– Сколь веревочка ни вейся, все равно концу быть, – сказал ему дантист. – Поверьте мне, Джон.
– А можно поставить на то и другое? – парировал Ребус.
Он загасил сигарету в пепельнице и сосчитал, сколько осталось в пачке. Восемь. Значит, сегодня он выкурил уже двенадцать. Грех невелик. Было время, когда он, прикончив пачку, тут же открывал новую. Пить он тоже стал меньше: пару бутылочек пива за вечер и, может быть, два-три глотка виски перед сном. Откупоренная бутылка пива – первая за день – стояла перед ним. Блисс и Робисон в мыслях не допускали выпить после работы, а он не собирался спрашивать разрешения у Коуэна. Тот допоздна засиживался в конторе. Они размещались в здании полиции на Феттс-авеню, что давало Коуэну шанс столкнуться с кем-нибудь из потенциально полезных для него больших начальников – людей, которые непременно заметят, как блестят у него туфли, и не забудут его почтительного обращения.
– Это называется лизоблюдство, – сообщил ему Ребус, увидев однажды, как тот от души смеется бородатому анекдоту, рассказанному одним из помощников главного констебля. – И я обратил внимание, что ты его не одергиваешь, когда он называет тебя Дэн…
Но Ребус отчасти сочувствовал Коуэну. Вокруг было полным-полно полицейских похуже, которые взобрались по карьерной лестнице куда выше. Коуэн это чувствовал, и это подтачивало его, не давало ему покоя. Из-за этого, как ни грустно, страдала вся команда. Ребусу его работа во многом нравилась. Он замирал в предвкушении всякий раз, когда открывал папку со старым делом. Коробок могло быть множество, и каждая готова была подарить ему путешествие во времени. В пожелтевших газетах таились не только криминальные сводки, но и отчеты о событиях в стране и мире вкупе с рекламными объявлениями и спортивными новостями. Он спрашивал у Элейн Робисон, сколько, по ее мнению, стоили в 1974 году дом или машина, а Питеру Блиссу, славившемуся памятью на игроков и менеджеров, зачитывал турнирные таблицы футбольной лиги. Но в итоге Ребуса захватывало само преступление – он узнавал детали, читал протоколы допросов, свидетельские показания, рассказы членов семьи. Он надеялся, что все эти убийцы живут где-то и с каждым годом мучаются все больше, читая о новейших достижениях в сыскном деле, в технологиях. Может быть, когда их внуки хотели посмотреть «На месте преступления» или «Воскрешая мертвых», они убегали на кухню. Может, им был невыносим один вид газеты или они не могли слушать радио или телевизионные новости из страха узнать, что их дело открыто заново.
Ребус поделился этой мыслью с Коуэном: пусть в прессе регулярно сообщают о раскрытии каких-нибудь старых дел, реальных или нет, чтобы нагнать страху на преступников.
– Может, что и всплывет.
Но Коуэна это не заинтересовало: у прессы и так неприятности из-за того, что они фабрикуют всякие истории. – Нам же отвечать, они ни при чем, – гнул свое Ребус. Однако Коуэн только качал головой.
Запись закончилась, и Ребус снял иглу с виниловой пластинки. Девяти еще не было – слишком рано для сна. Поесть он поел, как и решил, что по телевизору нет ничего хорошего, чтобы его включать. Бутылка пива уже опустела. Он подошел к окну и уставился на многоквартирный дом напротив. Из квартиры на втором этаже на него глазели две девчушки в пижамах. Он помахал им, отчего они во всю прыть припустили прочь и принялись вприпрыжку гоняться друг за дружкой – сна у них не было ни в одном глазу, и они уже забыли о существовании Ребуса.
Но он знал, о чем они говорили ему: рядом есть другая вселенная. А это могло означать только одно.
«Паб», – произнес Ребус вслух. Он взял телефон и ключи, выключил проигрыватель и усилитель. Тут его взгляд снова упал на медиатор, и Ребус решил, что они отправятся вместе.
Часть первая
Человек исчезает, спускаясь в бар,
С клочком израненного неба…
1
Он был в кабинете один, когда зазвонил телефон. Коуэн и Блисс отправились в столовую, а Робисон пошла к врачу. Ребус поднял трубку. Звонили с проходной.
