– Тихо, – велела Гвендолен. – О, быстрее! Поторопись, Кот! Заходи в кондитерскую. Она не должна знать, где я была.
На лужайке со священником разговаривала леди с зонтиком от солнца. Это была жена Крестоманси. Кот и Гвендолен быстро завернули в магазин, надеясь, что она их не заметила. Там Кот купил им по пакетику ирисок. Милли оставалась на прежнем месте, так что он купил еще лакрицы. Но даже тогда Милли по-прежнему разговаривала со священником, и он купил Гвендолен перочистку, а себе – открытку с Замком. Милли по-прежнему была там. Кот не мог придумать, что еще купить, так что им пришлось выйти из магазина.
Едва они вышли, как Милли подозвала их:
– Подойдите познакомьтесь с дорогим викарием.
Викарий – старик с нерешительным блуждающим взглядом – пожал им руки дрожащей рукой и сказал, что они увидятся в воскресенье. А потом – что ему уже пора идти.
– Как и нам, – заметила Милли. – Пойдемте, мои дорогие. Прогуляемся обратно до Замка вместе.
Ничего не оставалось, кроме как под сенью ее зонтика пойти рядом с ней через лужайку и ворота со сторожкой. Кот боялся, она спросит, зачем они ходили к мистеру Басламу. Гвендолен была уверена, что она спросит ее насчет кротовых нор на поляне. Но Милли сказала:
– Я рада случаю поговорить с вами, солнышки. У меня совсем не было времени проверить, как у вас дела. Всё в порядке? Вам не кажется всё странным?
– Не… немного, – признал Кот.
– Первые несколько дней всегда хуже всего – где угодно, – сказала Милли. – Уверена, вы скоро разберетесь. И не стесняйтесь пользоваться игрушками в игровой, если хотите. Они для всех. Личные игрушки у каждого в своей комнате. Как вам ваши комнаты?
Кот поднял на нее изумленный взгляд. Она говорила так, будто кротовых нор и колдовства никогда не было. Милли лучезарно улыбнулась ему в ответ. Несмотря на элегантное платье в складках и кружевной зонтик, она была самой обычной, доброй, ласковой леди. Коту она нравилась. Он заверил Милли, что комната ему нравится, и ванная тоже – особенно душ, – и объяснил, что никогда прежде у него не было личной ванной.
– О, я рада. Я так надеялась, что тебе понравится, – сказала Милли. – Мисс Бессемер хотела поместить тебя рядом с Роджером, но я подумала, та комната такая скучная, и там нет душа. Посмотри на нее как-нибудь и поймешь, что я имею в виду.
Так болтая, она шла по аллее, и Кот обнаружил, что он единственный поддерживает разговор. Как только стало ясно, что Милли не собирается упоминать ни о полянах, ни об экзотическом ассортименте, Гвендолен начала презирать ее. Она хранила насмешливое молчание, предоставив говорить Коту. Некоторое время спустя Милли спросила Кота, что он находит в Замке самым странным.
– То, как все разговаривают за ужином, – застенчиво, но без колебаний ответил Кот.
Милли испустила такой вопль отчаяния, что Кот подпрыгнул, а Гвендолен стала еще презрительнее, чем раньше.
– Ой-ой! Бедный Эрик! Я видела, как ты смотришь! Разве это не ужасно? Майкл так увлекается и уже не может говорить больше ни о чем. Но это пройдет через несколько дней, и тогда мы сможем снова нормально разговаривать и шутить. Я люблю посмеяться за ужином, а ты? Боюсь, ничто не в состоянии заставить беднягу Бернарда перестать говорить об акциях и долях, но ты не должен обращать внимание. Никто не слушает Бернарда. Ты любишь эклеры, кстати?
– Да, – ответил Кот.
– О, хорошо! Я велела накрыть для нас чай на поляне, поскольку это ваша первая среда, и мне не хочется упустить такую чудесную погоду. Разве не забавно, что в сентябре почти всегда хорошая погода? Если мы проскользнем здесь между деревьями, то доберемся до поляны как раз к чаю.
И, конечно же, последовав за Милли через кустарники, они обнаружили целое скопление шезлонгов вокруг того, на котором сидел мистер Сондерс, и лакеев, расставлявших столы и подносящих подносы. Большая часть Семьи собралась среди шезлонгов. Гвендолен последовала за Милли и Котом с нервным и вызывающим видом. Она знала, что теперь Крестоманси поговорит с ней насчет поляны, и, в довершение всего, у нее не будет возможности убрать экзотический ассортимент из шляпы.
