- Я передам, - Корди уныло поковыряла палубу носком ботинка, - Ну, я пошла варить акулье зелье, да?
- Иди, иди, рыбешка… - Дядюшке Крунчу было не до нее. Он вновь приставил бесполезную подзорную трубу к объективу глаза и принялся всматриваться в стремительно темнеющее, обложенное серыми и темно-синими облаками небо.
Соскочив в несколько легких шагов с квартердека, Корди прошипела под нос:
- «Малефакс»!
- Я здесь, юная ведьма, - он опять ухмылялся, - Что тебе нужно от презренного корабельного духа?
- Зачем ты это сделал? – едва не простонала она.
- О чем ты? – при желании гомункул мог валять дурака ничуть не хуже Габерона.
- О зелье! О чертовом акульем зелье! Ты же знаешь, что я не умею его варить!
Усмешка гомункула пощекотала ее пушистым хвостом по щеке и подбородку.
- Поверь мне, это сущая ерунда. Раз уж мы с тобой справились с зельем для топки, то и акулье зелье уж как-нибудь сообразим, а?
Надежда зажглась в сердце Корди крошечным отблеском маяка в штормовой ночи.
- Ты знаешь рецепт?
- Я знаю все, - высокомерно заявил «Малефакс», - Ну или, по крайней мере, достаточно, чтоб ты не угодила впросак. Записывай, для десяти галлонов акульего зелья нам потребуется коум чешуи форели, высушенной три месяца, но только коричневой, желтую надо отобрать. Три минима апрельской бури. Тройская унция измельченных костей угря. Два скрупула утренней росы, собранной с дубовой доски. Дыхание лентяя – около двух потлов. Так, что еще… Восемь жидких унций китового жира, но только не прогорклого. Две трети джилла слез моллюска. Настоянный запах чайной розы, выдержанный не меньше года. Утренний сквозняк из графской спальни. Пинта подкисшего молока.
Корди чуть не взвыла.
- Помедленнее! Ты же знаешь, я терпеть не могу этих академических словечек! Унции, джиллы, потлы…
«Малефакс» приподнял бровь. Корди ощутила это как скользновение прохладного ветерка по щиколотке.
- Но ты же ведьма. Ты должна знать академическую систему мер – сыпучих, жидких и твердых. Ты должна знать алхимические наименования всех препаратов и основы молекулярного строения.
По языку разлилась такая тошнотворная кислота, словно Корди сама выпила пинту подкисшего молока. Или даже целый галлон.
- Ты же знаешь, - пробормотала она, глядя за борт, где мерно колыхались багровые облака, - Никакая я не ведьма. Я источник неприятностей и уничтожитель всего ценного. Я умею только превращать хорошие вещи в марципан, бисквит и крем-брюле. Мне в жизни не сварить акульего зелья.
- Мы сварим его вместе, юная ведьма, - пообещал «Малефакс», - Это будет нашим секретом.
Корди улыбнулась, отчего противный вкус во рту растворился без следа. Как там говорила мама, хорошая улыбка может скрасить даже вчерашний рыбный суп... В этом она была права. От искренней улыбки во рту появляется привкус миндаля, мяты и корицы.
- Принимаю вашу помощь, милорд, - Корди сорвала шляпу с огромными полями и торжественно расшаркалась посреди пустой палубы, - Кажется, у нас с вами уже прилично накопилось секретов, а?
За ее спиной раздался приглушенный звук, похожий на хлопок запутавшегося в парусине ветра. Или чей-то негромкий вздох.
* * *
- Я думал, мы собираемся варить акулье зелье.
- Так и есть.
- Ты уверена, что капитанская каюта подойдет для этого наилучшим образом?
Корди смутилась и намотала на палец первый попавшийся хвост, скрепленный бечевкой.
- Я… случайно.
- Случайно можно перепутать нижний фор-марсель с верхним. Или левую ногу с правой, - «Малефакс», кажется, откровенно забавлялся, наслаждаясь ее замешательством, - Но случайно оказаться в капитанской каюте?..
- Дверь была приоткрыта, - попыталась оправдаться Корди, - А я пробегала мимо. Ну и…
- Ну и залезла в каюту Ринриетты, понимаю, - гомункул ухмыльнулся столь явственно, что у Корди даже кожу защипало, - Что ж, не могу тебя винить, юная ведьма. В прошлом тебе, кажется, не раз приходилось оказываться где-то по чистой случайности, просто пробегая мимо…
Это уже было нарушением правил.
