Сам перечень тем ОСК свидетельствует о том, что «лейтмотив послания верующим и всей стране – церковь должна участвовать во всех сферах народной жизни – образовании, науке, культуре, здравоохранении, экономической жизни, в армии и государственном управлении. Церковь способна преобразить Россию, и это ее долг» [Филатов С., 2012, с. 31]. При этом ОСК является богословским документом, который все явления общественной жизни связывает с божественным началом, поэтому светские люди не всегда могут согласиться с представленными в документе мировоззренческими толкованиями [Основы социальной концепции… («круглый стол»), 2001].
В преамбуле к ОСК отмечается, что документ обращен ко всем чадам РПЦ «сверху донизу», однако ОСК прежде всего адресованы духовенству в качестве ориентира при решении проблем, касающихся взаимоотношений церкви с государством, общественными институтами и движениями, а также с другими конфессиями. Одновременно они доводят до сведения светских властей официальное мнение церкви относительно того, на которых условиях она готова идти на компромисс со светским государством. Таким образом, это «рабочий» документ и для государственных служащих, занимающихся проблемами церкви и религии [Митрохин Л., 2002]. При этом церковные иерархи разъясняют, что нравственные требования, заложенные в ОСК, являются обязательными для исполнения не только священнослужителями, но рядовыми членами церкви [Иларион (Алфеев), 2005].
Поскольку ОСК в первую очередь призваны определить и обосновать статус РПЦ в современной России и прояснить, на какую роль она претендует в обществе, на первое место вынесены разделы о соотношении церкви и нации (II) и о взаимоотношениях церкви и государства (III). Последний раздел – один из самых объемных, содержит подробный анализ различных форм взаимоотношений церкви и государства, задает принципы отношений церкви с властями различных ветвей и уровней [Корзо М.А., 2009].
Остановимся несколько подробнее на вопросе взаимоотношений церкви и государства, поскольку он имеет отношение к социально-экономической проблематике.
Церковь допускает возможность взаимодействия «с государством, даже если оно не носит христианского характера, а также с различными общественными ассоциациями и отдельными людьми, даже если они не идентифицируют себя с христианской верой», и при этом не ставит «прямой задачи обращения всех в Православие в качестве условия сотрудничества» [Основы социальной.., 2005, I. 4]. Церковь не только предписывает своим чадам повиноваться государственной власти, независимо от убеждений и вероисповедания ее представителей, но и молиться за нее [Основы социальной.., 2005, III. 2, III. 3].
Отмечая «непредпочтительность для церкви какого-либо государственного строя» [Основы социальной.., 2005, III. 7], церковь в то же время считает идеалом для русского православия модель византийской симфонии властей, т.е. независимости, но и тесного взаимодействия и взаимопроникновения светской и церковных властей [Филатов С., 2012, с. 16; Православная церковь и модернизация.., 2010; Лунин Р., 2012, с. 175], а ее наиболее гармоничным воплощением является российская монархия [Основы социальной.., 2005, III. 4]. Демократическое государство, рассматриваемое как результат секуляризации, признается низшей по сравнению с монархией формой правления [Коваль Т.Б., 2008, с. 132]. Тем не менее с ним можно «соработничать» «в делах, служащих благу самой церкви, личности и общества».
Среди таких дел выделяются: забота о сохранении нравственности в обществе; духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание; милосердие и благотворительность, развитие совместных социальных программ; попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных учреждений, их духовно-нравственное воспитание; профилактика правонарушений, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы; поддержка института семьи, материнства и детства; противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и общества [Основы социальной.., 2005, III. 8].
Очевидно, отмечает Г. Кочетков, что «если высшая церковная власть говорит о “симфонии” церкви и государства как о своей норме, то этим фактически признается нормой государственная религия, со всеми вытекающими отсюда последствиями в социально-политической и экономической сферах» [Православная церковь и модернизация.., 2010].
