Слова, упавшие в воду: современная поэзия Гуанси (сборник) - Коллектив авторов 2 стр.

Отец ходит с трудом,

за десять лет

он сменил два инвалидных кресла.

Каждый раз, когда он

возвращается домой,

я обнаруживаю,

что в его отсутствие,

глядя

на незанятое кресло,

я невольно подхожу к нему,

и, копируя отца,

усаживаюсь прямо,

положив руки на подлокотники,

или я слушаю

музыку с телефона,

размышляя о жизни.

На мгновение

я возвращаюсь

в опустевшую

деревню моего детства.

Буйвол невозмутим,

на улицах городка

беззаботно жуёт траву, –

так некоторые звёзды шоу-бизнеса

жуют жвачку.

На шее буйвола

наросты грубых мозолей,

роняющие под ветром

ороговевшие кусочки шкуры.

Глаза его

по-особому ярки,

он не моргает,

даже глядя на раскалённое солнце.

Когда он, впряжённый в телегу,

побредёт восвояси,

улицы городка

опустеют.

Прежде он был полоской железа,

тогда, будучи со мной,

он никому не угрожал.

Когда же я стал затачивать нож,

всё острее и острее,

неприятностей случалось всё больше.

Каждый раз, когда я прохожу проверку безопасности,

меня уводят для составления протокола,

для дачи объяснений о происхождении и цели ножа

и чтобы убедиться, что я ещё никого не зарезал.

Ножи, которые я ношу с собой,

изымают раз за разом,

оставляя мне стальной гнев и одиночество.

Белый цвет

он перекрасит в чёрный,

чёрный

обратит в жёлтый,

жёлтый у него

станет красным,

красный

он пересотворит в синий,

синий сгустит

в тёмный,

тёмный

преобразит в золотой.

А если результат

обманул ожидания,

тогда художники

перекрашивают снова и снова,

пока не добьются

мнимого успеха.

Этот мир

принадлежит им.

Если какому-то цвету

не повезло с яркостью,

они добавят к нему

немного грунта,

чтобы его уравновесить,

а если ничего не выйдет,

они закрасят его

чёрной краской,

угольно-чёрной чернотой,

или белым,

чтобы начать сначала.

Даже если во всём мире

останется только один цвет,

они не выпустят

кисти из рук.

Они – это Ма Лян

с волшебной кистью в руке.

Пока художник жив – кисть существует,

не станет художника – кисть исчезнет.

Для привлечения посетителей,

оздоровительное учреждение

бесплатно раздаёт куриные яйца,

и посещающим его старикам

читают лекции о здоровом образе жизни.

Несколько дней назад

с одним стариком

во время лекции

случился ишемический инсульт, –

его увезли в больницу,

спасти старика так и не смогли.

Я сбрил усы,

стрелка показала 70 кг,

когда я встал на весы.

Вес мой не изменился,

а ведь усы полностью сбриты!

Широко раскрытыми глазами

разглядываю своё широкое лицо.

Как оказалось, столь важный предмет

ничего не весит.

Получив гонорар,

я встал на весы –

и опять стрелка на 70 кг.

Получается, мое благосостояние нельзя взвесить.

Когда я влюблён,

нельзя взвесить мою нежность,

после ссоры

мой гнев как пушинка.

Если кто-то умирает,

моя скорбь неизмерима.

Заснув,

я владею несметными богатствами,

в окружении красавиц,

или когда демоны выпивают всю мою кровь,

я просыпаюсь вдруг среди ночи и встаю на весы,

их стрелка неизменно на 70 кг.

Однажды я продал душу,

и стрелка рванулась вниз.

Кто сказал, что душа весит всего 21 грамм?

На самом деле её чистый вес – 70 килограммов.

По выходным я увеличиваю кошачью порцию,

и в праздники я увеличиваю кошачью порцию,

питомцы, кивая головами и размахивая хвостами,

выглядят сытыми и довольными.

В дни рождения увеличиваю им порцию,

и в памятные дни увеличиваю им порцию,

а они только и делают, что притворяются милыми,

никогда не узнают,

за что им накладываю больше.

Никто никогда не видел себя после смерти,

но вы ведь понимаете,

что после смерти вы словно стоите в очереди,

руки прижаты к бёдрам, грудь выпячена, живот втянут

и взгляд устремлён прямо перед собой.

После смерти вы словно пьяный –

лицо побагровело, шея вздулась, всё тело налито свинцом,

а грудь заполнена спёртым гневом.

После смерти вы выглядите сосредоточенным –

брови сдвинуты, зубы стиснуты,

вы безразличны к окружающему шуму.

После смерти вы словно спите крепко-крепко,

без хлопот и забот погрузившись в страну грёз,

одна нога мёрзнет, высунутая из-под одеяла.

Каким вы являетесь в жизни,

таким и будете после смерти,

следует лишь надеть новую одежду

и закрыть глаза.

Сначала я разглядел колючую проволоку,

и по позвоночнику прополз холодок,

потом увидел комнату, пол которой устлан срезанными волосами,

и мне стало не хватать воздуха.

