– Четыре домкрата нельзя ставить, – сказал мужской голос. – Может повалиться. Давайте на двух поднимем и попробуем вытащить.
Понемножку, полегоньку они тянут Бориса.
А когда подъехала милиция, Антоненко уже почти полностью выкарабкался.
Составили акт, поохали, посочувствовали. Вызвали «Ангела», чтоб помочь бедной хозяйке.
– А вас куда? Можем подбросить. В таком виде лучше не расхаживать по улице, – милицейский капитан пригласил перепачканного Антоненко в «канарейку».
Спасителя Поломаева довезли и высадили у подземного перехода на Сухаревке.
– Мне ничего, я тут рядом живу. На Грохольского. Давай, Борис! Чтоб ничего не случалось! Пока!
– Спасибо тебе, Толик! Ты меня спас. – Они крепко пожали друг другу руки.
– А вас куда? – спросил капитан.
– Разрешите, я сперва позвоню? – задумался Антоненко. – Знаете ли... Не каждый день меня так круто выпугивают.
Он позвонил домой, убедился, что жена в порядке. Потом набрал номер мобильного телефона Гордеева:
– Юра, это Антоненко. Да, Борис. Нет, еще не изменил имя. Короче, ты дома? Можно я к тебе заеду? Очень нужно. Честно. Нет, не шучу. У меня плохие новости.
– Жду.
В покачивающейся клетке милицейского «газика» Борис расслабился и чуть не заснул.
А минут через тридцать он, уже бодрый и свежий, стоял под душем в ванной Гордеева.
Усталый хозяин, пораженный случившимся, подпирал плечом косяк двери.
– Вот оно как, – закончил рассказ Антоненко. – Убивать не хотят. Хотят заставить. Где у тебя полотенце?
– Вон то, малиновое.
– Ну все! Цацкаться больше с ними некогда! Я их теперь в два счета всех передушу. Пока они меня не достали. Как говорит мой спаситель Толя Поломаев, финита ля комедия! Начинается трагедия! Для всякой сволочи!
– Возьми халат. А тряпки свои затолкай в стиралку. Умеешь пользоваться?
– Юра, посмотри на меня! Я ведь женатый человек. Стираю сам, готовлю сам. Порошок как дозируется? Вот только гладить ненавижу! А жена...
Борис грамотно загрузил, включил стиральную машину.
От шума они ушли – прошли на кухню и уселись за столом.
– Что ты там обнаружил по армии? – Гордеев разлил чай по чашкам. – Слушай, недостреляный друг мой... А давай-ка мы коньячку хлопнем? Для релаксации и активизации мозговой деятельности?
– Нет возражений. Наливай! А по армии... Ну, во-первых, мне показалось странным, что все они по состоянию здоровья уволились из рядов Вооруженных сил. И почти в одно время. Вскоре после того, как ныне покойный Бирюков Эльдар Васильевич, который тогда был военным прокурором по их делу о хищениях оружия и медикаментов, был отстранен от дела. И знаешь как? Очень странно!
– Шоколад? Лимон? – Гордеев выбирал закуску для армянского коньяка.
– Его перевели с повышением! Но служить все-таки не стал, подал на медкомиссию. И оказался полковником юстиции. А за ним потянулись и все остальные.
– Вся часть?
– Не вся, конечно. Но список комиссованных офицеров странно совпадает со списком погибших.
– Весь до конца?
– Нет! Остался еще один человек. Некий подполковник Попов, заместитель командира по тылу.
– Где он?
– Представляешь, простой подполкан комиссуется, покупает в Москве роскошную квартиру, дачу. Машину крутую. Кстати, они все тут очень круто обосновались.
– Давай за тебя выпьем! Будь здоров!
– Чтоб пули пролетали мимо! – Борис чокнулся и залпом выпил первую рюмку.
– Мало того, этот Попов выкупил ни мало ни много – целую автозаправку! Ты представляешь, сколько это стоит?
– Даже не догадываюсь.
– Вот. Между первой и второй перерывчик небольшой. Наливай! У тебя нормально пожрать ничего нету?
– Пельмени сегодня купил.
– Сиди, я сам сварю. – Борис, запахнув халат, стал хозяйничать у плиты.
– Значит, они связаны через бензин?
– Нет! Все чисто! По данным оперативной проверки – все чисто. Никаких дел, встреч. Если и работают, то очень, очень...
– И дела у них – очень.
