Непрерывный кинематографический стаж Лидии Смирновой составил более 60 лет, ее фильмография насчитывает около 60 картин. Народная артистка СССР, лауреат Государственной премии СССР, кавалер орденов Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Знак Почета, "За заслуги перед Отечеством" III степени, Дружбы, награждена многими медалями.
Ее жизнь была буквально пронизана любовью. Уже первый ее фильм под судьбоносным названием «Моя любовь» сделал из девушки суперзвезду советского кинематографа. В нее влюблялись самые достойные мужи отечества, массовая зрительская любовь и поклонение шли с ней по жизни рука об руку.
Смирнова родилась в далеком селе, отец Лиды был белогвардейцем и почти всю жизнь, заполняя анкеты, она скрывала этот факт. Мать умерла очень рано, и крошку Лиду удочерили родственники.
М. Г.: Лидия Николаевна, с огромным удивлением я узнал, что Вы родились не в Москве. А как Вы оказались в этом городе?
Л. Смирнова: Вы знаете, мне было лет семь, или даже меньше. Мы приехали из Сибири. Мои тетя и дядя, которые меня удочерили, ехали в Ригу, но почему-то их не пустили туда, и они осели в Москве. Нам дали две комнаты в большой коммунальной квартире на Сретенском переулке. У дяди с тетей нас было трое: я, братик мой двоюродный и сестренка. Я была старше и их нянчила. Мы жили очень трудно. Дядя был бухгалтером, и нам еле-еле хватало на жизнь. Я только помню сидящих за столом тетю и дядю, которые с листочком бумаги и с карандашом подсчитывали, сколько есть у них денег, сколько им нужно на еду потратить, сколько осталось до зарплаты. Эти их расчеты остались у меня в памяти. Утром мы всегда пили чай, и можно было съесть только один кусок хлеба с маслом, два кусочка сахара и выпить чашку чая. Потянуться за третьим кусочком сахара я уже не могла.
«Хорошая девочка Лида». Это знаменитое стихотворение было написано явно не о нашей героине. Ведь Смирнова никогда не была пай-девочкой.
М. Г.: Насколько я знаю, у Вас был довольно шаловливый характер? А тетя ведь была строгая…
Л. Смирнова: Вы знаете, я каждый день молилась – она меня заставляла. Читала «Отче наш», а потом говорила: «Господи, пошли здоровье Лене, Милочке, дяде Пете, всем родным, знакомым, а тетка пускай умрет!» Я говорила это каждый день шепотом, оглядываясь. И все же именно она меня воспитала, она меня приучила к порядку, строгости, и я бесконечно ей благодарна, несмотря на очень суровое воспитание.
М. Г.: Наказывала Вас?
Л. Смирнова: Да. По национальности полька (ее фамилия Буровик), она была очень чистоплотной и очень строгой. Иногда меня лупцевала. Я ее боялась.
Мы прерываем интервью, чтобы продолжить его возле дома, о котором идет речь. Лидия Смирнова, даже дома носящая каблуки, вдруг оступилась и пошатнулась. Мы замерли, а она рассмеялась: «Когда я была молодая, я иногда изображала стариковскую походку. Как они шатаются и еле ходят…» Она показывает, как она это делала и заканчивает: «Какая же я была сволочь!» Все смеются. К каблукам актрисы добавляется норковая шубка, оренбургский платок, мы благополучно выезжаем на Бульварное кольцо и приближаемся к старинному дому, где когда-то происходили вышеописанные события.
М. Г.: Добро пожаловать в Ваш дом.
Л. Смирнова: Ой, боже мой, боже мой, здесь совершенно ничего невозможно узнать! Здесь была моя коммунальная квартира. Но совершенно невозможно узнать эти места. Как невозможно узнать Москву, как нельзя узнать жизнь, которая сейчас. Но сердце наполняется чем-то горячим. Ой, боже мой, боже мой, как жалко, что так быстро пролетело время…
Мы проходим буквально несколько кварталов и приближаемся к старому школьному зданию. Трудно представить, что Смирнова была девочкой, которая бегала здесь, размахивая портфелем, и отчаянно озорничала…
Л. Смирнова: Ну, вот и моя школа. Мой дом родной. Наверное, из этого окна я выбросила табуретку, за что была исключена.
М. Г.: ???
