Сонный швейцар действительно принял их за чокнутых нуворишей, особенно когда Раймонд стал читать стихи на древнегреческом.
Днем Айседора позвонила вниз и отчитала несчастного швейцара за то, что багаж пока не прибыл. После этого тот не посмел отказать в обеде в номер.
– Дульси, так долго продолжаться не может, – пыталась урезонить младшую сестру самая практичная из всех Элизабет. – Нас просто заберут в полицию.
– К сожалению, не может. Но мы хотя бы отдохнули!
Отоспавшись на мягких постелях и проглотив сначала завтрак, а потом обильный обед, семейство ночью поспешило покинуть гостеприимный отель, не разбудив при этом сонного швейцара.
– А если он не спит?
– Скажем, что желаем посмотреть ночной Лондон. И потребуем разыскать наш багаж к утру!
Швейцар спал.
– Вот к чему приводит сон на работе, – посмеялись Дункан. – Этот сон обойдется ему в стоимость нашего пребывания в отеле.
Ни малейших угрызений совести семейство не чувствовало. Но и куда теперь деваться, где ночевать, они тоже не знали.
– Смотрите, леди К. в Лондоне, – обрадовалась увиденной в газете заметке Айседора.
– И?..
– Она дает приемы, а я танцевала в ее доме в Ньюпорте.
Еще через час они уже договаривались об аренде небольшой студии в Челси. Леди К. заинтересовалась предложением Айседоры выступить в салоне и даже выписала аванс. Десять фунтов, когда в карманах только дыры, выглядят богатствами пещеры Али-бабы. К счастью, на этот раз у них хватило ума заплатить за жилье за месяц вперед и купить продукты, чтобы не голодать.
Без мебели, ночуя прямо на полу и питаясь самыми дешевыми консервами, Дункан были счастливы.
– Мы художники и жить должны как художники! – восклицал счастливый Раймонд. – Вот она Европа и свобода!
Выступление Айседоры под аккомпанемент матери и в сопровождении читающей стихи Элизабет и словоохотливого Раймонда имело успех. Они стали популярны, приглашения следовали одно за другим.
У леди М. выступала забавная компания – мать и трое взрослых детей. Мать, как истинный глава этого семейства, зорко наблюдала за происходящим, сидя за роялем, одна из дочерей прилично декламировала стихи, сын произносил пламенные речи о ценности свободы движения и своеобразии античного танца, перемежая речь цитатами стихов на древнегреческом, а вторая дочь танцевала босиком. Все четверо были в туниках и сандалиях на босу ногу.
Посмотреть на необычную семейку собралось немалое общество.
Вердикт был единодушным: речи странного молодого человека заумны, декламация его сестры хороша, игра матери прекрасна, но лучше всех одухотворенный танец босоножки. Пожалуй, в качестве изюминки сезона сгодится.
Сама изюминка сезона, едва живая после нескольких часов танца от усталости, переодевалась в комнате для прислуги. Благодаря ее за выступление, хозяйка салона показала глазами на верткого молодого человека со щедро напомаженной головой:
– Это известный репортер. Завтра о вашем выступлении, милочка, будет знать весь Лондон! Вы мгновенно станете знаменитой.
Айседора хотела сказать, что предпочитает получить деньги или хотя бы хороший ужин, но подумала, что реклама тоже не помешает.
О них узнали, приглашения посыпались как дары из рога изобилия, вот только дарами не были. Однажды Айседора открыто напомнила о необходимости оплаты своего труда и труда своих родственников. Хозяйка пришла почти в священный ужас: танцовщица-босоножка чего-то требует? Наконец процедила сквозь зубы:
– Зайдите завтра, вы все получите.
Завтра они получили совсем немного, причем, от швейцара и именно в швейцарской, хозяйка не посчитала нужным встретиться с танцовщицей, еще вчера приводившей в восторг гостей салона. Сумма была ничтожной, возможно, она распорядилась дать больше денег, и им передали не все, или просто не представляла, сколько нужно заплатить этой босоножке.
