Рождается странное универсальное цивилизационное явление человечества как своего рода кентавра, тело которого складывается из частей различных организмов. Что это означает для будущего цивилизации? Философия оказалась перед этим вопросом. Проблема заключается в том, что каждая часть этого универсального цивилизационного явления рассматривает каждую другую часть как средство и только как средство решения собственных проблем.
Внешние связи и зависимости частей глобальной цивилизации не подкрепляются внутренним духовным единством, которое призвана дать философия. Различие истин, возникающее в силу различия форм жизни и в силу того, что живое определенным образом по-разному одушевлено в соответствии с видом своего живого существа, может приходить к единству только путем самопреодоления. Такое самопреодоление представляется невозможным в эмпирических различиях образов жизни. Между тем подлинность коммуникации – это форма выживания в условиях современной глобализации.
Традиционное мышление, логическое и эмпирическое не может легитимизировать самопреодоление. Оно возможно только на основе философской истины, правильный подход к которой был намечен уже великим Гёте. Гёте считал единство явления его совершенством, благодаря которому оно поднимается выше собственных границ и обнаруживает свое единство с реальностями вне себя. Всё в своем роде совершенное, считал он, должно перерасти свой род.
Таким образом, современная глобальная цивилизация должна претерпеть философскую реконструкцию: от постоянного возвращения метафизики воли к власти к гармоничному соединению и продуктивному взаимодействию многообразия цивилизационных различий, которые в этом процессе осуществляют восхождение за пределы своего рода.
Путь от единого ко многому реализуется в непрерывном становлении, развертывании и преобразовании, которые Гёте рассматривал через призму понятия «метаморфоза». Метаморфоза – это синоним понятия жизни вообще. Это значит, что согласованность с самим собой есть в то же время согласованность с другими39. Истина пути современного человечества – это подлинность коммуникации, которая становится первоначалом жизни современной цивилизации.
Видимость рождения подлинности коммуникации создает сетевое общение. Но это всего лишь суррогат подлинности коммуникации. Под подлинной коммуникацией следует понимать такую связь, которая порождает равенство следствий взаимодействия: благо для одного означает благо и для другого; зло для одного означает зло и для другого. Это значит, что гибель одного влечет за собой гибель и другого. Это и есть проблема Логоса, проблема мышления, переносящего многообразие центров жизни отдельных субъектов цивилизационной эволюции в общую гармонию бытия современного человечества. Это то исходное, прояснение которого предопределяет адекватный подход к решению всех частных философских проблем.
Это значит, что философия от школьных подходов к своему самоопределению должна подняться до уровня современной цивилизационной реконструкции.
Как профессиональные философы подходят к решению этой эпохальной задачи? В качестве иллюстрации можно рассмотреть итоги состоявшейся 13 января 2012 г. встречи философов, представляющих Институт философии, школу передовых исследований и Лондонский университет, обсудивших свою роль как издателей журналов и издательских экспертов, с тем, чтобы прояснить перспективы философских исследований. Экономические, политические, культурные, этические, экономические вызовы времени обостряют потребность в философском понимании современного мира. Встреча философов в Лондоне обсуждала три ключевых вопроса: что сейчас происходит в области философских исследований; что ожидает философские исследования в перспективе, каковы их основные тенденции; что можно сказать о потенциальном влиянии философских исследований за пределами академического сообщества. По итогам дискуссии в журнале «Метафилософия» были опубликованы статьи, в которых нашло отражение основное содержание состоявшегося симпозиума40. В представленных публикациях не просматривается внимание к современной ключевой проблеме. Она сводится к частностям: допускаются возрождение кантианской традиции и преодоление вызовов натурализма, движение к новой глобализации и взаимодействию различных подходов, оживление научной философии, особенно математической, развитие строгого анализа языка и его использования, применение философского анализа к проблемам информации и коммуникационным технологиям. Эти тенденции имеют место и сегодня, и они не свидетельствуют о назревании какого-либо концептуального «скачка», открывающего качественно новые философские горизонты. Об этом следует сказать, поскольку имплицитно назревает фундаментальный мировоззренческий кризис, который неизбежно порождает ситуацию потери человеком самого себя перед неопределенностью истины своего самоопределения в этом мире.
От разночтения свободы к столкновению антикультур
Нападение террористов на редакцию сатирического журнала «Шарли Эбдо» 7 января 2015 г. ужаснуло Европу. Циничный и хладнокровный расстрел парижан, в ходе которого 12 человек погибли, а 11 были ранены, потряс весь мир. Теракт объяснялся местью за карикатуры на Пророка Мухаммада, которые печатало издание. Разумеется, невозможно найти какое-либо оправдание этой безумной бойне. Миллионы людей по всему миру, не мусульмане и мусульмане, публично выразили протест против дикого, античеловечного поступка самозваных палачей от религии. С тех пор название издания продолжает периодически всплывать после актов террора и вандализма в различных странах мира. «Шарли Эбдо», по всей видимости, превратился в сакральный символ борьбы добра со злом, особенно для непримиримых сторон.
