Поцелуй получился странный и короткий. При этом стоит заметить, что мог бы получиться ещё короче, если бы мой спаситель быстрее ориентировался в столь динамично изменяющихся обстоятельствах. Но ориентировался он плохо и крайне медленно реагировал на изменения происходящего. Спустя несколько секунд он постарался отпрянуть, но мои руки, обнимающие его, не позволили этого сделать. Было довольно странно целовать не отвечающего на поцелуй мужчину, но в этом было и нечто интригующее: мне стало интересно, как выглядит обладатель этих мягких губ, колючей щетины и сильных неаккуратных рук. Стало интересно настолько, что одной рукой я погладила его по волосам. Вернее сказать, не погладила, а пощупала, стараясь представить, как он выглядит и какого они цвета. Волосы его оказались коротко стриженными, что лично меня огорчило, поскольку мужчины с волосами где-то до плеч всегда казались мне более привлекательными и желанными. Зато он был хотя бы не чисто выбрит, и мысленно я поставила плюсик. А ещё у него было очень мягкое тело. Вообще-то мне всегда нравились мужчины более подтянутые, с рельефными, пусть и не очень накачанными, мышцами и стройные, но этот показался мне удивительно милым, хотя фигура его была далека от идеальной. Он не был толстым, но изгибы его тела казались плавными, плечи покатыми, и вообще мне подумалось, что спортом он если и занимается, то очень редко и лениво.
– Что?! – чей-то визгливый крик врезался в сознание, заставляя поморщиться.
А так всё удачно начиналось… Организм достался вполне пригодный для существования, явно к магии неадаптированный, хотя податливый и влиять на него можно, а, значит, смогу вести привычный образ жизни. Мужчина, опять же, спас меня, да ещё поцеловал. Вполне приятное начало моего маленького путешествия. А тут – девичий крик, явно негодующий и возмущённый. Очень некстати.
Крик этот подействовал на моего спасителя весьма отрезвляюще. Не знаю, о чём он думал до этого, но сейчас среагировал вполне резво: схватил мои руки за запястья и отцепил от себя. Получилось это у него тоже достаточно грубо, совсем не так, как следовало бы обращаться с девушкой, пусть даже и в состоянии крайней обеспокоенности за её жизнь и здоровье. Поцелуй пришлось прервать, но это не очень-то расстроило меня: теперь, наконец, я могла увидеть этого человека, и на этот раз никакое солнце не могло помешать мне сделать это. Я распахнула глаза и уставилась на парня, чуть прищуриваясь. Единственное, что я могла сказать о нём в тот момент – он был похож на мокрого суслика. Да, на перепуганного мокрого суслика. Его волосы, хоть и были коротки, облепили голову и лоб, с них капала вода, а небольшие удивительного переливчатого оттенками холодного серого и голубоватого цвета глаза смотрели на меня ошарашено. Излишне крупный нос блестел каплями воды, а рот оставался приоткрытым – наверное, в таком положении его губы находились всё время, пока я его целовала, и он так и не удосужился сомкнуть их.
– Что ты делаешь?! – спросил он, и голос его уже не был взволнованным, скорее, раздражённым и непонимающим, хотя глаза продолжали смотреть безумно.
– Целую тебя… – растерянно ответила я и попыталась оправдаться, напомнив: – Ты же первый начал…
– Я не целовал тебя! – возмутился спаситель. – Я пытался сделать искусственное дыхание!
– Да? – искренно изумилась я и поджала губы, поскольку в первую секунду мне стало обидно.
Зато в следующую меня захлестнула волна жгучего стыда. И призывы разума о том, что нет никакой разницы, что произойдёт в этом мире за этот день, ничуть не помогали. Он просто пытался запустить мои лёгкие. Ну конечно, ведь парень напуган, потому что его подруга, или знакомая только что почти утонула на его глазах. Вернее, она-то и утонула, но я… Парень смотрел с таким ужасом, что совершенно игнорировал крики девицы с берега, хотя когда она крикнула в первый раз, он явственно вздрогнул. А она тем временем орала так, что уши мои глохли, и даже хлюпающая в них вода не помогала избавиться от криков:
– Макс! Что ты делаешь?! Да как ты, скотина небритая, можешь так поступать?! Это противоестественно!
Что было противоестественного в поцелуи между парнем и девушкой я не поняла, и, пораскинув мозгами, осторожно спросила:
– Ты мой… брат?
