Форсированный этап реисламизации начался с разрушением СССР. Основная масса тех, кто стал называть себя мусульманами, имела лишь самые общие и не всегда верные представления о своей религии. Такая ситуация сохраняется в России до сегодняшнего дня. Несмотря на то что растет количество мечетей, мектебов и медресе, уровень исламской грамотности населения всё еще низок. Практически полная религиозная неграмотность населения, отсутствие представлений о различных толках и направлениях ислама, идеализированные и мифологизированные представления о нем способствовали появлению и численному росту реформаторски настроенных мусульманских лидеров, призывавших вернуться к «саф ислама» – «чистому исламу»31. Причем значительное количество его приверженцев появлялось в нашей стране в ходе целенаправленной прозелитической деятельности ваххабитов32 из-за рубежа.
Уже в 1989 г. сторонники «чистого ислама» смогли свергнуть муфтиев Средней Азии и Северного Кавказа. После возобновления дипломатических отношений с Саудовской Аравией в 1991 г. и случившегося в том же году распада СССР экспансия ваххабитов на постсоветское пространство приобрела лавинообразный характер. При этом особое внимание уделялось прозелитизму среди христиан, которым отводилась роль наиболее надежного и боеспособного звена первичных ячеек-джамаатов33.
Вместе с процессом реисламизации усилились внутренние религиозные разногласия в мусульманских общинах региона. В этих условиях соотношение между этническим началом и собственно исламом стало меняться. Так, многочисленные лидеры в своей деятельности стали утверждать различные идеологические постулаты и выдвигать политические цели. Каждая из конкурирующих групп, порывая с местными традициями, стала претендовать на то, чтобы сделать свое понимание ислама основным содержанием религиозно-политической идеологии.
Для иллюстрации роли и значения собственно религиозного основания как ментально-политического интегратора нации мы можем вспомнить так называемый «удельный» период Киевской Руси XII–XIV вв. Несмотря на политическую дезинтеграцию, идея единства Русской земли оставалась незыблемой. Тогда Русская православная церковь выступала в роли суперсубъекта, формировала не только онтологическую идентичность, но и национально-политическую субъектность, в первую очередь у удельных князей, боярства и нарождавшегося тогда служивого дворянства. Именно православие культивировало и укрепляло осознание национальной общности в среде полиэтнического конгломерата. Оно было хранителем единой исторической памяти у жителей всех княжеств, которые называли себя русскими, а свой язык русским. При всей своей раздробленности древнерусская территория составляла единую митрополию, управлявшуюся «митрополитом Киевским, который с 1160-х годов стал носить титул «митрополит всея Руси». Случаи нарушения церковного единства под воздействием политической борьбы периодически возникали, но носили кратковременный характер. Можно себе представить, что было бы с Россией, если бы в каждом удельном княжестве было свое понимание и толкование христианства, свои мазхабы и тарикаты.
Как мы видим, процесс формирования политико-психологической идентичности северокавказских народов в течение длительного времени развивался по своим, отличным от православного христианства законам. Он подвергался влиянию различного рода событийных факторов и воздействию этноконфликтных установок на фоне отсутствия единого толкования и понимания ислама. Почвой для кризиса идентичности мусульман Северного Кавказа могли стать следующие факторы.
Во-первых, это адаптивный и, по сути, бессубъектный процесс стихийной самоидентификации не только в отрыве от религиозных и культурно-исторических традиций мировой уммы, но и в неприятии гражданской российской идентичности.
Во-вторых, это мозаичная этнизация с акцентом на самообособление северокавказских народов, которое является антагонистом позитивной политической идентичности. И как следствие, и это в-третьих, – сужение социального, культурного и ментального пространства местных этносов до размеров отдельных общин34.
В заключение отметим, что традиционный ислам с его духовным и культурным потенциалом в условиях постсоветской России не смог сыграть консолидирующую роль для коренного населения Северного Кавказа. Он так и не стал источником позитивной политической субъектности и системным интегратором конструктивных социально-политических процессов в регионе. Осязаемой реальностью практически во всех республиках региона стали деруссификация и дероссиизация как проявление негативной идентичности.
Если в 1990-е годы эти процессы характеризовались стремлением к этнокультурному и этнотерриториальному размежеванию с последующим обретением независимой этнонациональной государственности, то в 2000-е годы они стали вырождаться в принципиально новое явление – исламизм. Сейчас он представляет собой не столько религиозно-богословский, сколько политический феномен современной России и, по сути, является протестным, организующим, мобилизующим, идеологически антигосударственным и системным антироссийским проектом. Стратегической целью этого проекта является трансформация традиционной северокавказской полиментальности в мономенталитет тоталитарного типа посредством конструирования новой, антироссийской наднациональной религиозной идентичности.