В других салонах не лучше. Хозяева не сознавали разницу между собственным положением и теми, кто перед ними выступает. Нередко в такие вечера устраивались сборы средств в пользу бедных. Дунканов угощали чаем, клубникой со сливками, пирожными, аплодировали, даже демонстрировали полные подносы вырученных в результате выступления золотых монет и чеков в пользу очередной благотворительной организации, не понимая, что вовсе не ради благотворительности Айседора танцевала несколько часов. Она была готова танцевать бесплатно хоть ежедневно и с утра до вечера, если бы кто-то платил за жилье и самую скромную еду.
Но таких не находилось. Английские нувориши оказались ничуть не щедрей американских и понимание философии нового танца если и выказывали, то лишь из вежливости, привычно не желая спорить.
– Мне кажется, они ни слова не запомнили, если вообще что-то поняли из выступления Раймонда! – горячилась Айседора.
– Пусть так, но нас же снова пригласили, – пыталась урезонить сестру Элизабет, которая тоже не любила споры.
– Как дрессированных обезьянок. Нужно успеть позвать к себе этих Дунканов, пока не закончился сезон! Думаешь, их трогает танец или интересует музыка Невина?
Но как бы ни бушевала Айседора, выбора у них все равно не было, иного способа заработать на жизнь не находилось.
Однажды ее мысли подтвердил высокий красивый мужчина, говоривший с непонятным акцентом. Воспользовавшись отдыхом босоножки, он подошел, протягивая бокал красного вина. Айседора помотала головой:
– Извините, я не пью.
Она боялась опьянеть, выпив хоть глоток на совершенно пустой желудок, ведь они со вчерашнего дня не ели. Голод особенно сильно чувствовался в богатых домах, где через открытые двери почти всегда были видны богато накрытые столы со множеством яств. Но актеров никогда не приглашали за эти столы, слишком много чести для комедиантов.
– Мисс, вы прекрасно танцуете, весьма своеобразны, даже неповторимы, но этого мало, чтобы давать сольные выступления.
– Но я их даю! – почти возмутилась Айседора.
– В салонах, – спокойно уточнил собеседник. – Здесь вы просто забавная игрушка, которая завтра выйдет из моды. Сегодня вам аплодируют скучающие дамы и пресыщенные жизнью мужчины, но завтра появится кто-то более забавный и вас перестанут приглашать. Один-два сезона, не более.
Айседора стояла оглушенная, не зная, что возразить. Он был прав, это жестокие, но верные слова. Сезон заканчивался, приглашения поступали все реже, а что будет, когда гости салонов разъедутся по своим имениям на лето? И можно ли надеяться, что ее пригласят танцевать осенью?
Айседора сумела справиться с собой, ее ответный тон был ироничен:
– И что же по-вашему я должна делать?
Собеседник, внимательно наблюдавший за танцовщицей, кивнул, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями:
– Вы молодец, умеете смотреть правде в глаза. Что делать? Найдите себе труппу, в которой сможете выступать на сцене. Даже великая Фуллер не танцует одна.
– Фуллер скорее акробатка, чем танцовщица!
– Я только что похвалил вас за способность смотреть правде в глаза… Подумайте над моими словами – не стоит уповать на салоны, это ненадолго. Хотите танцевать почти всю жизнь – ищите место на сцене. И не в Англии, есть много других мест. Здесь вы всегда останетесь комедианткой.
Только когда собеседник откланялся и ушел, Айседора вдруг сообразила, что не помнит, как тот представился!
– Раймонд, кто это был?!
– Какой-то русский граф. Ты разговаривала, не спросив имени? Что он такого сказал, что ты вся дрожишь?
– Правду…
– Какую, Дульси?
– Что мы продержимся лишь до конца сезона. – Айседора слабо улыбнулась показывавшей на нее очередному гостю хозяйке салона.
– А потом?
– В следующем сезоне они найдут другую игрушку.
Домой добирались привычно пешком. Сплошной туман окутывал со всех сторон, словно закрывая путь не только к их студии, но и вообще в будущее. Этот туман казался зловещим предзнаменованием и не позволял чувствовать себя уверенно. Настроение, столь хорошее несколько часов назад, совершенно испортилось. Семейство Дункан никогда не страшилось бедности или каких-то трудностей, но в тот вечер, вернее, уже раннее утро, им было сиротливо и безнадежно.