Л. Смирнова: Мы дрались с ребятами, и я выбросила табуретку в окно. И табуретка какую-то женщину искалечила, а меня выгнали из школы.
Как все меняет время! Пройдут годы, трехметровый потрет Лидии Смирновой будет украшать цеха АЗЛК, а ее саму будут приглашать на открытие первых станций метро как почетную гостью.
М. Г.: И первая любовь происходила в этой школе?
Л. Смирнова: Да, в этой школе. Я ходила с бантом, а учитель литературы говорил, что «когда Лида смотрит на меня, когда я читаю лекцию, то мне кажется, что она ничего не слышит. Она все время поправляет бант и стреляет глазами».
Ах, какие романы подарила Лидии Смирновой жизнь! Ах, как был влюблен Исаак Дунаевский, а еще… Но сначала – о первой любви будущей кинодивы.
Л. Смирнова: Я была влюблена в Виктора Лагодюка. Я была влюблена в него настолько, что целовала его парту. А ребята подсмотрели, и меня потом дразнили за это. А позже я этого Витю Лагодюка совершенно случайно встретила в парикмахерской. И не узнала. Я делала маникюр, а он причесывал какую-то женщину и все время на меня смотрел. Это произошло, когда я уже была популярна, уже вышли мои первые картины, и вдруг он подходит ко мне и спрашивает: «Вы Смирнова?» Я отвечаю: «Да, а что?» Он говорит: «А я – Витя Лагодюк». Только я и он в этой парикмахерской помнили наше детство, и мы с ним просто рассмеялись.
М. Г.: Лидия Николаевна, как дальше складывалась Ваша жизнь? Куда Вы пошли учиться, работать?
Л. Смирнова: Тогда была семилетка, я рано получила среднее образование, и мне нужно было делать все, для того чтобы получить какую-нибудь профессию. Я поступила в авиационный институт. Поступить было очень трудно: принимали сначала детей рабочих, а затем детей служащих. Но я поступила на вечернее отделение. Днем работала, а вечером училась. А еще успевала и лыжами заниматься, и теннисом, и в театр ходить. На все хватало времени, будто сутки были намного больше, чем сейчас…
М. Г.: А когда Вы ходили в театр, у Вас не возникало чувства, что Вы должны быть не в зале, а на сцене?
Л. Смирнова: Вы правы, когда я ходила в театр, то всегда покидала его в плохом настроении. Я помню, что смотрела спектакль, в котором была занята Гоголева. И подумала: ну почему не я на ее месте? И чувство досады, неудовлетворенности, какой-то зависти, что я не там, не на сцене, породило мысль: а что, если стать актрисой? И тогда я подала заявления во все театральные учебные заведения, даже во ВГИК.
М. Г.: Как Вы поступали, как это происходило?
Л. Смирнова: В то время на экране шел какой-то американский фильм, и там была очень красивая актриса с замечательной фигурой и в таком красивом платье из панбархата в белый горошек с голой спиной. Я очень захотела быть похожей на нее. Поэтому купила сатин-либерти и сама сшила себе платье, точно такое же. Я его надела на голое тело, затянулась и очень понравилась себе. В таком виде я и пришла на экзамен к Таирову. Там было задание сделать этюд: как будто я сижу дома одна, у меня болит голова, мне звонит возлюбленный и приглашает в театр. «Ах, как болит голова!» – играла я. Потом: «А в какой театр, ах в Камерный?» Я оживлялась: «Прекрасный театр!» Я начала хвалить всех сидящих в комиссии. А там ведь замечательные актеры были, в том числе Алиса Коонен. Я перечислила всех актеров, очень их нахваливая. «Тра-ля-ля, тра-ля-ля, я иду в театр, я иду в театр!» – танцуя и напевая, закончила свой отрывок. Александр Яковлевич Таиров сказал: «Спасибо, девушка. Все очень хорошо, только я бы хотел Вам посоветовать, чтобы Вы сохранили свою непосредственность». А непосредственностью он назвал мою откровенную лесть.
А еще до войны Лида успела стать и кинозвездой, и женой. Мы проезжаем по зимней Москве и подъезжаем к небольшому особнячку, притаившемуся в глубине двора на Патриарших прудах. Неприметный домик ютится рядом с чудесами «уплотнительной застройки» — многоэтажными великанами. Видимо, уцелел чудом.