– Ага, по несчастью я твой брат, – отозвался он, хмуро вздохнув и потерев руками щёки, видимо, пытаясь прийти в себя. – Ты как?
– Я в порядке… – пробормотала я. – Но ты – кто? В смысле, мне ты кто? Ты мой парень? – я смотрела на него столь наивно, что, кажется, он решил ответить честно и не задумываясь, так как вопрос мой его, кажется, не удивил.
– Никто, Лера… Чтобы спасти тонущую девушку не обязательно быть её парнем или братом…
Сказав это, он словно что-то осознал, и потому уставился на меня, как на сумасшедшую. Так, всё-таки мой вопрос удивил его, когда дошёл до него.
– Лера, – он посмотрел на меня строго. – Как меня зовут?
– Макс, – ответила я уверенно, так как к нему только что так обращалась девица, и он облегчённо вздохнул.
– Просто ты так спросила, что я подумал… – начал пояснять он, но бросил эту затею. – Короче, неважно, что я подумал… Важно, что с тобой всё нормально!
Он сидел рядом со мной на коленях, по-прежнему держа за запястья. Видимо, Лера здорово напугала его, и потому все его мысли и движения были какими-то необдуманными и заторможенными. Я не успела ничего ответить, поскольку шорох крупного песка под чьими-то ногами заставил меня посмотреть в сторону, откуда прежде доносились возмущённые крики, а теперь слышались торопливые шаги. Девушка, что стремительно приближалась к нам, держала в руке свои туфли, сама шла босиком, а через плечо её была перекинута сумочка. Лицо её было перекошено от злости, костлявые кулачки сжимались, а длинные волосы практически белого цвета развивались на ветру. Наверно, у неё должен был быть грозный вид, но мне тогда она показалась интересной, как и всё в этом мире. Начиная со странной одежды, которая являла собой платье, призванное подчеркнуть все достоинства фигуры и заканчивая ушами, в которых блестели на солнце прозрачные камни. Наверно, она была красива, по крайней мере, по понятиям нашего мира. Я засмотрелась на её расшитую какими-то переливающимися нитками сумку и совершенно не заметила, как она оказалась рядом с нами и, недолго думая, залепила Максу пощёчину. Если он и не был к этому готов, то уж точно не настолько, насколько не был готов к поцелую, и на лице его отразилось лишь едва заметное раздражение, и то я не успела хорошо разглядеть, поскольку парень отвернулся. Девушка же тоже не стала больше ничего говорить и предпринимать, а, окинув гневным взглядом и меня, и Макса, пошла от нас в сторону, быстрыми шагами и нервно передёргивая плечами, словно ей до омерзения было противно видеть этого парня с Лерой.
Макс некоторое время глядел ей вслед, а потом снова повернул голову ко мне, и я увидела, что кожа на его небритой щеке чуть покраснела от удара – рука у девушки была нетяжёлая, но ударила она явно со всей силы и от души.
– Это из-за меня, да? – тихо спросила я, виновато опуская взгляд на крупный песок, коим было усыпано побережье.
– Ты проницательна, – усмехнулся Макс, но тут же, оценив искренность моего взгляда, который я всё же подняла на него, чтобы проверить, не злится ли парень, вздохнул: – Всё нормально. Она просто не поняла, что ты тонешь, и… Не переживай, я понимаю, что после такого ты немного не в себе…
***
Макс геройствовать не любил. По правде говоря «не любил» – не совсем точное определение: парню просто до этого не приходилось кого бы то ни было спасать или помогать, когда от его помощи зависело столь многое. И надеялся, что не придётся и в дальнейшем. Он, как и всегда в этот день недели, в перерыве между парами отправился на пляж со своими друзьями и с девушкой, которую теперь и был вынужден ждать. Все разошлись, кроме него, долго собирающейся кокетливой Алёны и Лерки, любительницы поплавать, пока силы не станут на исходе. Парень сидел на собственном рюкзаке и задумчиво пересыпал из руки в руку крупный песок, временами глядя на залив, вода в котором отражала яркий свет так, что приходилось зажмуривать глаза. Сперва Максим даже не понял, что с Лерой что-то не так: он представлял себе тонущего человека совершенно по иному, и потому наивно полагал, что раз девушка не зовёт отчаянно на помощь и не размахивает руками в попытке привлечь внимание, то значит, всё с ней в порядке. Парень наблюдал за тонущей Лерой, не подозревая, что видит последние секунды её жизни. Да, он почему-то наблюдал за ней, на время отвлёкшись от пересыпания песка, тем более откуда-то приплывшее облако затмило слепящее светило, и можно было смотреть на воду и, как следствие, на Лерку. Он смотрел на неё неосознанно, просто потому, что больше не на кого было: Алёна ушла за старый ветхий тир, чтобы переодеться, а Макс ожидал её, временами едва заметно морщась от несильной, но столь напрягавшей его боли.
