– Ага, такой только подскажи, – озвучила общую мысль Катя, под одобрительный и немного раздраженный смех старшей подруги, когда их «жертва» рванула за будущим обедом.
Сторонний наблюдатель мог бы легко угадать по хмурым и немного раздосадованным лицам женщин, что у них явно были некие «недружественные» планы на их спутников. Уж на Игоря точно. Но обладай «шпион» еще и возможностью заглядывать в души, он так же просто смог бы выяснить, дело при этом было не в простом стремлении землянок замкнуть всю личную жизнь шебутного журналиста только на себя или во вспыхнувшей неимоверной страсти.
Да, парень им нравился, но дело все-таки было в другом. Неожиданный результат отпуска, разом перечеркнувший их прошлую жизнь, заставлял женщин по-особому беспокоиться о будущем. Оказавшись в чужом неспокойном и главное патриархальном мире, где что-то решали только мужчины, они считали крайне неразумным рисковать своим шатким положением.
Всей своей женской природой они чувствовали, что сейчас оказалось бы вдвойне глупо «позволить» единственному члену их группы, увлечься какой-нибудь местной вертихвосткой. Игорь стал единственным из них человеком, у которого неожиданно неплохо получалось заботиться обо всех остальных. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб предположить: вряд ли их положение укрепится, если он прямо сейчас вдруг примется делить свое внимание и привязанность между ними и кем-то со стороны.
Прямо такие вещи не оговаривались, но им и не нужно было проговаривать вслух настолько очевидное. Поэтому переглянувшись, после ухода горничной, они все так же молча и целеустремлено зашагали куда-то в сторону ванной. Кажется, заговор набирал силу…
* * *
Пока москвички обдумывали первые последствия своего «заговора», их беззаботная жертва сидел в неплохо обжитом за прошедшие дни общем зале. Игорь меланхолично ворошил по столу больше двух с половиной килограмм серебра. Монетами была в лучшем случае четверть от кучи. Остальное состояло из грубоватых поделок в виде шейных гривен-торквесов, массивных браслетов и прочего недешевого хлама.
Сражаясь с целым набором гирек и примитивными весами, он время от времени путался и начинал все сначала. Пытаясь наконец-то все пересчитать, дважды вынужден был сгребать шелестящую груду и, бормоча невнятные ругательства, продолжать свои попытки.
Непривычные местные гельды33, полугельды34, разнообразные тройные монеты35, так и норовили перепутаться и требовали сосредоточения не меньше каких-нибудь дифференциальных уравнений. Филолог, конечно же, их никогда не решал, но представлял себе процесс именно так.
– О, отлично, народ, давайте все сюда! – оживился казначей, когда дамы вошли в комнату. – Будем социализироваться: я вам о местных деньгах и ценах наконец-то расскажу.
– Привет, пропажа! – не упустила возможности закинуть шпильку Катя, несколько разочарованная невниманием последнего времени.
– Присаживайтесь! В общем, у них здесь удивительно запутанная денежная система и еще непривычнее соотношение стоимости товаров. Кто бы, например, мог подумать, что хлеб, может быть очень дорогим?! Вот смотрите, – Игорь отодвинул от общей кучи несколько похожих друг на друга сплющенных кусочков серебра миллиметров по двадцать в диаметре. – Каждая такая штука называется «гельд». Считайте, что это такой местный серебряный конвертируемый «рубль». Если вы обманулись его размерами, то зря. Обычно одного такого блинчика достаточно, чтобы купить двенадцать пшеничных караваев весом почти в килограмм каждый. Или пятнадцать – ржаных, двадцать – ячменных, и двадцать пять – из овса. За такую монету, местные продадут глубокую миску меда, половину овцы или живого ягненка.
Довольный собой докладчик снова смешал серебро в кучу, и начал пересыпать монеты в черненый кожаный мешок, в котором их и принес, не забывая оставить на столе три почти равных стопки дензнаков. Потом, очевидно, вспомнив, что обещал, подробностей, стал выбирать все остальные варианты монет, и передавать на осмотр, выглядящие поновее. Надо признать, лекция не сильно затянулась.
