слова и заботиться о вас… Но я понимаю, что пока не могу делать этого всего в силу нескольких причин. Но все эти причины, Ольга, вполне преодолимы… Вполне, заверяю вас, и когда-нибудь (надеюсь, очень скоро) не останется никаких препятствий к тому, чтобы мы были вместе… – Он немного помолчал, а затем сказал уже другим, более тихим голосом: – Не знаю, позволите ли вы мне себя поцеловать, но осмелюсь просить на то вашего разрешения…