Тем не менее множество здравомыслящих граждан различных государств отказались солидаризироваться с редакторской политикой скандально известного еженедельника. Вот как, например, объяснил свою принципиальную позицию представитель известного европейского аристократического рода Карл-Филипп Орлеанский, герцог Анжуйский: «“Шарли Эбдо” – это вульгарный листок, презирающий любое мнение, кроме своего собственного, занимающийся провокациями под предлогом свободы выражения мнений. “Шарли Эбдо” – это агрессивное издание, сеющее ненависть между религиями, называя это юмором. “Шарли Эбдо” – это воплощение европейского атеистического левого общества, которое подрывает авторитеты и сеет вражду между людьми и народами, невзирая на расы, цвета кожи и религии». Осудив варварский акт и выразив соболезнования родным и близким покойных, герцог заявил: «Я отказываюсь принимать участие в этом “республиканском священном союзе” “за Шарли”, потому что просто не понимаю, что я должен защищать… Я считаю бессмысленной попытку добиться национального единства на такой основе и осуждаю лицемерие граждан, которые либо никогда не читали это юмористическое еженедельное издание, либо сами же его критиковали. Почтить память жертв – да. Солидаризироваться с “Шарли Эбдо” – нет». («Литературная газета», № 5, 4–10 февраля 2015 г., с. 3. «Нет, я не Шарли».)
В то же время, массы людей под лозунгом «Шарли – это я» устремились на улицы и в интернет-пространство, не только осуждая террористическое варварство, но и отстаивая завоевания Великой французской революции, да и Запада в целом. Понять их искренний порыв несложно. Большинство выражало возмущение посягательством на священные для европейцев ценности – на права человека, на гражданское общество, верховенство закона и секулярное государственное устройство. Для кого-то это был повод высказаться против излишней политкорректности мультикультурализма, показной самоизоляции мигрантов и нарастающего диктата исламского радикализма. Были и те, кто защищал право на атеистическое мировоззрение, критическое отношение к религии, свободу самовыражения.
Стоит вспомнить, что на родине «Марсельезы» традиции антиклерикализма, освобождения граждан от церковных оков, победы светской этики над религиозной начали утверждаться более двух столетий назад. С тех же эпох Романтизма и Просвещения появляется и особая французская сатира, позволяющая себе непочтительное отношение к церкви. Но в прошлом острие специфического юмора и иронии было направлено преимущественно на европейские религиозные институты. Надо признать, подчас небезосновательно. Интриганство, косность, фанатизм, алчность, жульничество и лицемерие в те времена были не редкостью в церковных кругах. Позже насмешки над своей религией стали нормой во всей Европе. Тем не менее соблюдались определенные рамки приличия.
Вспомним, что даже советские атеистические карикатуры выдерживались в рамках общественной морали и нравственности кодекса строителя коммунизма. Пошлость и похабщина не приветствовались.
Но вот «Шарли Эбдо» – это тренд Новейшего времени. Он публикует анекдоты, карикатуры, дискуссии, связанные со всеми мировыми религиями, с различными известными людьми и политическими событиями. Оппонирует правым радикалам и потому позиционирует себя изданием, отражающим «все компоненты левого плюрализма». За долгие годы заслужил репутацию беспринципного, нонконформистского еженедельника антиклерикальной и даже антирелигиозной направленности, бравирующего откровенной непристойностью.
Понятно, что отдельные корни богоборческого левацкого крена «прославившегося» на весь мир небольшого издания отчасти уходят в столетнюю почву политического материализма, левой атеистической идеологии, начиная от марксизма-ленинизма до радикальных течений троцкизма и анархизма. Как бы к ним ни относиться, надо признать их революционную суть, стремление к целям и почтение к своим вождям. Но вот для «Шарли Эбдо» революционных задач не существует, как не существует и авторитетов. Его кредо – циничное глумление над всеми на свете знаменитыми персонажами, над любыми ценностями. Цель – завоевание известности любыми способами, а с ней и приумножение доходов. Это скорее развлекательный журнальчик для благополучного скучающего общества, нежели выразитель многогранного левого мировоззрения.
Надо признать, что феномен такой беспринципности не только не возмущает часть западного и прозападного общества, но даже одобряется. Многие другие остаются равнодушными или стараются не обращать на это внимания. Представляется, что причины подобного явления следует искать глубже, а именно в серьезных социокультурных сдвигах, в изменении представлений о свободе, произошедших в ареале западной цивилизации и распространявшихся на остальной мир. Связаны они, в первую очередь, с наблюдавшейся в последние десятилетия экспансией неолиберальной системы капитализма. Возобладавшая в ней радикальная рыночная свобода нуждалась в снятии ограничителей для ее продвижения как на национальном, так и на глобальном уровнях. В их число попадали не только технологические препоны, сдерживавшие неконтролируемые финансовые, производственные и информационные потоки, но и устоявшиеся правила социальной ответственности бизнеса и государства, а также вековые морально-этические общественные ценности. Причем не только религиозные, но и светские, с которыми прежние либеральные идеи сосуществовали относительно бесконфликтно.