– Хорошая местная мясомолочная корова стоит около дюжины гельдов, правда, иногда в виде добычи пригоняют степных. Они меньше размерами, плохо доятся – но намного дешевле и могут, есть почти любую траву. Даже добывать ее зимой. Здесь на побережье, конечно, тепло, но мало лугов, а в предгорьях бывает прохладно, – охотно пояснил Игорь. – Кстати, обычная кобылка стоит три дюжины таких монет, а приличный боевой конь – уже от семи дюжин и… не знаю, как «далеко». Это минимум 84 гельда или почти полтораста грамм серебра. Хотя фризы только недавно снова стали массово воевать верхом. Тут же большая часть земель – холмы, горы и леса: не сильно разъездишься, или почти полностью распаханная местность вдоль рек, поэтому содержать коня обычному человеку слишком дорого, – слез на более приятную тему 29-летний пацан.
– А за работу, ты не узнавал, сколько здесь платят? – вернулись разговор в прежнее русло, с недавних пор безработные путешественники.
– Тут все мужчины с детства учатся владеть оружием. Естественно, это я про благородные, или как минимум – богатые семьи. Бедняки нередко придерживаются это традиции лишь формально. Во-первых, чтобы научить военному ремеслу, нужно самому уметь, во-вторых, оружие – штука сильно не дешевая.
– В смысле, бедняков в армию не берут? – удивился Анвар.
– Почему, бывает, так прижмет, что приходится созывать племенное ополчение. Тогда, конечно, идут почти все мужчины подходящего возраста и здоровья. Но если, например, сыну свободного бонда захочется годик-другой подзаработать наемником в охране у какого-нибудь купца, то тут уже нужно чего-то уметь.
И платят при этом, за первых полгода около 30 гельдов. За следующие шесть месяцев меньше – уже около 25. Это все при полном содержании и при необходимости – лечении, конечно, но без права на добычу. Могут быть еще какие-нибудь премии, но вряд ли большие. То есть получается 55-60-65 монет в год да еще с риском для жизни. Это, конечно, не боевой поход, где обязательно в итоге придется подраться, но все же не сахарной ватой торговать. Полноценным бойцам платят уже побольше. Где-то монет 90 в год – можно заработать.
Если кто-то захочет выучиться на плотника, кузнеца, ткача, кожевника или кого еще, такое удовольствие обычно обходится в 30 гельдов за два-три года. Понятно, что все это время придется работать много и в основном за еду, – добавил он.
Игорь закончил ссыпать серебро, и перепроверил оставшиеся на столе одинаковые кучки монет. Убедившись, что все правильно, извлек из-за пояса три одинаковых местных кошелька, в виде кожаных мешочков с затягивающейся горловиной, и как мог, изобразил туш36.
– Вот это вам!
Передав удивленным напарникам кошельки, а потом и передвинув каждому по кучке серебра, Игорь сообщил, что здесь по десять гельдов разными монетами на всякие неожиданности и личные пожелания:
– На новую одежду не тратьтесь, за нее заплатим отдельно из «общих». Приличные шмотки из качественной красивой ткани, стоят дорого, и вы даже удивитесь насколько. А мы считайте, голые. Кстати, тут шьют два-три набора на всю жизнь, так что даже с не очень богатыми парадно-выходными вариантами мы вряд ли уложимся дешевле, чем в 85-90 гельдов на человека. Пока присмотритесь на окружающих, чтобы иметь представление, чего бы вы хотели себе.
Женщины принялись заинтересованно сгребать деньги, тут же погрузившись в обсуждение нарядов. Но, Игорь напомнил о себе снова:
– И еще, когда завтра перенесут остатки добычи, подберем всем по поясу и ножу. Нужно будет обязательно носить все это, как знаки вашего статуса. Чтобы местные видели в нас ни непонятных чужаков, а свободных, пусть и пока немного не похожих на них людей. Хочу напомнить, что десять гельдов – сумма немаленькая. Имейте в виду, что девчата, которые у нас тут по очереди ежедневно суетятся, зарабатывают по одной-две монеты в месяц. Понятно, что всего по несколько часов, и для такой легкой работы это считается совсем неплохо. Довольны и они, и их родители, но оценить стоимость серебра я думаю, у вас получится.
– Откуда такое богатство? – отвлеклась Наталья от изучения потертых надписей на дензнаках.