– Тут одна дама хочет поговорить с инспектором Магратом.
– Тогда вы не туда звоните.
– Она говорит, что туда.
Ребус посмотрел на Блисса, вошедшего в кабинет с бутылкой лимонада в одной руке и сэндвичем в другой.
В зубах он держал пакетик с чипсами.
– Подождите, – сказал Ребус в трубку, а потом обратился к Блиссу: – Ты знаешь инспектора по имени Маграт?
Блисс положил сэндвич на стол и вынул изо рта пакетик.
– Он наш основатель, – сказал он Ребусу.
– Что ты имеешь в виду?
– Первый руководитель отдела по расследованию нераскрытых преступлений – мы все его дети, так сказать.
– И как давно это было?
– Лет пятнадцать назад.
– Внизу его кто-то спрашивает.
– Желаю удачи. – Блисс перехватил взгляд Ребуса. – Он жив, и с ним все в порядке. Ушел на пенсию шесть лет назад. Купил себе домик где-то на севере. На побережье.
– Инспектор Маграт уже шесть лет здесь не работает, – сказал Ребус в трубку.
– А с кем еще можно поговорить? – донеслось в ответ.
– Мы тут, вообще-то, заняты. А о чем речь?
– Пропал человек.
– Это точно не к нам.
– Но она говорила с инспектором Магратом. Он дал ей свою визитку.
– А имя она назвала? – спросил Ребус.
– Нина Хазлитт.
– Нина Хазлитт? – повторил Ребус для Питера Блисса.
Блисс на несколько секунд задумался, потом отрицательно покачал головой.
– И чем мы ей можем помочь? – пытал проходную Ребус.
– А если вы сами спросите? Это будет намного проще.
Ребус чуть-чуть подумал. Блисс сидел за столом, срывая обертку с сэндвича с креветками – он всегда приносил из столовой одно и то же. Вскоре появится Коуэн, и пальцы у него будут пахнуть чипсами с беконом. Пожалуй, лучше спуститься вниз.
– Буду через пять минут, – сказал он и повесил трубку.
Затем он спросил у Блисса, занимался ли когда-нибудь их отдел пропавшими людьми.
– По-твоему, нам нечем заняться? – Блисс толкнул ногой одну из шести заплесневелых коробок со старыми делами.
– Может быть, Маграт занимался пропавшими, пока не попал сюда.
– Насколько я помню, он был обычным инспектором криминальной полиции.
– Ты его знал?
– И сейчас знаю. Он время от времени звонит мне домой – интересуется, не закрыли ли еще нашу контору. Он меня сюда и принял – практически последнее, что он сделал перед уходом. После него отдел возглавил Эдди Трантер, а потом наступил черед Коуэна.
– Так, значит, не зря мне икалось? – вмешался Коуэн, входя в кабинет и на ходу размешивая капучино белой пластмассовой ложечкой.
Ребус знал, что Коуэн будет ее облизывать, пока не слижет начисто пенку, и только потом выбросит в мусорную корзину. Затем он начнет прихлебывать кофе, одновременно проверяя, не пришли ли ему мейлы на ящик. А комната будет наполняться запахами копченого бекона и креветок под уксусом.
– Перекур, – сказал Ребус, натягивая пиджак.
– Не задерживайся, напоминаю, – предупредил его Коуэн.
– Уже начинаешь скучать? – Ребус послал ему воздушный поцелуй и направился к двери.
Приемная была тесная, и найти женщину не составило труда – она сидела одна в единственном ряду стульев. Когда Ребус приблизился, она вскочила на ноги. Сумочка с ее колен упала на пол, она нагнулась и принялась собирать ее содержимое. Клочки бумаги, несколько авторучек, зажигалка, солнцезащитные очки и мобильник. Ребус решил не помогать ей, и женщина, закончив укладывать вещи, поднялась на ноги, поправила одежду и волосы, подобралась.
– Меня зовут Нина Хазлитт, – сказала она, протягивая руку.
– Джон Ребус, – ответил он.
Рукопожатие у нее было твердым, несколько золотых побрякушек звякнули на запястье; волосы ежиком – во всяком случае, так называл это Ребус: крашеные, светлые с красным. Лет пятидесяти, с веселыми лучиками морщин в углах голубых глаз.