Технологический базис современного транснационального капитализма требует формирования соответствующей ему надстройки в виде всемирного общества безграничного потребления. Оно призвано сохранять и поддерживать систему диктатуры рынка. Увеличивать ее влияние. Такое общество выгодно для системы.
Современный усредненный homo economicus приучается мыслить преимущественно экономическими категориями. Его образ жизни направлен на безмерное потребление. Бесконечное стремление к обогащению вынуждает хомоэкономикуса трудиться в поте лица своего, часто на сверхнормированной работе. Его образование ограничено и подчинено выполнению профессиональных задач, кругозор узок. Не хватает времени и средств, а иногда и желания на приобщение к высокой культуре. Он – человек примитивной массовой культуры, легко управляемый властями.
В отдельных случаях сама культура в ее широком понимании существенно меняется в процессе демонтажа институтов социального государства. Она уже в меньшей степени ориентирована на духовное, нравственно-этическое развитие общества. Искусство, наука и образование начинают рассматриваться прежде всего как коммерческий товар и лишь потом как национальное достояние. Они упрощаются и дегуманизируются. Их регулятивно-охранительные социальные функции существенно снижаются.
Подчас культура развлечений, потребления информации и навязываемых образцов быта начинает довлеть в формировании человека. Он приучается мыслить трафаретно, теряет индивидуальность и социальные связи, одновременно возвеличивается в собственном эгоизме.
«Новый человек» с трудом понимает культуру своих предков, прошлые и настоящие культурные ценности иных народов, зачастую воспринимает их как архаичные пережитки. Становится очевидным, что перемены последних десятилетий в культурной и духовной жизни части общества западного мира менялись далеко не в лучшую сторону. В этой связи правомерно рассматривать «Шарли Эбдо» как порождение неолиберального культурно-экономического конструирования, как показательный продукт современного массового общества потребления.
Естественно, что подобные разрушительные для духовной жизни тенденции, рожденные в недрах неолиберальной системы, вызывают протестную реакцию на Востоке, особенно в исламском мире – мире очень плотного слоя традиционной культуры, где вера и этика крепко связаны воедино, где крепки общинные узы.
Всё больше мусульман выражают протест против западной трактовки свободы слова, самовыражения и нравов, оскорбляющей их религиозно-нравственные чувства. Многими она начинает восприниматься как антиисламская, да и к тому же как антидемократическая, поскольку мусульманская часть европейского общества зачастую не может призвать к правовой ответственности тех, кто позволяет себе откровенное святотатство. В свою очередь на Западе распространяется мнение о несовместимости исламских ценностей с завоеваниями передовой демократии. Такие умонастроения всерьез настораживают. Тенденция к их возрастанию может привести к опасным последствиям.
Тем не менее огромная часть последователей ислама живет в демократических странах Запада или в условиях становления демократии в собственных государствах. Отстаивая свои права, они умело пользуются демократическими механизмами и свободами, борются за них лично или участвуя в партиях и движениях. Конечно, не все демократические свободы и права человека, что приняты на Западе, подходят для мусульман. Не все отвечают их нравственно-этическим убеждениям, религиозным установкам. Отсюда проистекают попытки выстроить свою «исламскую демократию».
Как известно, на международном уровне исламскими организациями и учеными разработаны собственные декларации прав человека, которые на общечеловеческом уровне не противоречат основополагающим постулатам прав человека, принятым на Западе, но и не выходят за рамки нравственно-духовных ценностей ислама. (Всеобщая Исламская декларация прав человека. 1981 г.; Каирская декларация по правам человека в исламе. 1990 г.)
Конечно, неразумно отвергать широкий комплекс общепринятых норм по правам человека, как это делают идеологи непримиримого исламизма. Для них все западные нормы жизни греховны. Надо признать, что постановление ООН 1948 г., посвященное правам человека, дало всему человечеству равные гражданские и политические возможности. В нем были отражены такие фундаментальные принципы жизнеустройства, как: равенство всех перед властью закона; неприкосновенность личности и имущества; право свободы мысли, религиозных, политических и общественных убеждений; равенство полов.
Структура прав человека значительно расширилась во время так называемой «второй волны» правозащитной деятельности, вызванной социально-политическими переменами в странах Восточной Европы и других государствах мира, влившихся в социалистический лагерь. Она обновилась такими важнейшими и фундаментальными положениями, как право на жизнь, на равенство в оплате труда мужчин и женщин. Эти права утверждают борьбу с расизмом и национализмом, отрицают эксплуатацию труда детей и женщин, нанесение вреда их здоровью, гарантируют право на труд и пенсионное обеспечение, а также на образование и здравоохранение. Они полностью созвучны исламской заботе о человеке, отвечают современным убеждениям миллионов последователей ислама.