- «Малефакс»! – Корди сжала кулаки, оглядываясь, но ни единой точки для их приложения вокруг не было – в капитанской каюте она была единственным живым существом.
Очень глупо молотить кулаками пустоту, даже если это – насмешливая, ехидная и обладающая самым коварным нравом пустота.
- Извини, я перегнул палку, - вздох гомункула прозвучал почти искренне, - Не думал, что ты отличаешься такой чувствительностью, Сырная Ведьма.
Последние слова «Малефакса» прозвучали так резко, что у Корди перехватило дыхание. Так бывает, если сунуть нос в склянку с перцем и неосторожно понюхать.
- Не называй меня так.
- Тысяча извинений, юная ведьма. Ого, как сверкают у тебя глаза. Готов поспорить, был бы я материален, ты уже превратила бы меня в сливочное мороженое.
- Я не хотела сюда заходить, честно, - Корди стерла палубную сырость с лица рукавом рубашки, - Просто я… Кажется, я уже скучаю по Ринни. И не говори, что ты не скучаешь!
- Она покинула борт всего шесть часов назад.
- Я знаю. Но мне кажется, словно уже прошло шесть дней.
В капитанской каюте царил ровно тот же порядок, что обычно. А точнее, крайне странное сочетание педантичного порядка, от которого за милю пахло университетом Аретьюзы, с самым бессмысленным и хаотическим беспорядком, который только можно вообразить. Аккуратно разложенные книги соседствовали с грозными саблями и хищными рапирами, разбросанными по всей каюте. Навигационные справочники лежали на клавесине ровными стопками, вполне органично соседствуя с ореховой скорлупой и пустыми консервными банками, а пустой аквариум, как и прежде, составлял единую композицию с тщательно смазанным мушкетоном и кипой дамских журналов. В углу обнаружилась бочка с кривой надписью «ПЫЛЬЦА ФЕЙ И ОКУЛЬИ ЖУБЫ НЕПРЕКАСАТСЯ. КОРДИ», при виде которой ведьма ухмыльнулась.
- Так вот куда я ее дела…
Единственными предметами в сложной обстановке капитанской каюты, разложенными в безукоризненном порядке на столе, были навигационные приборы. Видимо, сказалась суровая школа Дядюшки Крунча и Пиратский Кодекс. Корди не без благоговения взяла капитанский секстант – он всегда восхищал ее своим строгим изяществом, свойственным только очень сложным инструментам, выгнутой серебряной шкалой и миниатюрными слюдяными глазками-линзами. Рассеянно вертя его в руках, Корди застыла посреди каюты, забыв про акулье зелье.
Ринриетты давно не было в каюте, но остался ее запах. Строгий, не очень женственный запах ее духов, отдающий соленым ветром, и терпкий запах тянучки со вкусом вяленого сома.
- С ней все в порядке, - иногда «Малефакс» демонстрировал способности к чтению мыслей. А может, просто отличался хорошей наблюдательностью, - Через несколько дней вы встретитесь в Порт-Адамсе. Кстати, на твоем месте я бы занял местечко на пристани с самого рассвета. Поздравить ее соберется столько народа, что и не протолкнуться.
- Я знаю, - Корди вздохнула, украдкой мазнув рукавом клетчатой рубахи по углу глаза, - Ринни со всем справится. Она самый сильный, дерзкий и хитрый пират во всем небесном океане, так ведь?
- Несомненно.
- Мне… мне скучно без Ринни.
- Я тоже скучаю по нашей прелестной капитанессе, - заверил ее «Малефакс», - Да и кто не скучает? Даже Шму стала выглядеть как призрак самой себя, теперь она излучает в окружающее пространство столько уныния, что стоит нам подойти к ближайшему острову, как там начнется эпидемия черной депрессии…
Корди рассеянно провела пальцем по секстанту. Серебряная шкала на ощупь была холодна, как высотный ветер. Что, если Ринриетта не вернется? У нее теперь есть самый современный формандский корабль, сплошь железный, с послушным и исполнительным гомункулом, с кучей пушек – мечта любого пиратского капитана. К чему ей возвращаться на «Воблу»? Чтоб снова слушать опостылевший скрип мачт? Снова бороться с голодным вомбатом за последнюю гренку? Снова ругаться с Дядюшкой Крунчем из-за непредсказуемого норова баркентины, которая иногда выглядит скорее жертвой опытов тридцати трех ведьм, чем воздушным кораблем?