– Помните, говорил про добычу? Мы же тогда, своим неожиданным вмешательством, придавили, как минимум девятерых. При этом очень хорошо снаряженных. И по местным меркам, это означает, что еще и очень дорого вооруженных. Среди них были телохранители предводителей и опытные воины из первых шеренг. Мы даже ранили и придавили ногу одному из их жрецов.
Меня тут заверили, – снова оживился Игорь, – что если бы не это, фризам бы так легко отделаться не удалось. Желтокожие жрецы, их было двое, в таких звериных масках, считаются жуть какими опасными. Так вот, «нашего» – они добили без потерь, а на совести второго – четверо из шести убитых во всем сражении. Так что за этот подвиг, местная дружина не только поддержала решение ярла, передать нам оружие и вещи побежденных лично нами, но и их долю с придавленного жреца, а это очень существенная сумма. Если бы я, конечно, продал его шмотки, – заговорщицки подмигнул комбинатор. – Но и так неплохо выходит. Смотрите-ка…
Журналист придвинул лежащий на столе свой богатый пояс и снова извлек клинок.
– Обычный хороший меч с ножнами стоит семь дюжин монет. Вдумайтесь, молодой наемник и за год не заработает! А этот, снятый с «нашего» жреца – стоит не меньше десяти-двенадцати дюжин. И плюс пояс, который оружейник ярла оценил монет в 25-30.
– И насколько… в общем, неплохо? – оживилась бухгалтер.
– После распродажи всего, что мне посоветовали скинуть, у нас, по моим прикидкам, появилось около трех кг серебра. Из них «неприкосновенный запас» – почти три марки37 или 420 гельдов монетами – неслабая сумма. И есть еще чуть больше двух килограмм всякого хлама. Это еще примерно на шесть с половиной – максимум семь марок. Можно даже какое-то дело придумать, хотя здесь, в Эверберге, живут и работают только члены племени.
– Да, я еще сделал несколько ответных подарков ярлу. За гостеприимство. Вы не в курсе, конечно, но он же нас принимает, как близких родственников. Смотрите: поселил отдельно и уж никак не в тесноте – у нас двенадцать жилых комнат и этот зал, – всего лишь на четверых. А кормят не то, что не хуже его хускарлов, у которых статус очень не простой, а практически, как их десятников.
– Ладно тебе оправдываться, – толкнула его в бок Наталья, – мы же видим, ты тут как свой стал. Надо было – значит надо!
– Убедил, повод праздновать точно есть. Давайте, уже выпьем что ли?! – предложил Анвар под смех остальных.
* * *
Прошлой ночью Игорь надо признаться согрешил.
О, нет, не подумайте чего совсем плохого! Он не крался по ночным коридорам цитадели и не сгребал трясущимися руками все, что плохо лежит. Естественно, не убивал и не лжесвидетельствовал. Если быть точным, речь шла о прелюбодеянии, хотя сам попаданец предпочитал даже мысленно использовать слово «разговелся». В его оправдание стоит заметить, что случилось это хоть и под вино, но зато впервые за все время в новом мире.
Пожалуй, еще можно было бы поставить в вину, что в некий кульминационный момент тот несколько раз произнес имя Господа всуе, но не судите строго, вряд ли парень так уж связно соображал в этот момент. Вообще, нельзя не признать, что три недели воздержания все-таки оказались бы и вовсе штукой неподъемной, если бы не ежедневная тяжелая работа в дружинной оружейной мастерской и тренировки последних дней…
Первые дни в Эверберге, после того, как правитель формально передал их долю добычи и предложил за небольшую долю привести в порядок всю эту кучу окровавленных мечей, копий, ножей и брони, журналист впал в детство и все свободное время бродил вокруг мастеров. Еще через день прибавилось участие в оплаченной подгонке под его размеры дорогой кольчужной брони убитого жреца.
Довольно легко освоивший какой-то минимум слов, парень втянулся в местную атмосферу мужского братства, преклонения перед красотой боевого железа, и вдруг осознал, что ему там просто нравится. Ежедневные беседы с ярлом, наверное, благодаря «мосту разумов», оказались серьезным подспорьем в языке. По крайней мере, он был уверен, что говорит на фриза намного лучше любого из своих спутников.