– Я поеду в Париж! Мы завоюем его и всю Европу, а потом весь мир! И эти снобы англичане пожалеют, что…
Он не договорил, просто не зная, о чем должны будут пожалеть английские зазнайки.
Заявление Раймонда показалось трем женщинам нелогичным.
– Что ты будешь там делать?
– Заработаю денег и вызову вас к себе.
Оставалось лишь вздохнуть…
Но первой уехала Элизабет. Мать одной из ее учениц звала девушку в Нью-Йорк, предлагая возобновить занятия в школе, обещала снять подходящее помещение и даже прислала чек для оплаты обратного путешествия.
Элизабет смотрела на родных умоляющими глазами, было понятно, что она очень хочет вернуться в свою школу.
– Я поеду… А когда заработаю немного денег, то смогу прислать вам. А потом вы разбогатеете и прославитесь, и я к вам вернусь!
Пришлось с грустью согласиться.
Секретарь для Айседоры нашелся довольно легко в Ницце, им стал нуждающийся русский Петр Моргани. Сколько таких образованных русских с прекрасной родословной нуждались в те годы! Называл он себя на английский лад Паттерсоном, по-русски говорил с сильнейшим акцентом, но Дункан не требовалось хорошее знание русского, она диктовала на английском. Могла бы на немецком или французском, но секретарь предпочел английский.
Это даже хорошо, что секретарь молодой человек, а не милая дама неопределенного возраста. Это меня дисциплинирует, – решила Айседора.
Первое испытание Петр прошел, он записывал быстро и переписывал после расшифровки понятно, что немаловажно для секретаря.
Русский граф в своем мрачном предсказании не ошибся. Семья Дункан продержалась еще сезон, перебиваясь с хлеба на воду, хотя предложений выступить вечером в очередном салоне было достаточно. Беда в том, что приглашавшие дамы не всегда задумывались о том, что танцовщице и ее родным нужно на что-то жить. Им и в голову не приходило, что очаровательная босоножка голодна и спит на полу, потому что на мебель нет средств.
Но платить никто не собирался, а семье Дункан было катастрофически нечем. Они мерзли и голодали в своей студии, надеясь только на помощь Элизабет.
И помощь пришла – в письме был скромный чек на десять долларов, но какими огромными показались эти деньги!
Раймонд принялся распоряжаться:
– Сначала оплатить жилье! И купить консервы, все, что может долго храниться на случай, если у нас снова не будет средств.
Айседора, вспоминая клубнику со сливками посреди зимы, хохотала:
– Да уж, клубника не сохранится.
Но жить на скромные средства Элизабет всей семьей, да еще и по разные стороны океана, невозможно, Дунканы понимали, что долго не выдержат. Требовалось хоть как-то обновлять одежду, костюмы для выступлений, платить за жилье и питаться чем-то кроме грошовых булочек и разбавленного кофе.
Однажды Раймонд поинтересовался, что было бы, предложи ей кто-то стать любовницей.
– Кто? – изумилась Айседора.
– Кто-нибудь весьма состоятельный. Что бы ты выбрала – танец или возможность иметь дом, прислугу, бриллианты?
– Конечно, танец!
– Даже если бы предложили собственную студию и возможность выступлений перед гостями?
– Раймонд, я тебя не понимаю, что за странные вопросы?
– Представь, что тебе предложили стать любовницей очень богатого человека с условием, что ты будешь жить в огромном доме, вести себя как хозяйка, а танцевать только для гостей своего любовника. Ты согласилась бы?
– Конечно, нет!
– Я так и сказал, – пробормотал Раймонд, и Айседора вдруг поняла, к чему все странные расспросы.
– Кто сделал через тебя такое предложение?! Кто, Раймонд?!
Но брат не ответил, видно обещав не выдавать тайну.