Говоря о видении церковью отношений с государством, митрополит Волоколамский Иларион подчеркивал, что церковь не стремится к слиянию с государством, она не вмешивается в дела государственного управления и политику, но в то же время хочет, чтобы государство учитывало интересы православных верующих. Церковь лишь до известной степени лояльна государству. Церковь может призвать своих чад к неповиновению властям в случае, когда власть явно требует от человека совершать грех [Иларион, митрополит Волоколамский.., 2010]. Тезис о допустимости гражданского неповиновения свидетельствует о нежелании церкви полностью терять самостоятельность, как это было в имперской России, и стремлении объединить плюсы прошлого и нынешнего положения. При этом гражданское неповиновение прихожанина РПЦ в реальной жизни может означать все что угодно – от недопущения работников райотдела образования на территорию православного приюта до организации кампании против получения новых паспортов с электронным штрих-кодом, уничтожения «безнравственной» выставки или рекламных плакатов [Митрохин Н., 2004, с. 328].
Таким образом, формулируя свое отношение к государству, церковь полностью принимает его светский характер, обещает свою лояльность и определяет границы повиновения и поле сотрудничества. Тем не менее ностальгия по «более высоким формам государственного устройства», элементы неприятия принципа отделения церкви от государства, отсутствие открытого осуждения советской эпохи свидетельствуют о некоторой непоследовательности документа [Костюк К.Н., 2014, с. 364]. Эту же мысль высказывал и игумен Вениамин (Новик), отмечая, что «психологически РПЦ, несмотря на все исторические потрясения, продолжает ощущать себя государственной церковью (хотя бы потенциально), не хочет “сжигать мосты”, соединявшие ее с государством на протяжении столетий» [Вениамин (Новик), игумен, 2000].
В документе также нет определения таких исходных понятий, как гражданское общество, социально-экономическое развитие, рыночная экономика, коррупция и т.д. Между общими богословскими определениями и частными этическими нормами, между ветхозаветными представлениями и вполне современными оценками часто не оказывается связующего звена [Костюк К.Н., 2014, с. 361]. В то же время ОСК вводят в церковный лексикон такие понятия, как прибыль, интеллектуальная собственность, финансовые спекуляции, клонирование, глобализация и др. Таким образом, документ создает основу для дальнейшей разработки этих проблем богословской социальной мыслью [Браславский П., 2004, с. 7].
Специалисты отмечают, что на характер документа оказали влияние противоречия между различными группами внутри церкви. По оценке игумена Вениамина, «разные главы документа писались разными авторами и оказались концептуально не согласованными». К существенному недостатку ОСК он относил отсутствие вводной части [Вениамин (Новик), игумен, 2000]. Кроме того, во многих разделах содержатся прямо противоположные утверждения, по принципу «да», – «но». При этом «все “да”, так или иначе относящиеся к либерально-демократической позиции, были предельно лаконичными, в то время как все “но”, в которых… обосновывалась православная державность, обширными и фундаментально проработанными» [Коваль Т.Б., 2014, с. 205].
Несмотря на то что ОСК является в значительной степени рассуждением о тех идеальных условиях, в которых РПЦ могла бы наиболее полно реализовывать различные формы христианского служения, понимаемого как системообразующая идея христианского образа жизни [Корзо М.А., 2009], а также на отдельные недостатки документа, в целом православная социальная доктрина даже по западнохристианским меркам является уникальным историческим документом [Костюк К.Н., 2014, с. 361–362].
Экономические аспекты социального учения РПЦ
Христианские идеи, имеющие отношение к экономике, были высказаны еще во II–IV вв. Отцами церкви Василием Великим (IV в.), Иоанном Златоустом (347–407), Августином Блаженным (353–430) и др. Исходя из равенства всех людей перед Богом, Отцы церкви подчеркивали обязанность всех людей трудиться и получать вознаграждение за свой труд. Они утверждали, что работа, как физическая, так и умственная, очищает и освящает человека, что она не может быть позором.