– К Попову я уже приставил оперативников из угро. Соберем о нем все, что сможем. Тогда и увидим. Как-никак, а он остался единственный живой из этой команды.
– Кроме убийцы. Присядь, вмажем.
– Как там Зойка? Мать ничего не сообщает?
– Она меня на ней женить вздумала. Хвалит. Решила, что это моя девушка.
– Ты ее не разочаровывай пока. Пусть немного побудет в заблуждении.
– Зачем? Ты это не затевай!
– Давай хлопнем за баб! За мою ревнивицу. За дочку шалопутную, за несчастную Зойку... Почему ей так фатально с мужиками не везет? Как там у тебя с актриской-то?
– Как говорит твой спаситель Анатолий Поломаев, финита ля комедия.
– Ну извини. Но все равно давай и за нее. От сладкой жизни бабы мужьям не изменяют. Давай, Юра, за всех них!
Они торжественно встали, чокнулись, чинно выпили. Будто совершили трудное, но благородное дело.
– Игнатьев глупо и тупо прикрывает и выгораживает убийцу, – сказал Антоненко, отбрасывая пельмени в дуршлаг. – Путается в деталях. Что-то он придумывает, что-то, конечно, гениально угадывает. А настоящей связи с киллером у него нет. Никто ему сведений не передает. Но портретное сходство налицо – никуда не денешься.
– Я про убийцу вот что хотел спросить. – Юрий ладонью вытер губы. – Остался только один живой из списка. А прикрышку, то есть нашего Игоря, сдали. Значит, пора на него все валить? Больше не будет покойников. Значит, тот, кто остался, и есть заказчик?
– Хорошо бы, – вздохнул Борис. – Да только есть неувязочки. Мелкие, но много. Где у тебя сметана, перец?
– Ты бы лучше жене позвонил, предупредил, что у меня. А то она бог весть что подумает.
– Сейчас выпьем, и позвоню. Обязательно! Наливай!
– И почему же ты считаешь, что Попов не может быть заказчиком?
– Потому что вся твоя идея с двойником – ахинея! Я же говорил тебе, что Игорь понятия не имеет, кто и что делает. Он наудачу выдумывает детали. Попадает только иногда. Берет на себя любой эпизод. Подряд! Что ему ни предложи. Он не знает о преступлениях киллера. И никто его не ведет.
– Странно... А кто тебя запугивал?
– Странно еще вот что, – Борис перелил из рюмки в чашку и добавил туда из бутылки. – Очевидцы, свидетели убийства судьи Бирюкова, все, как один, опознали Игоря Игнатьева.
– Знаю.
– Но мелкие детали. Тот шире, крепче. Волевое лицо. Шрам на левой брови. Глубокий шрам! Его и другие свидетели тоже вспоминают.
– Не двойник, – Юрий чокнулся рюмкой, – не прикрышка. Выпьем за честных людей! Способных любить и быть любимыми!
Они выпили.
– Какой-то хитрый тост, – прищурился Борис. – Ты что имеешь в виду?
– Ну прости, – Гордеев вилкой подцепил пельмень. – Хотел сказать красиво.
– Коньяк закусывает пельменем. И хочет говорить красиво. Ты же адвокат! Что, забыл? Дома ты должен отдыхать от всяких там красивых слов.
– Вот и отдыхаю. А ты не сбивайся с хода рассуждений. Тоже мне, следователь. Исследователь!
– А что? Вот. Ну и... Хотя бы вспомни сегодняшний вечер. Попов под колпаком уже второй день. Если бы хоть что-нибудь. Разве мне бы не сообщили? Ты сам подумай!
– Тебя запугивает сам киллер?
– Очень похоже. Но странно, что он, имея возможность убирать клиентов тихо, пулей, режет ножом. На глазах у множества свидетелей!
– Борис! Это важная деталь! Наливай!
– Ни-ни! Вот теперь я созрел для очень важного звонка. Сейчас я позвоню.
– Кому? – ужаснулся Гордеев. – Уже глубокая ночь! Все приличные люди спят.
– Самое время! Дай мне трубку!
– Опомнись, Борис! У тебя скоро аттестационная комиссия.
– Вот имен-но. Мне надо сроч-но поз-звонить жен-не!
– Не осложняй. Давай пропустим эту высоту? Она у тебя мученица и страстотерпица.
– Это еще почему? Из-за меня?
– Нет. Просто так. По жизни. Это ее суть такая.