Следующий вечер в очередном салоне был попросту испорчен. Айседора смотрела на окружающих и пыталась понять, кто же мог пожелать ее в любовницы. Этот? Или этот? А, может, вон тот? С него станется… Интересно, что при этом Айседора не понимала, как поступит, если узнает имя пытавшегося ее купить. Даст гневную отповедь при всех? Но тогда не пригласят не только в этот, но и никакой другой дом. Вызовет на откровенный разговор без свидетелей? И что скажет? Мол, как вы посмели и прочее? Тоже нелепо.
Айседора была так занята своими мыслями, что танцевала из рук вон плохо, но ей все равно аплодировали.
– Раймонд, значит, им все безразлично? Значит, я и впрямь только модная игрушка? Скажи, кто сделал такое предложение? Пожалуйста, скажи. Я не стану ничего предпринимать, но не хочу подозревать всех и каждого.
– Тот русский граф… – процедил сквозь зубы брат.
– Русский?..
Айседора испытала одновременно и облегчение, и разочарование. Стало проще, теперь не надо ни на кого коситься, но обидно, что этот русский предпочел действовать через Раймонда. И вдруг она сообразила:
– Когда он предлагал?
– Давно. Какая разница?! Ты обещала, что не будешь вспоминать об этом.
По крайней мере теперь Айседора могла не смотреть с подозрением на гостей очередного салона, русского графа среди приглашенных не было.
Это был последний вечер в сезоне, общество начало разъезжаться или собралось это делать в свои имения, шли последние балы, давались последние до осени спектакли, наносились последние перед летними каникулами визиты. Всем было не до танцовщицы в тунике.
Уже получив свою порцию восторгов и обещаний непременно пригласить для выступления в следующем сезоне, Айседора собралась идти переодеваться, когда к ней подошла хозяйка дома.
– Вы были сегодня неподражаемы. Очаровательно. И очень жалко, что вы отказались принять наше более чем щедрое предложение. Мой супруг не на шутку увлечен вами, как и я. Вы бы смогли хорошо отдохнуть и развлечься летом. Но… – дама развела руками, глядя на Айседору как на совершенно неразумное дитя. – Вам заплатят в швейцарской…
Так вот кто предлагал обеспеченную жизнь хотя бы на время! Дама, о которой открыто говорили, что та сама поставляет старому супругу молоденьких любовниц, лишь бы не исполнять супружеские обязанности. Куда потом деваются эти девушки, никто не знал, болтали, что их выдают замуж подальше от Лондона. Вот какую участь готовила ей приветливая хищница – быть игрушкой для старой развалины, развлекая его танцами?
Матери пришлось дернуть Айседору за руку, чтобы заставить очнуться.
– Что с тобой? Пойдем, нам пора.
Дома Айседора не удержалась и рассказала брату о разговоре.
– Почему ты сказал, что предлагал русский граф?
– Не хотел, чтобы ты прекратила танцевать совсем.
Потом он признался, что все куда омерзительней – сама дама любит молоденьких девушек не меньше супруга и развлекать пришлось бы обоих сразу.
– Хорошо, что я не узнала об этом раньше, не то отвесила бы ей пощечину при всех!
Неужели вот это и есть их судьба – танцевать для тех, кому все равно, голодать, жить практически в нищете и испытывать унижение?
Айседора перебирала рисунки, сделанные братом с греческих ваз в Британском музее, и пыталась понять, как относились греки к вот этим танцовщицам, почему их позы, движения увековечили.
Сестра и брат много беседовали о смысле танца, каждого движения, о том, что достигло, а главное, что потеряло человечество, отказавших от свободной одежды и свободного движения, присущих своей юности – эпохи Эллады. Казалось, что тогда все было во стократ чище и светлей, словно были солнечные дни, а стали пасмурные. Ненастные дни и морось за окном усиливало такое впечатление.
– Раймонд, неужели все потеряно, неужели невозможно возродить?
– А мы на что? Это и есть наша миссия – возродить искусство Эллады, пусть не все, но хотя бы в поэзии и танце. Элизабет суждено просто учить простых детей, Август и вовсе смирился, а мама… она устала. Остаемся мы с тобой. Нам предстоит разработать теорию эстетики Эллады, эстетики ее движения, философию танца, как выражения их сути…