Ринни молода и полна решимости отыскать свое Восьмое Небо. Новый корабль поможет ей в этом куда больше развалюхи «Воблы». И ее никчемной команды, именуемой Паточной Бандой. Одной ей будет проще.
Корди обнаружила, что сжимающие секстант руки дрожат. Точно держат не несколько унций металла и дерева, а тянут канаты, поднимающие огромные паруса. И горло перехватило, точно она попыталась проглотить кусок недоваренного рисового пудинга, а тот застрял комом и не лезет ни туда, ни обратно…
- А что, если она не вернется? – Корди мотнула головой, чтоб закинуть за плечо особо досаждающий хвост, - А, «Малефакс»? Она ведь может не вернуться. К чему ей мы? И весь этот хлам… Дурацкий корабль, старый голем, девчонка-ведьма, которая сама даже мыла не сварит…
- А еще трусиха-ассассин и самый досаждающий корабельный гомункул во всем северном полушарии, - улыбка «Малефакса» прошуршала по капитанской каюте проказливым майским ветерком, - Не разводи сырость в капитанской каюте, Ринни нас не бросит. Есть вещи, которые не бросают.
- Даже ненужные? – Корди шмыгнула носом. Вышло как-то само собой. Дурацкий нос, в следующий раз надобудет нарочно подставить его северному ветру, чтоб насморком его проняло…
- Мы чаще всего любим именно ненужные вещи, юная ведьма. Нужные вещи мы ценим, это рациональное чувство. А любим исключительно ненужные. Никто не может этого объяснить. Никто и не пытается.
- Ненужные вещи рано или поздно забывают, - Корди попыталась улыбнуться, но проклятый нос все хлюпал и хлюпал, - Как я забыла здесь эту проклятую бочку с зубами…
- Никто ничего не забудет, - мягко сказал «Малефакс», - Кстати, ты знаешь, что у гомункулов превосходная память? Мы помним контуры тысяч островов и миллионы воздушных течений. Мы помним то, что происходило с кораблем на протяжении десятилетий. Так вот, я уверен, что Ринриетта не хуже меня помнит один дождливый день на Эклипсе, около двух лет назад…
- Так давно?
- Почти что вчера по меркам гомункулов. Но, кажется, очень много для людей. А у меня записано все в мелочах. Хочешь, прочту выдержку из судового журнала?.. – «Малефакс» театрально откашлялся и продолжил своим обычным тоном, - Впрочем, самое интересное обычно в журналы и не попадает, хоть надолго и запоминается. Например, в журнале не написано, что у самовольного пассажира, пробравшегося на борт «Воблы» в грузе сушеного хека, был вид как у перепуганного лягушонка. А еще он был мокрым до нитки и в таком жутком тряпье, что им было бы страшно драить палубу.
Корди улыбнулась. Улыбка получилась слабой, но от нее во рту появился привкус ванили. От хорошей улыбки всегда делается вкусно.
- В тот день шел дождь. А еще я очень испугалась, когда увидела Дядюшку Крунча.
- Представь себе, как испугался он! Проверяешь груз, а тут на тебе – какое-то тощее существо размером с налима, причем плачет и жмется к стене!
- А Ринни сразу привела меня к себе в каюту. Дала горячего рыбного супа и чай с грогом. Уложила спать на своей кровати, - Корди с нежностью погладила секстант, - Приютила сбежавшую из приюта оборванку. А через неделю сделала ее своей корабельной ведьмой. Еще там был один хитрый каверзный гомункул, который помог ей. Научил тайком, как варить зелье для корабельных машин, рассказал про основы магии, обучил рецептам…
- Да? – судя по интонации, «Малефакс» почесал в затылке, - А вот таких воспоминаний в моей памяти не сохранилось. Как странно. Должно быть, какой-то сбой чар.
Корди рассмеялась и чмокнула губами воздух посреди капитанской каюты.
- Спасибо тебе. Ты до сих пор меня выручаешь, сырную голову.
Гомункул усмехнулся.