Идеология исламизма как основание специфической формы реисламизации стала стремительно и агрессивно преодолевать административные границы северокавказских республик и претендовать на утверждение своих правил и норм жизнеустройства даже там, где исламское население всегда пребывало в меньшинстве. Речь прежде всего идет о Ставропольском крае, который находится в самом центре Северо-Кавказского региона.
Этапы реисламизации в Ставропольском крае: Политологические и психологические аспекты
Общие границы с шестью северокавказскими республиками сделали Ставрополье зоной этнополитической и религиозно-политической нестабильности. Ее очередной всплеск пришелся на 2010 г. К началу 2013 г. Ставропольский край стал самым конфликтным регионом России. По этому поводу в общественно-политическом дискурсе развернулась острая полемика относительно состояния в крае межэтнических и межконфессиональных отношений. С новой силой проявили себя как проблемы исламского экспансионизма, так и исламофобии35.
Согласно данным Всероссийской переписи населения 2010 г., в структуре населения Ставропольского края представители традиционного ислама, которых еще называют этническими мусульманами, составляют примерно 7%36. Численность этой категории российских граждан постоянно увеличивается.
Ставропольские мусульмане в основном исповедуют суннизм. Вероисповедание другого исламского направления – шиизма – ограничено в основном представителями немногочисленной азербайджанской диаспоры.
В суннитском исламе нет официального духовенства – имамом может стать любой верующий, если докажет свою приверженность вере и продемонстрирует минимальное знание священных текстов. Отсюда конфликты и проблема самозванства – когда, например, имам самочинно объявляет себя муфтием. Сунниты принадлежат к разным богословско-юридическим школам, что иногда становится предметом острой этнокультурной и религиозно-политической полемики, в том числе и с представителями новоявленных, как правило, заимствованных версий ислама.
Традиционный для этнических мусульман Ставропольского края ислам институционально организован в Духовное управление мусульман Ставропольского края (ДУМ СК), которому подведомственны мечети, молельные дома, исламские образовательные и другие учреждения. Одной из заявленных целей их деятельности является возрождение исламской религиозной традиции, имеющей на Ставрополье исторические корни.
Последние два с лишним десятилетия являются отражением нелегкого пути вхождения ислама в современность, его адаптации к новым социально-политическим условиям, идеологическим и духовным вызовам.
Исследование особенностей этого процесса в Ставропольском крае позволяет выделить ряд этапов37, рассмотрение которых, с одной стороны, дает возможность осмыслить характер и эволюцию его политико-психологического содержания. С другой стороны, определить актуализированные и латентные точки роста исламского присутствия в региональной общественно-политической жизни как на современном этапе, так и в обозримой перспективе.
Начальный этап (1988–1991) проходил на фоне кардинальных изменений в политической и идеологической сферах страны. Он отмечен спонтанной и неограниченной законами общественной активностью, в том числе и религиозной. Курс на либерализацию способствовал тому, что в короткие сроки стали активно образовываться многочисленные и разнообразные религиозные организации.
Согласно принятому в октябре 1990 г. Закону РСФСР «О свободе вероисповеданий», религиозные объединения получили возможность влиять на массовое сознание через право на участие в общественной жизни. Они стали организовывать образовательные учреждения, издательства, средства массовой информации, а также устанавливать прямые международные контакты без посредничества государства. Упрощенный порядок регистрации религиозных объединений, отсутствие контроля со стороны государства привели к хаосу в системе государственно-конфессиональных отношений, создали предпосылки для появления деструктивных форм религиозного активизма.
Оценивая ход этого процесса в Ставропольском крае, нельзя не отметить, что здесь имело место не столько «возрождение» исламской религиозной традиции, сколько ее своеобразное и качественно новое «второе рождение». Все это происходило практически при острой нехватке компетентного духовенства, при отсутствии в крае официальных традиционных культовых учреждений и соответствующей литературы. На этом фоне происходила жесткая конкурентная борьба среди новоявленных религиозных лидеров, которая привела к созданию в регионе многочисленных этнически ориентированных религиозных организаций мусульман. Традиционный российский ислам, в том числе и на Северном Кавказе, к этому моменту был ослаблен и в процессе реисламизации оказался не готов сопротивляться зарубежному влиянию.
Вместе с тем «чистый ислам» как проект для Кавказа стал не только результатом вмешательства внешних сил – в основном саудовцев и пакистанцев. Он был порожден и внутренней средой. Радикально-исламистский проект апеллировал к мировой религии, «освобожденной» от местных «искажений» и традиций, к «универсальным ценностям» – вне этносов, вирдов, тарикатов и кланов. В нем был сделан акцент на эгалитаризм, противодействие коррупции и социальной несправедливости. Идеологи «чистого ислама» умело использовали и психологические методы воздействия, адресуясь в первую очередь к молодежи. Его успеху способствовало и отсутствие у России внятной политики на Северном Кавказе.