– Инспектор Маграт вышел на пенсию?
Ребус кивнул, и она протянула ему визитку – затертую от времени, уголки загнуты.
– Я пыталась дозвониться…
– Ну, эти номера давно не действительны. Что привело вас сюда, миссис Хазлитт? – Он вернул ей визитку и сунул руки в карманы.
– Я говорила с инспектором Магратом в две тысячи четвертом году. Он не пожалел на меня своего времени, – затараторила она. – Помочь он не смог, но сделал все возможное. Не все отнеслись ко мне так, как он, да и теперь все остается по-прежнему. И вот я подумала: почему бы снова не обратиться к нему. – Она помолчала. – Он и в самом деле вышел на пенсию?
Ребус кивнул:
– Шесть лет назад.
– Шесть лет… – Она смотрела куда-то мимо него, словно недоумевая, куда утекло это время.
– Мне передали, что вы здесь по делу о пропавшем человеке, – подсказал Ребус.
Она моргнула, возвращаясь к реальности:
– Моя дочь Салли.
– И когда она пропала?
– В канун тысяча девятьсот девяносто девятого.
– И с тех пор никаких известий?
Женщина покачала опущенной головой.
– Примите мои соболезнования, – сказал Ребус.
– Но я не сдаюсь. – Хазлитт глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза. – Не могу, пока не узнаю правду.
– Я вас понимаю.
Выражение ее глаз немного смягчилось.
– Я столько раз слышала точно такие слова…
– Не сомневаюсь. – Он повернулся к окну. – Слушайте, я собирался выйти покурить – может, составите мне компанию?
– Откуда вы знаете, что я курю?
– Я видел, что́ у вас в сумочке, миссис Хазлитт, – ответил он, увлекая ее к двери.
Они прошли по подъездной дорожке до магистрали. Она отказалась от предложенных им «Силк кат», предпочтя собственные сигареты с ментолом. Когда его дешевая зажигалка не сработала, она выудила из сумочки свою «Зиппо».
– Я мало видел женщин с такими зажигалками, – заметил он.
– Она принадлежала моему мужу.
– Принадлежала?
– После исчезновения Салли он только год и продержался. Доктора решили, что тромб. Не напишешь же в свидетельстве о смерти «разбитое сердце».
– Салли – ваш единственный ребенок?
Хазлитт кивнула:
– Ей тогда только исполнилось восемнадцать. Через полгода должна была закончить школу. Потом собиралась в университет – хотела изучать английский. Том был преподавателем английского…
– Том – это ваш муж?
Она кивнула:
– В доме полно книг – неудивительно, что и она этим заболела. Когда она была маленькой, Том ей всегда читал на ночь какую-нибудь историю. Однажды я вошла к ним, думая, что это какая-нибудь сказка с картинками, а он ей читал «Большие надежды». – При этом воспоминании лицо ее исказилось болезненной улыбкой. От ее сигареты оставалась добрая половина, но она бросила ее на дорогу. – Салли с друзьями сняли что-то вроде шале недалеко от Эвимора. Мы сделали ей подарок на Рождество – дали деньги на ее долю.
– Миллениум, – проговорил Ребус. – Думаю, это было недешево.
– Да, недешево. Но предполагалось, что поедут четверо, а в компанию втиснулись еще двое. Так что вышло дешевле.
– Она была лыжницей?
Хазлитт отрицательно покачала головой:
– Я знаю, Эвимор этим и знаменит, и по меньшей мере две девушки катались на лыжах, но Салли хотела просто развлечься. Они поехали в город – у них были приглашения на две вечеринки. Они все думали, что она на другой. Никто ни с кем не ссорился, ничего такого.
– Она там выпивала?
– Наверно. – Хазлитт застегнула куртку: на улице было холодно. – Я ждала от нее звонка в полночь, хотя и знала, что у нее даже в хорошую погоду барахлит телефон. Утром друзья решили, что она с кем-то познакомилась и теперь где-то отсыпается. – Она резко остановилась и посмотрела ему в глаза. – Хотя это на нее не похоже.
– А кавалер у нее был?
– Они расстались осенью. Его тогда допрашивали.