– Юра, не морочь мне голову! Я так перенервничал сегодня. Какая пакость со мной произошла. Уму непостижимо!..
– Ложись спать. Я сам позвоню твоей жене. И все ей объясню. Так будет лучше.
– Только не пугай ее. Соври что-нибудь. Ты же адвокат! Ты же хотел сказать красиво! Вот и скажи. Мол, утонул при спасении утопающего. А мы его вытащили. Сейчас откачиваем. Утром подвезем.
– В чем тут красота? – наморщил лоб Гордеев.
– Утро... Туман... Река...
Борис, слегка покачиваясь, прошел в комнату и, не зажигая света, грохнулся на хозяйский диван. Практически уже в процессе падения зазвучал мощный, низкочастотный храп.
– Крепкий мужик, – оценил Гордеев.
И начал убирать посуду.
Собрал все грязные тарелки, вилки, рюмки, сложил их в мойку. Принес из комнаты телефонную трубку – тоже положил в мойку. Открыл горячую воду и ужаснулся:
– Как же я Борькиной жене звонить теперь буду? Надо одеваться. И идти на улицу искать автомат.
Когда он с трудом все-таки нашел пиджак, в кармане заверещал мобильный телефон.
– Чудо двадцатого века! – обрадовался Юрий. – Алло! Я слушаю вас! С огромным удовольствием!
– Юрий Гордеев? – спросил женский голос.
– Весь во внимании!
– Это жена Бориса Антоненко вас беспокоит. Мне позвонили с его службы, все рассказали. Вот я хотела бы удостовериться. А то волнуюсь. Вы уж извините. Боря у вас?
– У меня. Мы тут немножко поговорили. И он велел передать, что утонул. А мы его откачаем к утру. Туман... Река...
И вдруг осознав всю чушь произнесенного, Гордеев горько устыдился и скорбно сознался:
– Простите меня. Мы выпили. И он спит.
– Слава богу, – жена заплакала. – Спасибо вам! Я утром заеду за ним. Вы мне дадите свой адрес?
– Не стоит. Он в порядке. Сам к вам приедет. Честное слово!
Антоненко вдруг вскинулся на кровати и сказал убежденно:
– Завтра поедем к Попову!
И снова захрапел.
Глава 36
Машина мчалась по Кутузовскому к Можайке. Там находился автосервис, которым командовал бывший зам по тылу подполковник Попов. Они ни о чем не предупреждали его, так как делать такие предупреждения по телефону все равно что, кидая камешки в пруд, надеяться, что попадешь в карася.
С утра после бурных событий ночи Антоненко проснулся с теми же словами, с какими заснул:
– Будем брать Попова.
И разразился логической тирадой, из которой выходило, что в Бутырке парится портной, сумасшедший, мазохист, придурок, интеллигент, кто угодно, только не убийца. А убийца на свободе, и следующей его жертвой должен стать как раз Попов – по этой странной логике убивать начальников сидящего в Бутырке Игнатьева. Еще, правда, оставался генерал-майор медслужбы. Но до генерала убийце надо еще дотянуться, и, хотя оба не сомневались, что у бизнесмена на горюче-смазочных материалах не может не быть собственной охраны или хотя бы одного телохранителя, подозревали, что квалификации последнего не хватит, дабы остановить мстителя. То, что убийства носят не ритуальный характер и убийцу не интересует мотив наживы, они поняли давно. И то, что убийца не сексуальный маньяк, тоже. Для сексуального маньяка не обязательно, чтобы жертва была другого пола. Испытать наслаждение кровью и мучениями жетвы – вот основной позыв к преступлению. Не интересовало убийцу и самоутверждение. Он не искал славы и в своем волчьем одиночестве больше походил на фанатика, зараженного одной идеей. Подозревая за убитыми темное прошлое, оба, и адвокат и следователь, пришли к одному выводу: убийца, произвольно трактуя принципы справедливости, возложил на себя функции государства. Это мог сделать только глубоко обиженный этим государством человек или воспринявший произошедшее с ним как вопиющую несправедливость.
– Долго еще нам придется расхлебывать последствия этих локальных конфликтов, – сказал сидевший с Антоненко оперативник.
На Можайке повстречали три указателя.
– Богатенький буратино. На рекламу не поскупился, – буркнул Антоненко.
Они свернули, куда указывал последний знак, и въехали на территорию автосервиса.
– А ты говорил, автозаправка... Тут целый комбинат. Заправка, мойка, шиномонтаж, мелкий ремонт, кузовные работы. Хорошо нынче живут комиссованные вояки. Давай сначала посмотрим, – попросил оперативника следователь.