- Лучше бы тебе записывать в «Жорнал» рецепты зелий вместо той ерунды, что ты собираешь по всему кораблю. Не сочти за нравоучения, я отпускаю их только по средам, но тебе стоит заняться зельевареньем всерьез. Нельзя полагаться только на интуитивные чары, которые к тому же…
«Малефакс» осекся, постаравшись оборвать фразу, но Корди и так поняла, что он хотел сказать.
- Нельзя полагаться только на моллекулярную трансформацию, которую, к тому же, не умеешь контролировать, да? Не переживай, «Малефакс», я к этому привыкла. Привыкла быть самым бесполезным членом экипажа.
- Прекрати! – в голосе гомункула громыхнула отдаленная гроза, - Ты талантливая юная ведьма, но если будешь относиться к себе подобным образом…
Корди выдавила из себя улыбку. У этой улыбки был вкус протухшего леща.
- Ведьма – это та, кто собирает энергию чар и использует ее для трансформации. Я же лишь порчу то, к чему прикасаюсь. Это не волшебство. Это проклятье.
- Опять ты за свое! Опять начнешь рассказывать про сколотую линзу, как Тренчу? Про то, что тебе никогда не стать настоящей ведьмой?
- Но ведь так и есть, - Корди взялась теребить другой хвост, стянутый парчовой ленточкой, когда-то розовой, но давно выгоревшей на солнце, - Если линза не умеет фокусировать энергию чар, грош ей цена. Никому не нужна подзорная труба, в которую нельзя смотреть.
Ей показалось, что невидимый ветер мягко коснулся ее спины, точно погладил.
- Ни одна ведьма с рождения не способна к моллекулярной трансформации. Ты еще научишься фокусировать энергию, юная ведьма. Надо лишь терпение и…
- Не научусь, - она вновь позорно хлюпнула носом и разозлилась сама на себя, - Я всю жизнь буду превращать вещи в еду! До конца своих дней, понимаешь?! Линза – это тебе не стеньга, из которой можно сделать рею. Если линза деформирована, это все! Ее не обрежешь и не вылепишь заново!
- Я считаю, ты сгущаешь краски, - успокаивающе пробормотал «Малефакс», - Почти как Габерон, когда его приперают к стенке, пытаясь узнать, кто съел весь десерт. Ты еще всему научишься, было бы терпение и практика. Твоя линза еще засверкает на все северное полушарие.
Корди знала, что всеведующий гомункул, знающий наизусть все ветра в небесном океане, ошибается. Но все же осторожно улыбнулась, чтоб успокоить его. У этой улыбки был привкус солоноватой патоки.
- Хочешь новенькую песню? – неожиданно спросил «Малефакс», по-своему истолковав эту улыбку, - Слушай…
Много, много рыбок
Запекли в пирог -
Семьдесят плотвичек
Столько же миног
Сорок три сардинки
Двадцать два бычка
Двести две икринки
Пикшу-толстячка
Трудно непоседам
В тесте усидеть –
Рыбки за обедом
Громко стали петь
Гомункул напевал в странной манере, словно наугад подбирая интонации человеческого голоса, но удивительным образом это звучало мелодично. Корди украдкой захихикала.
Побежали коки
В кормовой чертог
Капитану свежий
Отнесли пирог
Капитан без соли
Осетрину ест
Юнги же буссолью
Кушают зюйд-вест
Не успел он сразу
Взяться за пирог
Как метнулись разом
Рыбки наутёк!
Разнеслись по свету
Словно сквознячок
Да нагадил на пол
Пикша-толстячок
- Ты ведь стащил эту песню, да? – спросила она, отсмеявшись, - Как стащил все предыдущие?
- Какое грубое слово! – «Малефакс» превосходно передал интонацию благородного возмущения, - Скажем так, одолжил у одного каледонийского гомункула. Сейчас ее распевают от Худа до Такомы. Ну как, чувствуешь облегчение? Тоска прошла?
Корди прислушалась к себе. Тоска не прошла, но затаилась где-то в середке, почти затихнув и лишь иногда тыкаясь холодным рыбьим носиком под сердце. Она осторожно улыбнулась, улыбкой со вкусом лимонного пирога.
- Да. Наверно, прошла.
- Вот и хорошо, - по каюте прошел короткий теплый поток воздуха, что могло обозначать у гомункула кивок, - Наша прелестная капитанесса вернется через несколько дней, она напомнит тебе, для чего ты здесь и как много значишь для «Воблы». А теперь подбери сопли и пошли варить акулье зелье, пока акулы не разобрали это корыто на доски!