В итоге всей этой толкотни, уже через неделю местные ветераны, которым льстила явная заинтересованность рослого чужеземца, решили, что меч у него, безусловно, отличный и стал бы впору даже великому хевдингу, но этого мало и поделились мыслями с кем надо. Поэтому ничего удивительного, что уже наследующий день, во время очередной посиделки с ярлом, в тронном зале появился капитан дружины, и в свойственной ему грубоватой манере поинтересовался, умеет ли уважаемый гость биться мечом. Не начавшийся диспут завершился рекомендацией исправить эту глупость.
– Ингвар, время, конечно, упущено и будет намного тяжелей научиться, но броня у тебя очень хороша, потому в случае чего – сразу не убьют, а как не зарезаться самому – мы тебя научим, – хохотнул Дитмар. – Шансы выжить в бою у тебя будут.
Вот после нескольких дней суеты под 18-20-килограммовым грузом боевого железа, после такой непривычной, но волнительной потогонки, Игорь и оказался участником спонтанной вечеринки.
Его спутники, осознавшие, глядя на кучу серебра, что дела их намного лучше, чем казалось, самозабвенно ринулись веселиться. Груда персиков стремительно таяла под некрепленое светлое винцо, но народ все равно очень быстро захмелел.
Первая половина тяжелого трехлитрового кувшина была выпита едва ли не в полчаса. Случилась даже пара попыток запеть, но голоса так гудели под высокими каменными сводами, что напрочь убивали ощущение уюта в колыхании единственного факела. Как-то само собой темп праздника замедлился и, смакуя сладкий бледно-желтый напиток, народ принялся вслух размышлять на тему будущего.
Через какое-то время, Игорь поймал себя на остром желании схватить и вжать в себя, растворить эту молодую русоволосую женщину. Такую тонкую, бесконечно нежную, и в то же время далекую от хрупкой беззащитности. Он с такой невыносимой жадностью мечтал к ней прикоснуться, что пришлось даже сжать кулаки, чтобы суметь удержать руки на месте и хотя бы не накрыть ее тонкие длинные пальцы, неуверенно и задумчиво теребящие края глубокой деревянной чащи.
После недавнего тоста за удачу, вина в ней осталось едва на глоток, поэтому время от времени они соскальзывали, и начинали бродить, исследуя обнажившиеся стены. Не выдержав этой болезненной слежки, мужчина сначала с силой зажмурился, а потом медленно и осторожно, стараясь не привлечь внимания странной порывистостью, отвернулся.
Промучившись еще почти час и выпив до дна несколько глубоких порций, Игорь осознал, что смысла сидеть нет. Прежняя бесшабашная веселость сегодня больше не вернется, а значит лучше пойти и, хотя бы выспаться. Все так же опасаясь смотреть на девушку, он сосредоточился на желании не выдать неуместное замешательство. Собравшись с силами, и пропев несколько строчек из «Черного ворона» сопровождаемый отзывчивым эхом, наконец-то справился с волнением и решил, что голос теперь «не даст петуха».
– Дорогие друзья, – приподнимаясь, начал он тоном эстрадного конферансье. – С глубокой скорбью и неизъяснимой радостью доношу до вашего сведения, что уже поздно, и вынужден вас покинуть. Радость в этом факте нахожу в том, что чем раньше засну, тем быстрее смогу проснуться, и снова насладиться созерцанием ваших приятных, а в большинстве своем – еще и прекрасных лиц!
Сопровождаемый смешками и подтруниванием про не умеющую пить молодежь, журналист начал выбираться из-за стола. Огибая пятиметровую громаду, воспользовался тем, что находился вне света факела и бросил прощальный взгляд на Катерину. И чуть не споткнулся завороженный ее призывным взглядом.
На мгновение, его захлестнул восторг, откуда-то хлынула уверенность, что она обязательно придет сегодня ночью. Глубокая «хмурая» складка на лбу выдавала, насколько девушка раздосадована уходом. Но тут Катя, очевидно, что-то уловила, и даже Шерлок Холмс не смог бы рассмотреть следов гнева на ее лице. Однако Игорь этого уже не видел. Он уходил в твердой уверенности, что нынешняя ночь будет намного лучше, чем многие другие.