Ребус совсем не помнил этого дела. Правда, Эвимор был далеко на севере от Эдинбурга.
– Нам с Томом пришлось ехать в Шотландию…
– Откуда? – перебил ее Ребус.
Он слышал ее английский акцент, но почему-то решил, что она эдинбурженка.
– Из Лондона. Крауч-Энд – знаете? – (Ребус покачал головой.) – Нам повезло – родители Тома помогли нам купить дом, как только мы поженились. Они неожиданно разбогатели. – Она помолчала. – Извините. Я знаю, что все это к делу не относится.
– Никак вам это уже говорили?
– Очень многие полицейские, – признала она с очередной горькой улыбкой.
– И как же вы вышли на инспектора Маграта? – с искренним любопытством спросил Ребус.
– Я говорила со всеми – с теми, кто находил для меня время. Имя инспектора Маграта упоминалось в газете. Он специализировался в нераскрытых преступлениях. И после второго случая… – Она увидела, что теперь завладела его вниманием, и глубоко вздохнула, словно готовилась декламировать наизусть. – Май две тысячи второго года. Дорога А – восемьсот тридцать четыре близ Стратпеффера. Ее звали Бриджид Янг. Ей было тридцать четыре, и она работала аудитором. Она припарковала машину у дороги – покрышка спустила. С тех пор ее никто не видел. Столько людей пропадает каждый год…
– Но этот случай чем-то выделялся?
– Так ведь это та же самая дорога.
– Разве?
– Стратпеффер чуть в стороне от А-девять – взгляните на карту, если не верите.
– Да я не спорю, – сказал Ребус.
Она внимательно посмотрела на него:
– Узнаю этот тон. Он означает, что вы начинаете думать, будто я свихнулась.
– Но это факт или нет?
Она проигнорировала его и продолжила:
– Третий случай произошел в две тысячи восьмом на самой А-девять – в магазине товаров для садоводства между Стирлингом и Ох… – Она нахмурилась. – Местечко, где отель «Глениглс».
– Охтерардер?
Она кивнула:
– Двадцатидвухлетняя Зоуи Беддоус. Ее машина оставалась на парковке целый день. А потом и следующий.
Тогда и возникли подозрения.
Ребус докурил сигарету до фильтра.
– Миссис Хазлитт… – начал было он, но она выставила ладонь.
– Я это столько раз слышала, что прекрасно знаю, что вы хотите сказать. Никаких улик нет, тела не обнаружены – значит, по мнению полиции, и преступления не было. Я всего лишь мать, и все мои способности убеждать сгинули вместе с единственной дочерью. Неужели этого мало, инспектор?
– Я не инспектор, – тихо ответил он. – Прежде был, а теперь в отставке. Работаю в полиции в гражданском статусе. И занимаемся мы только нераскрытыми преступлениями, а все остальное – вне моей компетенции. Так что вряд ли я могу быть вам полезен.
– А что же это, как не раскрытые дела? – Ее голос зазвенел и слегка задрожал.
– Может быть, я найду, с кем вам лучше поговорить.
– Вы имеете в виду криминальную полицию?
Она дождалась его кивка. Обхватив себя руками, она отвернулась от него.
– Я только что оттуда. На меня там и смотреть не стали.
– Может быть, если с ним сначала поговорю я… – Ребус полез в карман за телефоном.
– Не с ним – с ней. Она сказала, что ее зовут Кларк. – Она вновь повернулась к нему. – Понимаете, это повторилось. И случится опять. – Она замолчала и смежила веки. По ее щеке покатилась слеза. – Салли была только первая…
2
– Эй, – позвал Ребус, выходя из машины.
– В чем дело? – Инспектор криминальной полиции Шивон Кларк чуть повернула голову и посмотрела на здание, из которого только что вышла. – Дурные воспоминания не пускают?
Ребус несколько секунд разглядывал мрачный двухэтажный фасад полицейского отделения на Гейфилдсквер.
– Только приехал, – объяснил он, хотя на самом деле просидел в своем «саабе» добрых пять минут, постукивая пальцами по баранке. – Похоже, ты закончила…
– И как ты только догадался. – Она улыбнулась ему и, сделав несколько шагов вперед, клюнула его в щеку. – Как поживаешь?