Отцы церкви осуждали богатство, если оно становилось объектом поклонения, «любостяжательством», но довольно благосклонно относились к нему, если им распоряжались «великодушно и рассудительно», если богатые помогали общине и ее малоимущим членам. Отцы церкви подчеркивали, что подлинной ценностью для христианина являются не материальные, а духовные ценности.
В целом Отцы церкви признавали право частной собственности, но отдавали предпочтение ее обобществлению как добровольному акту пожертвования в пользу ближних, указывая при этом, что условием подлинной общности в собственности является духовная общность в любви и вере. В то же время всякое покушение на собственность ближнего рассматривалось ими как великий грех, поскольку оно является покушением и на его личность [Зейпель И., 1913; Коваль Т.Б., 2002; Коваль Т.Б., 2003; Коваль Т.Б., 2014; Сомин Н.В., 1998].
В России исторически сложилась самобытная национальная традиция отношения к труду, собственности, богатству, основанная на сочетании материальных и духовно-нравственных критериев, причем последние были преобладающими. Мировоззренческой и теоретической основой для ведения хозяйственной жизни в России традиционно было Священное Писание и основанное на нем «Домостроительство». «Домостроительство» в отечественной традиции трактовалось как предписание честно трудиться, добросовестно вести домашнее и национальное хозяйство собственными силами для обеспечения достатка и изобилия, творить милостыню и помогать нуждающимся в соответствии с требованием евангельских заповедей [Дятлов С.А., 2006].
Основы домостроительства нашли отражение в своде правил – «Домострое» (середина XVI в.), автором которого считается священник Благовещенского собора в Москве Сильвестр. В «Домострое», в котором хозяйственные наставления связаны с религиозными, появился новый идеал православного христианина – домовитого и рачительного хозяина. «Экономическая рачительность, которая любит счет всего – от денег до ложек, – приобретает у Сильвестра характер христианской добродетели. Тот же, кто живет нерасчетливо, от безрассудства своего пострадает…». Он трактовал проблему собственности, исходя из того, что «имение и богатство» посылаются Богом как награда за трудовые заслуги и благочестие. Сильвестр прямо связывал обретение спасения с благочестием, щедрой милостыней и трудолюбием [Коваль Т.Б., 2014, с. 192–193].
Подобный подход к богатству, но по иным религиозным соображениям, характерен для старообрядчества. «В старообрядческой среде сформировалась особая трудовая этика, в которой ориентация на прибыль и предпринимательский успех получили религиозное оправдание – успех в делах воспринимался как знак Божьего благоволения» [Коваль Т.Б., 2014, с. 192–194].
Активные исследования взаимосвязи православия и хозяйственной жизни начались с середины ХIХ в. В определенной мере этому способствовало становление капитализма, а также возникновение и распространение идей социализма в России. Соединить духовное с практической социально-экономической жизнью стремились многие русские религиозные мыслители Серебряного века: Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, Л.П. Карсавин, И.А. Ильин, о. Г. Флоренский и др.
Таким образом, экономическая часть социальной доктрины РПЦ возникла не на пустом месте. Понятия о социальных идеалах и нравственной составляющей хозяйственной деятельности содержались в учении православной церкви, но до принятия ОСК не формулировались в отдельном документе [Коваль Т.Б., 2014, с. 185]. Ту же мысль высказывал и прот. Всеволод Чаплин, отмечавший, что социальному учению церкви две тысячи лет, хотя оно и не было ранее «кодифицировано» [Кырлежев А., 2003].
Проблемы, непосредственно затрагивающие социально-экономические отношения, рассматриваются в ОСК в VI (Труд и его плоды), VII (Собственность) и пункте III раздела XVI (Международные отношения). При этом многие специалисты обращают внимание на то, что эти разделы оказались одними из самых кратких в документе. Кроме того, в отличие от многих других разделов, в них немного ссылок на богословские тексты. Авторы ограничились несколькими цитатами из Ветхого и Нового Заветов, несколькими краткими цитатами из Василия Великого и Иоанна Златоуста и одной из Климента Александрийского [Коваль Т.Б., 2008, с. 133; Сомин Н.В., 2000]. Тем не менее «экономические» разделы ОСК вписываются в рамки православной традиции, а их краткость можно объяснить тем, что «религиозно осмысленное признание земного благополучия представляет значительную трудность в русском православии, в котором святость традиционно ассоциировалась с первоначальным смыслом евангельской нищеты» [Игумен Вениамин (Новик), 2000]. Кроме того, «православное богословие прямо не затрагивает вопросы хозяйственной жизни, и они традиционно рассматриваются как лежащие за пределами сферы духовности» [Зарубина Н.Н., 2001, с. 100].