М. Г.: Лидия Николаевна, когда Вы тут жили?
Л. Смирнова: Боже мой, невозможно без слез смотреть на этот особняк. В нем когда-то жил владелец мраморного производства. Дом такой неказистый снаружи, но внутри – мраморные колонны, подоконники. И у нас была огромная комната. Там было печное отопление.
Мы с трудом доставали дрова, надо было стоять за ними в очереди с раннего утра, мерзнуть. А когда мы топили, очень часто дым шел обратно, и тогда надо было открывать форточки, окна, чтобы проветрить. И снова топить. Несмотря на все трудности, мне почему-то часто вспоминается житье в этой комнате. Я была молода, энергична, оптимистична, и рядом всегда был мой замечательный муж, спортсмен, красивый, сильный. И мы с Сергеем Добрушиным вместе все это делили.
Вспоминается начало войны. Я побежала в булочную утром. И там услыхала о войне. Тогда даже невозможно было представить, что нас ждет дальше. Из этого особняка я провожала мужа на фронт. И когда мы шли по улице в шесть часов утра (он с вещевым мешком), то я держалась за него и не знала, что вижу Сережу в последний раз. Все, кто стоял в очереди у булочной, поворачивали в нашу сторону головы, провожая взглядами. Сережа сказал: «Мы дойдем до угла Садовой, и ты пойдешь обратно. Только, пожалуйста, не плачь и не оглядывайся».
Ах, Лида Смирнова! Жизнь уносила молодость и красоту все дальше и дальше, отнимала любимых и любящих, а она в душе оставалась все той же юной красавицей, когда-то спевшей: «Значит, ты пришла¸ моя любовь!»
Видимо, это закон жизни, знание которого приходит с возрастом. Алиса Фрейндлих в нашем интервью однажды обмолвилась, что она внутри недостаточно постарела, чтобы соответствовать тому, что произошло снаружи. Была, между прочим, неправа: выглядит превосходно. А Роман Виктюк как-то воскликнул, что возраст – величайшая бестактность природы. И сказал, что ему – всегда 19, Образцовой – 14, Фрейндлих – 16. Вот так…
Голос старой женщины дрожит, и я уже жалею, что мы все это затеяли. Но… не останавливаться же на полпути… Мы входим в подъезд и видим крутую деревянную лестницу, которая ведет на второй этаж. Смирнова потрясена. Мы, естественно, тоже.
Л. Смирнова: Вот это да! Даже не верится, что прошло столько лет, я здесь не была с сорок первого года, да и не могла быть.
М. Г.: И все та же лестница?
Л. Смирнова: Может быть, даже была и хуже. Но я-то тут жила, каждый день по ней ходила.
М. Г.: И где была Ваша комната?
Л. Смирнова: В конце коридора.
Открывается дверь в комнату, где 60 лет назад жила советская кинозвезда вместе со своим мужем. Сейчас здесь офис. Компьютеры, столы. Смущенные работники были предупреждены заранее. Они предлагают присесть…
Л. Смирнова: Здравствуйте. Неужели это моя комната? У меня такое ощущение, что сейчас сердце разорвется – оно так колотится. Вы представьте себе – шестьдесят лет прошло. Во-первых, я не думала, что так долго проживу. Во-вторых, что через столько лет окажусь в этом помещении. Прямо поразительно. Спасибо Вам.
Мы выходим на мороз. Смирнова подходит к стене дома, прикладывает к ней руку и долго молчит. Ее глаза… Если бы вы могли их видеть в тот момент! А на память приходит все та же песенка Лидии Смирновой. Точнее, ее финал: «Значит, ты ушла, моя любовь!»
Что с актрисой было потом? Эвакуация. Но «Музы не молчали». Смирнова продолжала сниматься. На съемках ленты «Парень из нашего города» в Алма-Ате она получила похоронку на мужа. А вскоре на тех же съемках она повстречала известного кинооператора Владимира Раппопорта, который стал ее вторым мужем. Он увез актрису на свою родину. Хотел, чтобы она полюбила его город.
Л. Смирнова: В Ленинграде я очень тосковала. Мне хотелось гулять там, как в музее. Это потрясающий город, потрясающий. Но какой-то холодный для меня. И через полгода я сказала: «Больше не могу жить в Ленинграде!» А в Москве у меня была маленькая тринадцати– или одиннадцатиметровая комната в коммунальной квартире на Большой Полянке. Та комната, которую я оставила, когда уезжала в эвакуацию, уже была потеряна.