Но Крестоманси там не было, хотя все остальные присутствовали. Милли протиснулась между Бернардом-доли-и-акции и Джулией, и мимо старой леди в митенках, чтобы строго указать зонтиком на мистера Сондерса.
– Майкл, тебе абсолютно запрещено во время чая говорить об искусстве, – но вся суровость была испорчена ее смехом.
Семья явно разделяла мнение Кота. Некоторые сказали:
– Правильно, правильно!
А Роджер спросил:
– Мы можем начинать, мамочка?
Кот наслаждался чаем. Он впервые наслаждался чем-то с тех пор, как попал в Замок. Они ели тоненькие как бумага сандвичи с огурцом и большие мягкие эклеры. Кот съел даже больше Роджера. Его окружала веселая обычная болтовня – с жужжанием на заднем плане об акциях и долях, – а солнце тепло и мирно освещало зеленую протяженность поляны. Кот был рад, что кто-то ее восстановил. Она больше нравилась ему ровной. Он подумал, что с небольшой практикой, мог бы быть в Замке почти счастлив.
Гвендолен и близко не была счастлива. Газетные пакеты давили ей на голову. Их запах испортил вкус эклеров. И она знала, что разговора с Крестоманси насчет поляны придется ждать до ужина.
В тот день из-за чая ужин состоялся позже. Когда они цепочкой прошли в столовую, уже спустились сумерки. Вдоль всего отполированного стола стояли зажженные свечи. Кот видел, как они и вся остальная комната отражаются в ряде длинных окон перед ним. Смотреть на отражение было и приятно, и полезно. Так Кот видел, когда к нему приближался лакей. В кои-то веки он не был застигнут врасплох, когда тот просунул над его плечом поднос с мелкой рыбой и квашеной капустой. И поскольку Коту теперь запретили пользоваться правой рукой, он считал себя вправе переложить столовые приборы. Он чувствовал, что начинает привыкать.
Поскольку мистеру Сондерсу не дали поговорить об искусстве во время чая, за ужином он разглагольствовал больше обычного. Он говорил и говорил. Он привлек к себе внимание Крестоманси и разговаривал с ним. Крестоманси слушал и кивал с мечтательно-добродушным видом. И Гвендолен с каждой минутой злилась всё больше. Крестоманси не сказал ни слова по поводу поляны – ни здесь, ни в гостиной перед тем. Становилось всё яснее, что никто не собирается поднимать эту тему вовсе.
Гвендолен была в ярости. Она хотела, чтобы ее силы признали. Она хотела показать, что она ведьма, с которой следует считаться. Так что оставалось только приняться за другое заклинание. Немного затрудняло то, что у нее под рукой не было ингредиентов, но одно она легко могла сделать.
Ужин продолжался. Мистер Сондерс говорил. Лакеи подходили со следующим блюдом. Кот посмотрел на окна, чтобы заметить, когда серебряная тарелка дойдет до него. И едва не закричал.
Там виднелось тощее белое существо. Оно прижалось к темной наружной стороне стекла, гримасничая и размахивая руками. Будто заблудившееся приведение или лунатик, оно было слабым, белым и отвратительным – всё измазанное в грязи и склизкое. Хотя Кот понял почти сразу, что это дело рук Гвендолен, он всё равно уставился на него в ужасе.
Милли заметила, как он таращится. Она тоже посмотрела, передернулась и тихонько стукнула ложкой по тыльной стороне ладони Крестоманси. Крестоманси вырвался из приятных мечтаний и тоже бросил взгляд на окно. Он одарил жалкое существо утомленным взглядом и вздохнул.
– И поэтому я считаю, Флоренция – самая утонченная из всех итальянских областей, – говорил мистер Сондерс.
– Обычно высказываются в пользу Венеции, – заметил Крестоманси. – Фрейзер, будьте добры – задерните занавески. Спасибо.
– Нет-нет, по моему мнению, Венеция переоценена, – утверждал мистер Сондерс и продолжил объяснять почему, в то время как дворецкий задернул длинные оранжевые занавески, и существо скрылось из вида.