Когда он, наконец, сообразил, что с Лерой неладно, было уже слишком поздно, но не знавший этого парень, не долго думая, метнулся в воду, успев с сожалением подумать о том, что только высохшие трусы снова намокнут. Больше раздумывать было некогда, поскольку все свои силы парень бросил на то, чтобы как можно скорее добраться до тонущей девушки, уже скрывшейся под водой. То, что она ушла под воду с головой, весьма не понравилось Максу, и он постарался ускориться, хотя сердце его и так бешено колотилось, и сам парень едва успевал набирать воздуха в лёгкие, настолько спешными были его движения. Ему казалось, что тело его совершенно не поддаётся ему и не скользит по воде, а увязает в ней, как в грязи. От этого ему чудилось, что он добирался до Леры вечность, хотя на деле оказался рядом с ней довольно быстро, поскольку ветер и волны сыграли на руку молодому человеку, приблизив тело девушки к нему и позволив выиграть несколько десятков секунд. Макс не знал, что уже можно не спешить, и потому торопился. Оказавшись рядом с ней, он поспешно вытянул девушку на поверхность так, чтобы она могла дышать, если бы она дышала. Все действия Макса были чисто интуитивными, что нужно делать и как поступать правильно, он понятия не имел, просто очень испугался за Леру, как, впрочем, испугался бы за любую другую мало-мальски знакомую или, может, даже и за незнакомую девушку. Впервые оказавшийся в такой ситуации парень, подхватив Леру за подмышки, потянул её к берегу, благо глубина позволяла ему стоять ногами на дне. Кажется, он всё время что-то говорил Лерке, беспрестанно ругаясь, задыхаясь, но не останавливаясь ни на секунду. Макс плохо помнил, что именно говорил и что пытался донести до бесчувственной девушки, но говорил он много, звал по имени в глупой надежде, что она ответит, но Лера не отвечала.
Макс пытался вспомнить, что полагается делать с теми, кто только что тонул, и тихо ругался себе под нос: ведь висит же много где плакат с инструкцией по спасению утопающих! Везде, где ни попади висит, а здесь его поблизости нет! И почему он, Макс, столько раз скользя по подобным плакатам взглядом, ни разу не удосужился изучить его? Что там вообще могло быть? Непрямой массаж сердца? Опасно, Макс не мог утверждать, что ничего не сломает Лере, в выносливости костей которой он уверен не был. То, что второе пришло в голову, показалось Максу действенным и безопасным. Он принял решение быстро: искусственное дыхание: то, что не принесёт вреда и то, что он никогда в жизни никому не делал. Но что-то предпринять в любом случае было необходимо, и парень не стал долго раздумывать, решив, что разберётся по ходу дела и поймёт, что нужно делать. Он выволок Леру на песок и практически бросил на него, опустившись рядом. Он приготовил руку для того, чтобы зажать в нужный момент нос девушке, и склонился над ней. Каково же было его удивление, когда, стоило его губам коснуться прохладных от долгого купания губ Леры, как та неожиданно прильнула к ним с поцелуем и даже попыталась не то погладить своего спасителя по голове, не то схватить за неподходяще короткие для этого волосы. Парень не сразу сообразил, что к чему, застыв от изумления и смятения. Лера что, разыграла его? Заставила перепугаться и кинуться за ней? По всему выходило, что так оно и есть, поскольку даже скромных познаний Макса хватало, чтобы понять, что так быстро в себя не приходят после подобных происшествий, а если даже допустить, что приходят, то точно в первые секунды должно тошнить водой, а не просыпаться желание целоваться с первым встречным. Да, Лера, очевидно, прикинулась, искусно, надо заметить, прикинулась тонущей. Но зачем? Он ей, равно как и она ему, всегда был безразличен, даже если они оказывались в одной компании, так что вариант о том, что Лера знает, кого целует, отпал сам собой. Но, с другой стороны, кроме него на побережье никого не было, и на что рассчитывала Лера и какие цели перед собой ставила, он никак понять не мог, позволяя целовать себя и постепенно успокаивая колотящееся в груди сердце: она хотя бы жива, а выяснить отношения и потребовать от девушки ответа за свой глупый поступок можно позже.