Обувь казнённых свалена грудой,

её не успели унести,

спортплощадка заставлена коробками из-под еды,

целая витрина очков,

каждая вещь хранит тепло убитых.

Мои шаги всё глуше и глуше,

не осмеливаюсь смотреть на стены,

с этих стен на меня взирают

полные ужаса глаза истерзанных людей.

Даже если я весь обращусь в сострадание,

всё равно останусь чем-то перед ними виноватым.

Семь часов –

время моей утренней пробежки,

я прохожу в парк через боковые ворота,

а выхожу через главные.

Около восьми

я миную банк,

и так каждый день.

У дверей встала машина инкассаторов,

троица в бронежилетах,

подняв автоматы, смотрят по сторонам.

Я прохожу под дулами,

и, чтобы продемонстрировать,

что не намерен грабить,

нарочно не смотрю в их сторону.

С детства я знаю,

что деньги надлежит зарабатывать трудом,

что недопустимо грабить и воровать,

потому что в руках у полицейских – автоматы,

и если вдруг

они случайно нажмут на курок,

то я, вероятно, попаду в сегодняшние газеты

и буду причислен

к разбойникам.

В этом не то чтобы не имеется смысла,

просто из предосторожности

палец полицейского лежит на курке,

и всякий прохожий заслуживает подозрения,

любой, кто ведёт себя странно,

может представлять опасность.

Если так продолжается долгое время,

начинаешь сам себя подозревать:

а вдруг под ногами окажется арбузная корка

или человек чихнёт?

Любое неловкое движение –

и кто сможет тогда поручиться, что курок

не сдвинется на миллиметр?

Каждый день я намереваюсь пройти в обход,

но обходного пути не существует,

и мне остаётся сосредоточенно пробираться мимо,

надеясь на их профессиональную добродетель

и на то, что автоматы не заряжены.

Полевые цветы вдоль дороги,

как прекрасные сны среди ночных кошмаров,

от которых во сне едва улыбаешься,

или как невинные задорные шутки

в голодные времена.

В уголке гор я провёл с ребятишками незабываемый вечер,

эти дети из горной глуши чисты и невинны,

по понедельникам они стоят навытяжку

на церемонии поднятия флага в сельской школе

и детскими ртами выпевают государственный гимн.

Утреннее семи-восьмичасовое солнце освещает

трёхногую парту.

«Прилежно, старательно учиться, каждый новый день

продвигаться вперёд» – восемь таких важных слов

скоро осыплются с затенённой глинобитной стены.

В разбитом до невозможности классе,

отгороженном старыми досками,

со стены смотрит измождённое лицо Лу Синя,

за окном – вся в колдобинах спортплощадка,

глаза нескольких десятков землистых мордашек

смотрят прямо в небо.

Старательно выпрямив спину, в ярких красных галстуках,

они напоминают мне заморенные, густо покрытые пылью

полевые цветы у дороги.

Я вынужден лицом к лицу встретить ураган.

непобедимый, чудной ураган,

поднявший с земли мелкие камни, песок,

сухие ветки и опавшие листья.

Стихия вырывает с корнем тонкие травинки,

бумажного змея она заставляет бешено резвиться,

а мелкие птахи и насекомые,

крылья которых коротки и слабы,

из зарослей травы взмывают прямо ввысь.

Ветер со свистом и рёвом прилетает из-за горизонта,

набрасываясь на поля, склоны гор и деревушки,

горячие волны гордо вздымаются под ветром,

людям негде укрыться,

движение на улицах города встало,

перевозбуждённые животные страдают

от сердечной слабости

и бьются в конвульсиях под звуки

величественной музыки.

И когда покровы частной жизни оказываются сорваны

громадными руками ветра,

а календарь на стене – весь перепутан,

три лютых толстобрюхих врага объединяются:

кот, пёс и крыса спешно срывают с себя одежды

и запрыгивают в ванну общественной купальни,

чтобы испытать чудесное головокружение

и получить удовольствие от пены.

Ветер унёс нескольких нетвердо стоявших на ногах прохожих,

во дворике только длинные травы

покачиваются на разрушенной стене,

подняв длиннющие руки,

они дирижируют миром под ветром

и мимоходом обсуждают попрошаек у дороги и стариков,

согбенных ребятишек, подбирающих старьё,

на них нет даже штанов, и голые зады обращены к небу.

Одинокая лошадь

стоит на окраине деревни

на весеннем поле

у дороги.

Эта сильная

белая лошадь

промелькнула перед моим взором

и, удаляясь, скрылась вдали.

Я тоже помчался вдаль

и исчез из вида лошади.

Все вёсны,

все дни разбиты вдребезги.

Паровозный гудок

подменил лошадиное ржание,

жаждущие дети

заменили злаки в полях.

Белая лошадь

стоит на ветру,

принюхиваясь к опустевшей деревне

и полю, перерезанному оврагом,

лошадь, полная тщетных сил.