– Да, возможно, ты прав. Флоренция в состоянии предложить больше, – согласился Крестоманси. – Кстати, Гвендолен, когда я говорил «Замок», я имел в виду как внутренние помещения, так и прилегающую территорию. А теперь продолжай, Майкл. Венеция.
Все, кроме Кота, продолжили ужинать. А он невольно представлял, как существо гримасничает и дергается у стекла за оранжевыми занавесками, и от этих мыслей не мог есть.
– Всё в порядке, глупый! Я отослала его, – произнесла Гвендолен неприятным от ярости голосом.
Глава 6
Гвендолен дала выход ярости в своей комнате после ужина. Она прыгала по кровати и с воплями раскидывала подушки. Кот предусмотрительно прижался спиной к стене, ожидая, когда она перестанет. Но Гвендолен не перестала, пока не поклялась развернуть кампанию против Крестоманси.
– Ненавижу это место! – орала она. – Они пытаются всё покрыть нежной ласковой любезностью. Ненавижу это, ненавижу! – ее голос приглушался бархатом, которым была обита ее комната, и поглощался господствующей мягкостью Замка. – Ты слышал? – вопила Гвендолен. – Пуховое одеяло отвратительной любезности! Я разрушила их поляну, так они напоили меня чаем. Я наколдовала очаровательное привидение, а они задернули занавески. «Фрейзер, будьте добры – задерните занавески!» Грр! Меня тошнит от Крестоманси!
– Мне это приведение не показалось очаровательным, – передернулся Кот.
– Ха-ха! Ты ведь не знал, что я способна на такое, да? Оно было не для того, чтобы испугать тебя, идиот! А для того, чтобы шокировать Крестоманси. Ненавижу его! Он даже не заинтересовался.
– Если он не заинтересовался тобой, зачем тогда пригласил нас жить сюда? – полюбопытствовал Кот.
Это поразило Гвендолен:
– Как-то я не задумывалась. Возможно, это важно. Уходи. Я хочу подумать над этим. В любом случае, – крикнула она, когда Кот пошел к двери, – он заинтересуется, даже если это последнее, что я сделаю! Я собираюсь творить что-нибудь каждый день, пока он не заметит!
И снова Кот остался в мрачном одиночестве. Вспомнив, что сказала Милли, он пошел в игровую. Но там Роджер и Джулия на запятнанном ковре играли в солдатиков. Вокруг маршировали маленькие оловянные гренадеры. Некоторые поворачивали кверху пушку. Другие лежали за диванными подушками, стреляя из винтовок крошечными, как булавочный укол, взрывами. Роджер и Джулия обернулись с виноватым видом.
– Ты же не расскажешь об этом, правда? – спросила Джулия.
– Хочешь тоже поиграть? – вежливо предложил Роджер.
– О, нет, спасибо, – поспешно ответил Кот.
Он знал, что никогда не сможет участвовать в таких играх, если Гвендолен не поможет ему. Но он не осмеливался тревожить Гвендолен в ее нынешнем настроении. И ему ничего не оставалось, как отказаться. А потом Кот вспомнил, что Милли явно ждала, что он изучит Замок больше, чем изучил до сих пор. И он отправился на исследования, чувствуя себя довольно-таки дерзким.
Вечером Замок казался странным. Через равные промежутки висели маленькие тусклые электрические светильники. Зеленый ковер мягко светился, и вещи отражались в отполированном полу и стенах даже сильнее, чем днем. Кот тихо продвигался вперед в окружении нескольких отражений самого себя, в итоге почти потеряв ощущение реальности. Все двери, которые он видел, были закрыты. Кот послушал возле пары из них, но ничего не услышал. Открыть их ему не хватило смелости. И он продолжал идти дальше и дальше.
Некоторое время спустя он обнаружил, что каким-то образом обошел вокруг, оказавшись в старой части Замка. Стены здесь были из побеленного камня, и все окна углублялись в стены почти на три фута. Затем Кот вышел к лестнице – копии той, которая витком поднималась в его комнату, только эта закручивалась в противоположном направлении. Кот начал осторожно подниматься.
Он был как раз на последнем изгибе, когда наверху открылась дверь. На верхнем пролете лестницы возник более яркий прямоугольник света, и в нем появилась тень, которая могла принадлежать только Крестоманси. Больше ничья тень не могла быть такой высокой, с такой гладкой головой и таким количеством оборок на груди. Кот остановился.