Молодежь в поиске возможностей получить религиозное образование стремилась поступать в исламские учебные центры стран Ближнего Востока и Северной Африки. Хлынувшие на Северный Кавказ из-за рубежа исламские миссионеры стали активно проповедовать ваххабитскую идеологию «чистого ислама». Реисламизация тогда рассматривалась как духовно-культурный феномен, далекий от актуальных политических проблем страны и региона.
Содержанием второго этапа (1991–1994) стало интенсивное проникновение в Ставропольский край и соседние с ним территории идеологии политического ислама – исламизма. В крае появляются его первые и деятельные агенты – салафитские38 ячейки. Фокус своей пропаганды и агитации они направили на критику светской власти. Массовые злоупотребления местных чиновников служебным положением, коррупция, социальная дифференциация и как следствие – высокий уровень безработицы, закрытость власти и ее нечувствительность к нуждам населения подготовили почву для успехов пропаганды и популярности салафитов у населения. На практике их установки выражаются в стремлении к тотальной исламизации абсолютно всех сфер общественной жизни. Исламистское движение выступает с идеями создания «исламского государства», так называемого «Кавказского эмирата», и участия в глобальном джихаде против всех «врагов ислама», включая не только Россию, но и США, ЕС, Израиль39. Представляя, как правило, зарубежные спецслужбы и опираясь на финансовую поддержку иностранных неправительственных религиозно-политических организаций, зарубежные миссионеры проводили активную работу по распространению идеологии исламского фундаментализма. При этом они широко использовали психологические приемы воздействия и вербовки в среде этнических мусульман. Так, арабские и среднеазиатские «учителя» преподавали в подпольных «медресе», организованных, например, в поселке Мирный и в селении Канглы Минераловодского района. На этом этапе фундаменталисты ограничивались лишь пропагандой, не выдвигая явных антироссийских идей и лозунгов.
Третий этап (1995–1997) отличался интенсивной политизацией и радикализацией ислама на всем Северном Кавказе. С одной стороны, это связано с Первой чеченской кампанией, с другой – с пропагандой идей возвращения к «чистому исламу». Всё это сопровождалось падением уровня жизни населения региона и возвращением из арабских учебных заведений выпускников, которые стали конкурировать с традиционной исламской элитой. Получив теологическое образование, они не только включались в процесс реисламизации, но и активно сменяли своих иностранных наставников в лагерях подготовки боевиков в Чечне. Направляемые в командировки молодые ставропольские исламисты, заимствуя чуждую субъектность, заучивали Коран в его ваххабитской трактовке, усваивали уроки по идеологической, психологической, вербовочной и военно-диверсионной подготовке – огневой, минно-взрывной, топографической и др.
Взяв на себя главным образом курирующую роль в крае, продолжали активно работать представители зарубежных религиозно-политических организаций. В их «проповедях» открыто звучал призыв к непримиримой вооруженной борьбе за «чистоту ислама» и необходимости физического устранения «неверных». Целевой аудиторией, как правило, становились жители восточных поселений Ставропольского края, где компактно проживали этнические мусульмане.
Для подрыва основ российской государственности, возбуждения национальной нетерпимости и религиозной вражды широко использовалась экстремистская литература, в том числе и издаваемая на территории края. Исламисты стремились усилить свое влияние и на местные органы власти. Ислам использовался ими для идейного обоснования своей деятельности, как средство, объединяющее, организующее и мобилизующее экстремистов.
В тяжелом положении оказалось традиционное мусульманство края. В силу их невысокого авторитета, особенно в глазах молодежи, а также из-за отсутствия средств некоторые традиционалисты отчаянно пытались наладить диалог с представителями «нового ислама», подпадая под их влияние.
Co временем центральная и местная власть стала осознавать деструктивный характер исламизма. В рамках поиска решений для регламентации государственно-конфессиональных отношений в 1997 г. принимается Закон РФ «О свободе совести и религиозных организациях». Этот закон не решил всех проблем и стал объектом оправданной критики. При этом он значительно ужесточил правила регистрации новых религиозных организаций, а также ввел запрет на религиозную миссионерскую деятельность иностранцев. Работа органов правопорядка Ставропольского края в этот период также была связана с противодействием экстремистской и террористической активности бандформирований. Всё это позволило в какой-то мере ослабить позиции борцов за «чистоту» ислама.