Размышляя об этом, парень невольно ловил себя на мысли, что целуют его вполне искренне, исходя из чего Макс пришёл к выводу, что Лера могла и не прикидываться, а он ошибочно полагал, что так быстро невозможно прийти в себя. Это показалось ему правдоподобным, поскольку при таком раскладе можно было решить, что Лера просто решила отблагодарить своего спасителя, хоть столь странный вид благодарности и казался парню совершенно неуместным, но он не отстранялся, поскольку его мысли, такие разные и такие лихорадочные, мешали ему действовать. Леру бездействие парня, казалось, ничуть не смущало, и её поцелуй одними губами длился бы ещё долго, не будь прерван криком Алёны, о существовании которой на этом пляже Макс временно позабыл от переизбытка эмоций. Возглас Алёны, возмущённый и визгливый, заставил парня слегка вздрогнуть и оглянуться на сердитую девушку, чья точёная фигурка в оранжевом обтягивающем платье с глубоким декольте приближалась по песку. Макс краем глаза глянул на Леру, полагая, что она, может быть, рада тому, что Алёна ревнует. Это вполне могло быть её целью, ведь яркая и кокетливая Алёна со слегка стервозным характером никогда не ладила с Лерой, предпочитающий образ милой, общительной девушки, у которой имелся некий призрачный парень, в существование которого слабо верили, зато сама Валерия была ему верна и ни на кого больше, как на мужчину, не смотрела. Однако Лерка смотрела на Алёну, будто видела ту впервые и искренне недоумевала, отчего та сердита. Макс нахмурился: вряд ли спасённая была столь хорошей актрисой, а это означало, что с ней могут возникнуть проблемы. Но о ней парень решил подумать позже. Сердитая Алёна шла к ним, при этом старалась идти красиво, и Макс заворожено глядел на неё, раздевая глазами. Эта девушка ему нравилась, нравилось спать с ней и просыпаться поутру одному, поскольку, хоть им и было нужно ехать в одно и то же место к одному и тому же времени, Алёна всегда просыпалась раньше, чтобы успеть принять душ, нанести всякие крема, накраситься, красиво одеться и появиться на улице, ловя на себе восхищённые или плотоядные взгляды проходящих мужчин. Макс никогда не ревновал, поскольку отлично понимал, что однажды их отношения закончатся, и, скорее всего, по инициативе девушки. Его устраивало всё, и терять Алёну прямо сейчас было бы не очень удачно. Как же всё не вовремя! Да, однажды они бы расстались, то есть, это вроде даже входило в его планы на ближайшее будущее, но именно сейчас оставаться одному Максу не хотелось, поскольку он, повинуясь неумолимой логике, был вынужден признать, что скоро неминуемо рядом с ним никого из друзей и подруг не останется. Но логика и крики разума о том, что всё сейчас происходящее, к лучшему, услышаны душой следящего за Алёной парня услышаны не были, и ему было неприятно, что его девушка допустила мысль о том, что он, не страдающий от недостатка женского внимания, мог бы целоваться и иметь отношения с Лерой, высокой, стройной и в принципе красивой девушкой, но которую он, Макс, всегда считал странной и с ней ему никогда не хотелось пообщаться ближе, чем это у них получалось в общих компаниях, где Макс на девушку особого внимания не обращал, хоть она и являлась неизменным дополнениям к его посиделкам с друзьями, но была словно частью антуража. Максу не нравилось, что Алёна плохо о нём подумала, тем более, что он, несмотря на многие свои недостатки, никогда никому не изменял, считая это низким, и предпочитал закончить одни отношения, если назревали другие. Это было связано не столько с благородством, сколько с нежелание наживать проблемы. По этой же причине парень предпочитал, чтобы бросали его. Это всегда можно было легко устроить, и при этом заставить кого-то чувствовать себя виноватым, оставаясь при этом милым и правильным. То, что Алёна не станет слушать объяснений, а если и выслушает, то не поверит, было очевидным для парня, но попытаться исправить ситуацию стоило. Незаслуженная, и потому обидная пощёчина, которой Алёна наградила его, стоило ей оказаться рядом, едва не разозлила Макса, и он прикрыл глаза, стараясь не дать злости подняться откуда-то изнутри и задушить её на корню. Нельзя ругаться и доказывать с пеной у рта, что Алёна не так его поняла, тем более, что парень знал, что не только рассердил, но и расстроил девушку.