Они сидели, не выходя из машин. Подбежавший мальчишка с сомнением посмотрел на потрепанный отечественный транспорт и пассажиров.
– Ребята, вы что, читать не умеете? Только иномарки, а заправка за углом.
– Костя, займись делом, – раздался голос за спиной паренька. – Чем могу служить? Резина? Кузовные работы? Меняем масло? У нас настоящий «Мобил», не Польша и не Ингушетия.
Антоненко внутренне восхитился наметанному глазу хозяина сервиса. Тот сразу определил в пассажирах потрепанных «Жигулей» государственных людей, силовиков. Определил, даже не заглядывая в салон микроавтобуса с группой захвата.
– Попов? – спросил Антоненко.
– Налоговая? – вопросом на вопрос ответил Попов.
Оба сразу почувствовали неприязнь друг к другу, хотя бывший вояка, а ныне бизнесмен улыбался голливудской улыбкой, Антоненко же не скрывал своей неприязни.
– Чего это вы улыбаетесь все время? – cпросил следователь.
– А с чего бы мне плакать? Я все задекларировал – до детской коляски внучки.
– Мы не из налоговой, – сказал Антоненко и представился.
Опер пошел в помещение конторы, оставив следователя объясняться с потенциальной жертвой.
– По имеющимся у нас сведениям в ближайшее время на вас должно быть совершено покушение. Преступник хорошо знает вас, возможно, уже определил пути подхода и рассчитал время. Может быть, это произойдет сегодня.
Попов побелел, но справился с чувствами.
– Кто?
– Этого, к сожалению, мы пока не знаем, но мы должны все осмотреть.
– Конечно, конечно... Рашид, собака... Пойдемте в мой кабинет...
Когда рассчитывают подобные операции, стараются учесть все. Преступник – не смертник. Прежде чем придумать, как проникнуть на объект, он подумает о способах отхода. Если ни один не покажется ему достаточно надежным, лучше сменит место выполнения заказа. Жизнь дороже. Но это в условиях обычного заказного убийства. Антоненко и оперативники имели дело с фанатиком. Какие такие особые пути отхода были у него в здании суда? Да никаких. Маленький зал. Две двери. Даже если бы Бирюков не сразу направился к выходу, а зашел сначала в комнату совещаний, все равно его можно было застукать и там. Дела-то слушались простенькие. Охрана благодушествовала. А Лотяну Михай, ларечник? У метро вечно толпа народа. Попробуй среди бела дня отвали голову... Депутатский охранник... Подъезд с консьержем. Физрук – полная школа детей. Любой мог заметить – от нянечки до бойца вневедомственной охраны.
Нет, нашему профессионалу на это плевать. Хоть тремя рядами колючей проволоки обнеси этого Попова.
Антоненко поймал себя на маленькой мыслишке. Малюсенькой. Хрен с ним, с Поповым. Будь что будет. Лично он не дал бы за его жизнь и арбузной корки.
Он вошел следом за Поповым в кабинет хозяина. Ничего не скажешь, европейский размах. Итальянские светильники в стиле техно, белая офисная мебель, классная оргтехника. В кресле, развалившись, сидел могучий детина и смотрел видик. На экране Чак Норрис расправлялся с очередным негодяем.
– Сидишь? – зловещим, свистящим шепотом спросил хозяин.
Охранник мгновенно уловил интонацию, но не мог понять причин. Все было так тихо и спокойно. Покосился на Антоненко. Ничего особенного. Два удара – восемь дырок.
– Так... Это... Повышаю профессиональный уровень, – кивнул он на каратиста.
– Зажрались! Дожили. Менты уже предупреждают о нападении, – кинул взгляд на Антоненко и вспомнил, что следователь тоже мент, и, уже извинясь, добавил: – Учись у них.
Попов взялся за телефон:
– Рашида... Я сказал, Рашида, а не его зама... Вы присаживайтесь. Выпьете?.. Рашид, по-моему, мы на прошлой неделе обо всем договорились... Тогда почему у меня люди из МВД? Говорят, мне угрожает опасность... А кто? Ты с этим делом разберись. Так бизнес не делается. Они уже здесь, дорогой, так что, если твой человек в пути, постарайся его убрать... Сволочь. Я его из говна вытащил, а он тут пуп дерет, – положил трубку и уставился на Антоненко Попов.