Т.Б. Коваль выделяет несколько наиболее важных черт православного типа религиозного сознания, оказывающих неоднозначное влияние на хозяйственно-экономическую жизнь. Во-первых, это теоцентризм, сосредоточенность православной мысли на Боге, а не на собственно человеческих проблемах. Во-вторых, свойственный православию особый эсхатологизм, под влиянием которого православие ориентируется на сверхмирные ценности, которые лежат за пределами земной жизни. Главная цель жизни православного человека – обретение жизни вечной, т.е. спасение, связывалась не с земными трудами или попытками усовершенствовать мир, а с тем, чтобы внутренне разорвать все связи и привязанности к земному. Поэтому хозяйственно-экономическое и культурное творчество, созидательный труд, совершенствование социальных отношений расценивались как помеха спасению. В-третьих, на отношение к хозяйственной деятельности мирян большое влияние оказал монашеский идеал, на который должны ориентироваться все верующие. Кроме того, в православной традиции молитва и «внутреннее делание» ставились несоизмеримо выше, чем всякая земная деятельность [Православная церковь и модернизация.., 2010].
В ОСК труд рассматривается как органичный элемент человеческой жизни, творческое раскрытие человека, «которому в силу изначального богоподобия дано быть сотворцом и соработником Господа». Но после грехопадения творческая составляющая труда ослабла, и он превратился в основном в способ добывания средств к существованию [Основы социальной.., 2005, VI. 1]. Ограничиваясь констатацией того, что творческая составляющая труда «ослабла», авторы ОСК не разъясняют, нужно ли верующему развивать ее или всю жизнь заниматься нелюбимым делом, принимая его как своего рода трудовую повинность. Отсутствует в ОСК и упоминание о новых технологиях, их влиянии на характер труда [Коваль Т.Б., 2008, с. 133]. Отмечая все же, что «совершенствование орудий и методов труда, его профессиональное разделение и переход от простых его форм к более сложным способствуют улучшению материальных условий жизни человека», авторы документа тут же предостерегают: «обольщение достижениями цивилизации удаляет людей от Творца, ведет к мнимому торжеству рассудка, стремящегося обустроить земную жизнь без Бога» [Основы социальной.., 2005, VI. 3]. Таким образом, авторы отождествляют понятие «цивилизации» как таковой с «безбожной цивилизацией», усиливая свою мысль ссылкой на Священное Писание, в котором первыми строителями цивилизации называются потомки нечестивца Каина [Коваль Т.Б., 2008, с. 133].
Согласно ОСК, «труд сам по себе не является безусловной ценностью», т.е. он нейтрален, и положительные или отрицательные качества приобретает в зависимости от внутренней направленности и целей. Труд становится добродетелью, когда он «являет собой соработничество Господу и способствует исполнению Его замысла о мире и человеке». «Однако труд не богоугоден, если он направлен на служение эгоистическим интересам… а также на удовлетворение греховных потребностей духа и плоти» [Основы социальной.., 2005, VI. 4]. Поэтому «Церковь благословляет всякий труд, направленный ко благу людей» и соответствующий христианским нравственным нормам, делая исключение лишь для деятельности, «специально направленной на пропаганду порока, удовлетворение пагубных страстей и привычек, таких как пьянство, наркомания, блуд и прелюбодеяние». Такая деятельность греховна, «поскольку она развращает не только трудящегося, но и общество в целом» [Основы социальной.., 2005, VI. 5].