М. Г.: И Вы вернулись в эту комнату, да?
Л. Смирнова: Я вернулась в эту комнату, и Раппопорт, бедный, тоже со мной переехал, он вынужден был. Но для него в комнате не было места: я спала на диване, а посередине стоял стол и что-то еще… Тогда он поставил раскладушку под стол, на ней и спал. А он уже был трижды или четырежды лауреатом Государственной премии.
В то время у нас были очень трудные съемки – у него свои, у меня мои. А в квартире жили дети. Когда однажды ночью я вышла на кухню, то увидела двух мальчишек маленьких, руки которых были запущены в мою кастрюлю, откуда они вылавливали куски мяса и с удовольствием его ели. Это, так сказать, жизнь коммунальной квартиры.
Берия тогда был все. И мы написали письмо Берии, что мы – два лауреата, творческие люди живем в таких невозможных условиях: не высыпаемся, не можем нормально работать. И стали ждать ответа. Но однажды утром вышла газета с портретом Берии, из которой мы узнали, что он арестован.
Прошел месяц, прошло два. Мы подумали, что если даже кто-то распорядился, чтобы нам дали квартиру, все равно все уже погибло. И вдруг меня вызывают по телефону в дом на Котельнической набережной и сообщают, что нам выделена квартира: «Будете смотреть?» Я говорю: «Не буду, сразу выписывайте ордер!»
Взяла ключи, поднялась вот сюда на этаж, вошла в квартиру и обалдела. Мне показалось, что это рай. Когда я спускалась вниз, то потеряла сознание, а когда пришла в себя, то увидела что лежу распластанная в лифте, зонтик – в одной стороне, сумка – в другой, надо мной чье-то мужское лицо. «Гражданка, что с Вами?» – «Я квартиру получила. Квартиру получила!»
Все шло своим чередом. Жизнь приносила все новые роли и все новые встречи. Уже в зрелом возрасте Лидия Николаевна знакомится с самым своим любимым человеком – режиссером Константином Воиновым. Именно он открыл Смирнову как замечательную характерную актрису. Он научил ее не бояться возраста, а использовать его. Научил ее, что актрисе можно быть смешной… И мы получили блистательную характерную актрису.
Миф, легенда, звезда – это из лексикона журналистов, писавших о ней и хоть раз видевших ее не на экране. А звезда должна жить на небе. И вот мы в гостях на небе – это тринадцатый этаж знаменитой московской высотки, что на Котельнической набережной. Задираю голову. Шпили и башни устремлены куда-то в космос. Когда-то по плану советского правительства этот дом должен был заселить цвет советской же интеллигенции. Не помню, было ли 50 лет назад в ходу слово «престиж», но здесь жили буквально все: Марина Ладынина, Галина Уланова, Нонна Мордюкова, Фаина Раневская, Клара Лучко… Звонок. Смирнова открывает сама. Квартира двухкомнатная. Полная шкафов, забитых куклами всевозможных калибров. «Не страшно ей тут ночью?» – думаю я, пока оператор ставит свет.
Ее доброта, ее нежность, ее достоинство. Она не выглядит моложе своих лет, подлинный живой классик, но при этом каждое мгновение ты ощущаешь: рядом находится Женщина!
Прихлебывая чай из кружки, задаю последний вопрос.
М. Г.: Лидия Николаевна, столько лет Вы в Москве провели. Можно сказать, что Москва — лучший город на земле?
Л. Смирнова: Конечно, здесь я корнями вросла. Я знаю Москву, особенно, конечно, старую Москву. Все знакомо: каждый дом, каждый магазин. Сретенские ворота, весь город. Вот эти знаменитые дома России, они считались одними из лучших домов. Они хорошо построены, смотрите, до сих пор стоят, какие они крепкие, какие они замечательные. Какая архитектура! Мы здесь снимали картину «Трое вышли из леса» с Воиновым. Вот в этом подъезде. Опять воспоминания… Поэтому здесь столько родного и столько вложено сердца, умения и эмоций, что, когда приезжаешь сюда, нельзя быть хладнокровной. Москва – прекрасный город!