– И будем надеяться, испорченная девчонка не попытается снова, – говорил Крестоманси, находившийся наверху вне поля зрения – его голос звучал куда встревоженнее обычного и довольно-таки сердито.
С более далекого расстояния ответил голос мистера Сондерса:
– Я уже сыт ею по горло, честно говоря. Надеюсь, она вскоре возьмется за ум. Что ей взбрело в голову так растрачивать источник своей силы?
– Невежество, – ответил Крестоманси. – Если бы я считал, что она имеет хоть малейшее представление о том, что творит, это стало бы последним, что она сделала в этом роде – или в любом другом.
– Я сидел спиной, – сказал мистер Сондерс. – Что это было? Номер пять?
– Нет. Номер три, судя по его волосам. Призрак, – ответил Крестоманси. – За что мы должны быть благодарны.
Он начал спускаться по лестнице. Кот был слишком испуган, чтобы пошевелиться.
– Надо будет заставить Экспертную Комиссию пересмотреть их Курсы Начальной Магии, – через плечо сказал Крестоманси, спускаясь, – чтобы они включили больше теории. Эти третьесортные маги выталкивают успешных учеников прямо на продвинутую работу, совершенно не дав им надлежащих основ, – Крестоманси спустился за поворот и увидел Кота. – О, привет. Я не знал, что ты здесь. Не хочешь подняться посмотреть на мастерскую Майкла?
Кот кивнул. Он не осмеливался поступить иначе.
Однако Крестоманси казался дружелюбным. Как и мистер Сондрес, когда Крестоманси провел Кота в комнату наверху лестницы.
– Привет, Эрик, – весело поздоровался он. – Оглядись. Что-нибудь здесь тебе о чем-нибудь говорит?
Кот покачал головой. Комната, как и его собственная, была круглой, но больше размером, и представляла собой настоящую мастерскую мага. Это он мог понять. Он узнал пятиконечную звезду, нарисованную на полу. Запах, исходящий от горящего факела, свисающего с потолка, был тем же, что стоял на улице Шабаша в Уолверкоте. Но он не имел понятия о предназначении вещей, разложенных на разнообразных столах. Один стол был заставлен ретортами и перегонными кубами – в некоторых что-то кипело, некоторые были пустыми. На другом стопками возвышались книги и свитки. По всей поверхности третьего верстака были мелом нарисованы знаки, а среди них лежала мумия какого-то существа.
Взгляд Кота прошелся по всему этому, и по книгам, которыми были забиты полки на стенах, и по другим полкам, заставленным стеклянными кувшинами с ингредиентами – большими кувшинами, как в кондитерской. Он понял, что мистер Сондерс работает с размахом. Скользящий взгляд Кота пробежался по некоторым этикеткам на больших кувшинах: «Глаза тритона», «Арабская камедь», «Эликсир зверобоя», «Драконья кровь (высушенная)». Последний кувшин был почти полностью заполнен темно-коричневым порошком. Взгляд Кота вернулся к мумии животного, растянувшегося среди меловых знаков на третьем столе. На его лапах были когти, как у собаки. Оно походило на большую ящерицу, но на спине у него, кажется, имелись крылья. Кот был почти уверен, что когда-то оно было маленьким драконом.
– Ни о чем не говорит, а? – произнес мистер Сондерс.
Кот обернулся и обнаружил, что Крестоманси ушел. От этого он почувствовал себя немного свободнее.
– Должно быть, это немало стоит, – сказал он.
– К счастью, платят налогоплательщики, – ответил мистер Сондерс. – Хочешь узнать, для чего всё это?
– Имеете в виду, изучать магию? – спросил Кот. – Нет. Нет, спасибо. У меня ничего не выйдет.
– Ну, у меня на уме были по меньшей мере еще два варианта, помимо магии. Но почему ты считаешь, что у тебя ничего не выйдет?
– Потому что я не могу ее творить, – объяснил Кот. – Чары меня просто не слушаются.
– А ты уверен, что брался за них правильно? – спросил мистер Сондерс.
Он подошел к мумии дракона – или что это было – и рассеянно щелкнул ее. К отвращению Кота, существо всё передернулось. Прозрачные крылья на спине дрогнули и расправились. А потом оно снова стало безжизненным. От этого зрелища Кот попятился к двери. Он почти так же сильно встревожился, как когда мисс Ларкинс внезапно заговорила мужским голосом. И, если подумать, голос не так уж отличался от голоса мистера Сондерса.